Мужчина и женщина. Книга первая (сборник)

На душе было гадко.

«Ну и пусть», – подумал я и, сев в трамвай, поехал в спорт-бар пить пиво.

Вечером я долго не шел домой, ноги не несли.

А когда пришел, дверь открыла мама. И не успел я открыть рот, как получил хлесткую пощечину со словами: «Негодяй».

А отец вообще не стал со мной разговаривать.

«Ну вот, – подумал я, ложась в постель, – они тут закрутили черт знает что, а я виноват».

В голове шумело немного от пощечины, немного от пива. Но заснул я быстро и спокойно, и сон мне почему-то приснился хороший и добрый и даже цветной.

А утром мама пришла ко мне, присела на постель и, даже не вспомнив вчерашнюю пощечину, начала меня воспитывать и требовать, чтобы я извинился перед Андрюшиной мамой и, конечно, перед этим бедным мальчиком, которого я, оказывается, за день до этого изувечил, а теперь оскорбил.

Я сначала не понял, что это за бедный мальчик, униженный и оскорбленный мной:

– Кто это?

– Не строй из себя полного идиота. Это Андрей, – запсиховала мама и добавила, – Я надеюсь, ты понимаешь, что, ударив и оскорбив его, ты ударил и оскорбил меня.

– Тебя? – вытаращив глаза, переспросил я.

– Да, меня. И Андрюшину маму тоже, конечно.

– Интересно, а почему же он не извиняется передо мной за то, что он оскорбил меня?

– Чем он мог тебя оскорбить? Он не способен на гадости.

– Он не способен?.. А то, что он бегает с тобой по квартирам и говорит всем подряд, что любит тебя, это что, не оскорбление мне? Я же твой сын.

Мама вскочила с кровати.

– Не смей! – закричала она истерично.

– Не смей так говорить. Ты сопляк, ты ничего не понимаешь.

– А ты не смей больше меня бить. Я не хочу терпеть пощечины из-за этого негодяя даже от своей матери.

– Ах так? Как я поняла, ты извиняться не будешь.

– Не буду. И не только не буду, я ему еще раз морду набью.

Услышав это, мама закрыла лицо руками и сквозь них стала патетически звать отца:

– Костя, Костя!

– Что? – обалдел я. – Ты зовешь отца?

– А кого же я должна звать, когда сын сходит с ума.

Вошел отец, как всегда, с отсутствующим взглядом. Мать начала ему говорить:

– Ты помнишь, я тебе говорила, он оскорбил, он распоясался, он грубит, он обидел ни в чем не повинного мальчика, а его матери вообще предложил что-то неприличное.

Отец посмотрел на меня и выдавил:

– Ну что?

– А ничего.

Откинув одеяло, я сел на край кровати.

– Если Андрюха говорит, что любит ее, это не оскорбление. А если я говорю, что люблю его мать, это оскорбление.

– Костя, ты слышал?

Отец немного растерялся.

– Я что-то не понял, кто кого любит.

– Костя, разве это важно? Важно, что наш сын оскорбил Андрея – мальчика чистого, честного и глубоко порядочного. Он должен извиниться.

Отец посмотрел на меня и выдавил:

– Извинись.

– За что? – спросил я у отца.

– За что? – спросил отец у мамы.

– Я сойду с вами с ума, – закричала мама. – Или он извинится, или я… я не знаю, что с собой сделаю.

– Ну зачем так драматизировать? Подумаешь, повздорили два подростка, помирятся, – пытался успокоить маму отец.

– Они, может, и помирятся, но Андрей… Андрей мне звонил вчера и поставил условие: или наш сын извинится, или я, то есть мы, наша семья, больше никогда его не увидит.

– Какая дорогая потеря! – иронически отозвался я.

– Ты знаешь, дорогая, мне тоже кажется, что тут, в этой потере ничего трагического нет, – добавил отец.

– Что? Вы оба полные идиоты. Мальчик переживает, он может наложить на себя руки, и я его больше никогда не увижу. Он может…

Тут мама замолчала, как будто обнаружила что-то очень для нее важное, оглядела нас с отцом каким-то безумно жестким взглядом и сказала:

– Вы… Вы оба меня не любите. Вы оба хотите моей смерти, – и, зарыдав, выбежала из комнаты.

Мы с отцом растерялись. Отец даже присел на стул. А присев, заговорил, стараясь не смотреть мне в глаза:

– Послушай, сын, может ты извинишься?

– Никогда, – резко ответил я.

– Погоди ты. Думаешь, мне все это нравится? Но понимаешь, не так все просто у нас с твоей мамой. И здесь больше моя вина, чем ее. Ты ведь, как я уже понял, считаешь себя взрослым, поэтому не мне тебе рассказывать, что не всегда муж может сделать свою жену удовлетворенной в их совместной жизни. Не все у меня получается так, как нужно. Ну а мама твоя – женщина красивая и обаятельная. Жили вместе из-за тебя. Сейчас ты вырос, вот, я думаю, она и расслабилась. Так что ты извинись. Я тебя редко о чем просил, а сейчас прошу. Мы же оба любим нашу маму. Ведь так?

Отец встал и положил свою огромную руку мне на плечо и слегка его сжал. Рука была горячая и тяжелая.

– Да, маму я люблю. Но извиняться перед этим подонком не буду.

Рука отца дрогнула, потом медленно сползла с моего плеча. Он посмотрел на меня сверху вниз и, глубоко вздохнув, ушел.

Было слышно, как он что-то сказал маме. Та на него закричала.

«Ну, сейчас достанется бате, – машинально подумал я, – да и мне пора собирать манатки, иначе меня уговорят расцеловать этого подонка с его мамой. Кстати о его маме, ее я бы поцеловал и даже бы извинился, после поцелуя, конечно».

На улице из таксофона позвонил Андрею домой. Подонка дома не было. Но дома была его мама.

Я сотворил слезливый голос и, как бы заикаясь от волнения, напросился к ней в гости объясниться и извиниться за вчерашнее.

Мама Андрея обрадовалась моему раскаянию и с готовностью согласилась выслушать мои покаянные речи у себя дома, сожалея, конечно, что нет Андрея, который куда-то уехал: не то в больницу, не то в библиотеку.

Я повесил трубку, притопнул ногами, как молодой жеребчик, потер ладони и поехал к ней.

Рассуждал я так.

Если Андрей сумел совратить мою мать – замужнюю женщину, то брошенную женщину, а отец Андрея ушел от них еще лет десять назад, я совращу легко. Хотя большого опыта в этих амурных делах у меня не было. Так, несколько школьных и студенческих романов, коротких и несерьезных. А вот совращать женщин с обманом и разоблачением мне не приходилось. Да и без обманов совращений тоже не было. Да и получится ли что?

В моей душе сидели большие сомнения.

По дороге купил бутылку шампанского и коробку конфет.

Когда зашел в подъезд, меня начал потихоньку бить мандраж.

Долго стоял у двери, не решаясь нажать на звонок. Причесался перед пыльным подъездным стеклом, почистил ботинки носовым платком и, наконец, нажал кнопку звонка. Коротко и быстро.

Нина Андреевна, так звали маму Андрея, улыбаясь ярко-красным ртом, радушно встретила меня.

– Проходи, проходи. Может, хоть ты что-нибудь мне объяснишь, а то я от Андрея так ничего и не добилась, – и потрепала меня по волосам.

Япошел за ней на кухню.

Да, фигура у нее была просто как у девочки. И между прочим, она опять была в халате.

На кухне стояло два чайных прибора и печенье. В вазочке одинокая розочка. Желтая.

Япоставил бутылку шампанского на стол, конфеты положил на холодильник.

– А это зачем? – удивленно спросила она.

Япожал плечами:

– Так просто.

– Ну раз «так просто», тогда будем чай пить.

– А можно мне немного шампанского?

– Можно, конечно, только зачем?

– Я волнуюсь, в горле пересохло.

– Ну раз тебя спасет только шампанское, тогда открывай.

Я открыл шампанское.

Она принесла фужер.

– А можно еще один? – попросил я.

– А кому?

– Вам. Мне как-то одному неудобно. Я и так сильно волнуюсь. В горле пересохло.

Она внимательно посмотрела на меня, встала и принесла второй фужер.

Я хлопнул пробкой и разлил шампанское.

Мы чокнулись.

Я выпил до дна. Она только пригубила.

Я прокашлялся и посмотрел ей в глаза самым невинным и наивным взглядом, на который был только способен, затем опустил голову, как бы смущаясь.

– Ну, я слушаю, – сказала она с легкой иронией и опять взяла фужер.