Вопросы

Ни Рига, ни Дим не решались говорить откровенно. Таня уже находилась в клинике, под присмотром лучших врачей. Они упрекнули Дима в том, что он сразу же не обратился к их помощи.

– Но она вела себя спокойно…

Психиатр укоризненно покачал головой.

– Что с ней будет?

– Нужно пройти курс лечения. И никаких волнений! Тем более – похорон! Вы с ума сошли – подвергать ее психику таким испытаниям! Вы забыли, что она –  не мужчина, не солдат и не может маршировать с вами в ногу.

Дим кивнул. Он не Господь Бог, чтобы отпускать каждому его порцию тревог и волнений. Чувствовал только, что ситуация так и осталась на пике. Не решилась.

Рига засобирался было, а потом передумал.

– Не поеду пока. Неизвестно, что с Таней.

– А с сетью?

– А сеть у меня в кармане.

Напились до потери чувств. Дим уснул в отеле, а Рига – на теплоходе, так и не придя в сознание. Пацаны – кто где. К утру все затихло.

Потом вскарабкалось солнце. Рига очнулся в каюте прогулочного катера, вышел на палубу, постоял, глядя в небо, а потом бултыхнулся прямо в костюме в море – думал, освежит. Но сделалось еще гаже. Он вернулся в отель и переоделся в джинсы и черную майку. Глянул мельком на царапины, воспалившиеся на руках.

Сел на край подоконника и задумался. Уехать, оставив Таню в таком состоянии, он не мог. Хотел, по крайней мере, поговорить с ней. Хотел обратиться к ее… здравому сознанию.

Потому и не было ощущения окончания войны, что вся она велась только за нее. Для нее. Ради нее. Во имя ее жизни. В ее имя. Таня!

Рига закурил нервно и сжал руку, еще помнившую глухие удары о чужие тела. Рига ведь спас ее. Спас? Если бы не Дим, они не вышли бы из дома Дави. Она не пошла бы с ним. А, может, и с Димом не пошла бы, если бы не потеряла сознание.  

Убрать Дима? Забрать себе восточную сеть? Таню? Рига встряхнул волосами… Закончен ли передел? Не думает ли Дим сейчас о том же – убрать Ригу? Забрать себе столичную сеть? Таню? 

На самом деле, сеть должна быть единой. Но дело в том, что и Таня – одна. И его чувство не позволяет делить ее с кем-то. Они не смогут жить втроем – они не выживут.

Зачем она встретилась на их пути? Это Дим приехал сюда – к ней. И нашел здесь Ригу. Как говорит Смол, не было вариантов.

Рига чувствует, что не может уехать, не узнав, как она, не поговорив с ней, не рассказав ей всего – о том времени, которое он провел без нее. Об этом черном времени, освещенном только пожаром в лесу. Тогда, в том пожаре, он хотел погибнуть от отчаяния… Но теперь не хочет! Кто сказал, что он проиграл эту схватку?! Он не проиграл ее! Потому что Дим пока еще  не выиграл!

Таня! Рига сжимает и разжимает кулаки. Мысли о Диме срывают его с места. Дим для него – часть его самого. Ужасное состояние двойственности не дает Риге дышать в привычном ритме. Его сердце всего из двух половин – Дим и Таня. И без одной, и без другой он погибнет.

– А я, прикинь, прихожу такая в «Фортуну» – тебя нет. И пацанов нет. Вообще никого нет. Я офонарела. Стала тебя искать – все молчат, в углы смотрят. Ни хрена себе, думаю! Руст глазами моргает и сказать ничего не может. А ты теперь, подруга, тут расслабляешься – на казенных харчах, – Илона весело засмеялась.

В палате все белое, аккуратное.

– Ты хоть помнишь что-нибудь? – интересуется Илона.

– Все помню. Почему нет? – Таня улыбнулась. – Дети как?

– Соскучились по тебе – кошмар. «Где Таня?», «Где Таня?» Завтра мы все вместе придем.

Илона умолкла. По лицу было видно, что хочет спросить Таню о чем-то, но, помня о строгом предупреждении доктора, не может решиться.

– Таня…

– Что?

– Ты Ригу видела?

– Ригу?

– Он в «Фортуне» еще. Это ведь он тебя спас, ты знаешь? Он организовал поиски.

– И зачем?

– В смысле?

– Чтобы я в дурке лечилась?

– Это не дурка. Это клиника для нервнобольных.

Таня кивнула. Взяла с тумбочки стакан сока и отпила глоток.

– Я понимаю. Я не совсем свихнулась. Просто страшно стало, когда Глеба в гробу увидела. Хороший он был парень. А они все… зачем они меня спасали? Я не хотела спасаться – честно тебе скажу. Но они меня из пожара вытащили, чтобы потом пользоваться. У них свои планы были. Меня никто не спрашивал. Просто теперь решить не могут, кому я достанусь. Вот и все. 

Илона слушала едва ли не с досадой. Но Таня продолжала:

– Тогда, с Дави я поняла это. Знаешь, как я Дима любила – так, что не могла представить ни одного своего дня без него. И судьба меня отталкивала от него именно потому, что берегла меня. А я этого не понимала – шла к нему, шла, через ту площадь. Шла и шла. А Дави как… как отрезал, точнее не скажешь. Нет никакого Дима – есть только памятник герою войны… Так переболело, что уже ничего не заболит внутри. Нет ни одного чувства.

– А Рига?

– А что Рига?

– Он ради тебя здесь.

– А в столице он ради кого был? Рига – убийца. Прирожденный, хладнокровный, профессиональный убийца. Рига – орудие смерти. Конечно, смерть, по-своему, прекрасна. Даже привлекательна. Но это смерть.

Илона покачала головой, пожалев о том, что начала непростой разговор.

– Ты вообще как себя чувствуешь?

– Вообще – никак. Не чувствую себя ни живой, ни мертвой. Зависла где-то…

– А палец не болит?

– Которого нет? Иногда мне кажется, что я его чувствую, и что он болит. Но без него можно легко обойтись. Я уже привыкла.

За окном клиники – ровные, четырехугольные клумбы.

– Я не хочу оставаться одна, – сказала вдруг Илона. – Не хочу быть одна, не хочу спать одна.

Таня взглянула удивленно, потеряв нить ее мысли.

– Не знаю, как мне жить дальше, – закончила Илона совершенно неожиданно.

– А я знаю, – сказала Таня уверенно. – Вот как тогда я поняла, что нужно уходить от Выготцева, так и теперь я точно знаю, что нужно уходить. Пришло время все оставить.

– Тебе же некуда идти.

– Это не страшно. Я знаю, что в «Фортуне» мое счастье закончилось.

– Но тебя никто не отпустит!

– Я никому не принадлежу.

Илоне не хотелось спорить. В этот момент она завидовала Тане так, как не завидовала никогда в жизни – несмотря на ее нездоровье, на ее бледность и ее признания о закончившемся счастье.

Илона поморщилась. Даже слушать Таню не хотелось. Таня… не прежняя девочка-гувернантка, ублажающая старика-Выготцева. Таня – далекая-далекая, словно мираж, который качает ветром в дурманном воздухе. Не вполне материальная. Не Таня.

– Как же Дим? А, Танюха? Не любишь его больше? – спросила Илона все-таки, пытаясь понять, что же лишило ее жизни, оставив одну прозрачную оболочку на память о прежней Тане.

– Я не помню, что чувствовала к нему. И как я это чувствовала. Не помню, как целовала его и как мы занимались любовью. А раз не помню – значит, ничего и не было. Просто однажды я встретила его на площади в столице, и однажды потеряла, спустя некоторое время, здесь, на кладбище.  

Илона пожала плечами. Апельсиновый сок в стакане казался ослепительно ярким рядом с бледным лицом Тани.

– Тебе надо поправляться. Не знаю, сможешь ли ты уехать из «Фортуны», но силы тебе нужны – в любом случае.

– Думаешь, я не смогу уехать? Только эта мысль и держит меня на свете…  

Таня задумалась.

– Я смогу, – повторила снова. – Я смогу. Начну все заново.

Илона, наконец, нехотя кивнула.

– Ну, может.

Выйдя из палаты, в больничном коридоре нос к носу столкнулась с Ригой. 

– Рига?

– Илона?

Она едва не подпрыгнула, чтобы чмокнуть его в щеку. Отвела за локоть к окну.

– Притормози, Рига. Не думаю, что сейчас она готова тебя видеть.

Он сразу понял, напрягся, взглянул из окна – вдаль – мимо всего белого света.

– Она хочет бежать. Она не в себе. Ей некуда бежать, но она мечтает об этом, – продолжала Илона. – Я бы не советовала тебе сейчас тревожить ее.