Мой папа – Штирлиц (сборник)

Сейчас, глядя на меня остекленевшими от коньяка глазами, она вдруг сказала:

– А все-таки ты чокнутая!

Я вздрогнула. Сидевший рядом со мной Вадик, ставший со времен моего отъезда из СССР известным в городе врачом, шепнул на ухо:

– Это серьезный диагноз, не обращай внимания.

А Витек добродушно утешил:

– Та ты не обижайся, Татьяна у меня вредная.

Веселье продолжалось, в пять утра, даже не взглянув на счет, Витек подмахнул его и вызвал шофера, чтобы тот отнес его ужравшуюся половину в машину. Остальные скинулись на такси.

Утром после пьянки голова моя трещала, руки дрожали, свекор принес мне водички с американским аспирином, но тот не помог. О том, чтобы ехать на вокзал, не могло быть и речи. Однако Витек был точен. В десять утра он, как штык, сидел за рулем, въезжая в наш двор. Соседский пацан позвонил в дверь и протараторил: «Дядя Витя ждет тетю Лелю на вокзал ехать», а от себя добавил: «На «мерсе», на шестисотом».

Ах ты, боже мой! Я вскочила, что-то сдернула с вешалки, расчесываясь, сбежала по лестнице. В машине мы с Витьком жаловались друг другу на похмелье, а на вокзальной площади я вспомнила, что забыла билет, который собиралась сдавать.

– Черт с ним, иди за мной, – скомандовал Витек.

Мимо запруженных нервными гражданами касс мы проследовали к какой-то двери, за которой миловидная девушка с видом отличницы отстучала мне два билета из Днепропетровска в Москву и из Москвы в Санкт-Петербург.

– В СВ поедешь, – сказал Витек, не считая протянул девушке кучу купюр и, не дожидаясь сдачи, потянул меня к выходу.

Все это было вчера, а сегодня я ехала в том самом СВ и впервые в жизни чувствовала себя роскошной дамой. С момента отправления прошло минут пятнадцать, и я совсем уж свыклась с мыслью, что до самой Москвы доеду без попутчика, как вдруг дверь с грохотом отъехала и на пороге возник высокий блондин, который заявил: «Коньяк пить будем!» В руке его победно сверкнула бутылка «Мартеля». На моем лице отразилась сложная игра чувств, но блондин ее не заметил, так как разливал коньяк в чайные стаканы.

– Поехали, – скомандовал он. – Со знакомством. Для всех я Станислав Викторович, а для тебя просто Слава.

Стакан с коньяком оказался у меня в ладони. Машинально я глотнула, но послевкусие окрасилось горечью раскаяния от того, что я так легко согласилась выпить с тыкающим мне незнакомцем, с которым, судя по всему, предстояло провести ночь в одном купе.

Внутренний голос утешал: «Ни к чему человека обижать, на вид он вроде симпатичный, но ведь никогда не знаешь, кто и как поведет себя, если наткнется на решительный отпор. А вдруг он окажется обидчивым занудой? Кукуй с таким в одном купе целые сутки. Будет негатив засылать… Нет уж, лучше выпить чуток, а там, глядишь, и коньяк кончится».

Коньяк действительно иссякал на глазах. Я предложила Славе закусить курицей, но он из ложной деликатности отказался. А вот пил жадно, безрассудно. Так же смотрел на меня, и я струсила.

Кто из нас не фантазировал о встрече в двухместном купе скорого поезда с красивым блондином или блондинкой? Вот он входит в купе – горделивая посадка головы, пшеничные пряди, белозубая улыбка, узкие бедра обтянуты фирменным «ливайсом». Кого он напоминает? Пола Ньюмана? Кирка Дугласа? В тот миг, когда поезд врывается в туннель, незнакомец рывком пересаживается со своего сиденья на мое и… Ой, страшно!

Однако в жизни все гораздо страшней. Как порядочной женщине сладить с молодым, здоровым, разгоряченным возлияниями мужчиной, чей взгляд туманится от преступных мыслей? Опыт подсказывает следующее: нужно пристать к нему с расспросами о детях, жене и ее достоинствах, о квартире, евроремонте, автомобиле, даче, собаке, службе, сослуживцах. Если не подействует, следует поделиться собственными мыслями о семье, религии, пожаловаться на здоровье, заметно ухудшившееся с возрастом, поведать о своем исключительно счастливом браке, водрузить на нос очки и отгородиться книгой. Вот о чем я думала в ту минуту, когда, допив «Мартель», попутчик исчез со словами: «Щас вернусь».

Через пять минут он стоял на пороге, потрясая новой бутылкой.

– У вас что, склад в коридоре? – спросила я.

– Нет, вагон-ресторан.

Не спросив моего согласия, он разлил коньяк, но, так как за время его отсутствия я успела сосредоточиться, то, притворно зевнув, от выпивки отказалась. Славу это не смутило, в таком же бодром темпе он продолжил вливать в себя содержимое новой бутылки.

– Вы бы закусили, – снова предложила я.

Взяв двумя пальцами кусочек курицы, он отправил его в рот.

– А похмелья вы не боитесь? – многозначительно поинтересовалась я.

– А чо его бояться? – не понял Слава.

Я хотела взяться за детектив, но Слава спросил:

– Ну и как там у вас в Америке?

– Где, простите? – испугалась я.

– Ну не знаю, в Нью-Йорке или Сан-Франциско, где вы там живете?

– А почему вы решили, что я из Америки?

– Проводницы сообщили. Вы ж им паспорт показывали.

Запираться было бессмысленно. Я рассказала, что живу в Нью-Йорке, пишу рассказы, в данный момент путешествую по бывшему Союзу в поисках новых сюжетов.

– А про меня напишете?

Видно было, что Славе очень хочется прочесть о себе в печатном издании.

Я вежливо кивнула.

– Серьезно, напишите, я вам столько сюжетов отвалю, век благодарить будете.

– Хорошо, – пообещала я, – только пить перестаньте, а то я не выношу пьяных.

– Щас, только бутылку закончу.

Слава оказался речист: начал, как водится, с рассказов об армии. Вдохновенными мазками он нарисовал передо мной не вполне идиллическую картину службы во внутренних войсках. После окончания педагогического института он два года прослужил охранником в лагере особого режима, поэтому описывал побеги, самосуды, самострелы, издевательства над гомосексуалистами, свой роман с женой начальника лагеря. Далее последовали истории из жизни новых русских, анекдоты про чукчей и евреев.

Я молчала, междометиями типа «да ну?», «не может быть» или «во как!» прикрывая разочарование. Не то чтобы я была очарована Славой, но очарование надежды на спокойную ночь в комфортабельных условиях стремительно таяло. Мне хотелось забыться и заснуть, но Слава был непреклонен в своем желании, используя меня, ворваться в литературу.

К тому же он продолжал пить. Взгляд его холодноватых глаз мутился, губы кривились, он все менее напоминал обаятельного голливудского ковбоя и все более, видимо, им себя ощущал.

– Вы по какому делу в Москву едете? – попыталась я натолкнуть его на мысль о завтрашнем дне.

– По личному.

– И надолго?

– На один день.

В этот момент дверь с грохотом отъехала. На пороге стояли украинские таможенники. Вид их не предвещал ничего доброго. Встреча с представителями власти всегда для меня болезненна, а тут еще свекор попросил передать мужу семейную реликвию – старинные часы фирмы Павел Буре, упакованные в коробочку из-под зубного порошка «Жемчуг». Очень не хотелось мне, чтобы эти румяные хлопцы потрошили мой багаж, лапали паспорт, лезли с расспросами про цель поездки.

Увидев Славу, те автоматически взяли меня в скобки.

– Девушка с вами?

– Со мной, – вальяжно соврал он, после чего те утратили ко мне интерес и взялись за него.

– С какой целью за границу едете?

– По делу.

– Сколько валюты в рублях имеете в наличии?

– Десять тысяч.

От радости хлопчики аж вспотели. Главный, с лицом, напоминавшим плюшку с изюмом, сообщил:

– А вы знаете, что украинский закон разрешает вывозить из страны только восемьсот рублей?

– Знаю.

– В соответствии с ним излишек валюты мы вынуждены будем изьять.

– Ну это мы посмотрим.

Славина наглость меня возмутила. Он явно нарывался на скандал, а заодно ставил под удар и меня. Таможенники зловеще переглянулись и продолжили допрос.

– Сколько иностранной валюты в долларах везете?

– Восемь тысяч.

Их реакцию можно было сравнить с взрывом радости на футбольной трибуне для глухонемых в момент гола. Проглотив обуявший их восторг, таможенники солидно сообщили: