Скиф

– Я тя звал, коз-зел?! ― прошипел с хрипом.

Смелков не сдержался – схватил за грудки… и остыл. В глазах парня был раж камикадзе и беззащитность, что-то жалкое, как выкинутый в подворотне котенок, и больное, как открытая рана.

– Ты ненормальный? ― спросил, щурясь от непонимания.

– Пошел на! Я тя звал? Руки, мля, убрал! ― взмахнул кулаками, но руки как плети опали, и сам заваливаться стал. Макс придержал его, возвращая на место и в вертикальное положение:

– Умалишенный.

Точно хочет, чтоб прибили.

Пацан начал шипеть что-то матерное и обидное, и все смотрел на мужчину, будто ждал реакции. Смелков замер на пару секунд, рассматривая звереныша – ребятенок совсем, откуда же столько злости?

– Ты, самоубийца малолетний, помолчи, а? ― попросил спокойно, и парень сник, всхлипнул, свешивая голову. Уткнулся ему лбом в живот, просипев что-то вроде:

– Му… старый!

Мужчина не обратил внимания. Слова парня воспринимались, как бред и было четкое ощущение, что тот просто не понимает, что творит. Смелков пошарил по карманам, оглядываясь вокруг в надежде позвать кого-нибудь на помощь: но как назло кроме собаки ни одной живой души не наблюдалось, а телефон, похоже, был оставлен на тумбочке в прихожей.

И что теперь делать? Оставить юного неандертальца на произвол судьбы?

Спору нет, придурок этот малолетка, редкий, но все едино живой человек. Брось и нарвется опять, если в принципе выживет. Помяли его конкретно, как бы и не покалечили.

Мужчина подхватил мальчишку и свистнув Макса, потащил к своему подъезду, не найдя других вариантов. Собака подхватила какой-то рюкзачок и потрусила впереди, косясь на хозяина. Тот внимания не обратил.

В квартиру юнца чуть не на руках внес, усадил прямо на тумбочку, прислонив к стене. Принялся телефон искать. Овчарка крутилась, мешаясь, поскуливала, и Смелков не выдержав, прикрикнул на нее, отправляя на место.

Что-то грохнулось в коридоре и, Макс, плюнув на поиски в кухне, вернулся, уверенный, что это растянулся тинейджер. Но тот, шатаясь и еле держась на ногах, пер в одном ему понятном направлении, держась за стену и сметая все по пути. На пол полетела вешалка, телефонная книга, но встреченная обувная полка оказалась непреодолимым препятствием – парень рухнул бы, не подхвати его вовремя мужчина.

«Рождают же на свет дебилов», ― укоризненно качнул головой, держа мальчишку под мышки и глядя на него сверху вниз. Тот поелозил ногами, пытаясь вернуться в вертикальное положение и, добил-таки полку.

Макс поморщился и решил сначала привести «героя» в себя, а потом уж искать запропавший телефон и вызывать медиков. Стянул с пацана куртку и, перехватив за талию, втащил в ванную. Открыл холодную воду, и, держа парня навесу, принялся умывать, затем сунул под струю с головой.

Тот зафыркал, вцепился руками в край раковины, чуть отталкивая помощника. Встал на ноги самостоятельно и вдруг сблевал.

«Тааак. „Сотряс“ имеет», ― констатировал, морщась Максим, придерживая пацана на всякий случай. Его трясло: то ли отходняк начался, то ли от холодной воды. Раковина, кафель вокруг и даже край зеркала покрылись мелкими розовыми брызгами, а мальчишка все фыркал, умываясь и давясь от приступов рвоты. Жалкий, мокрый, маленький, худенький, он вызывал чувство сродства и ответственность сродную опеке.

– Эх, ты, доходяга, ― вздохнул мужчина, осторожно промокая заплывший глаз, ссадины на лице. Прижал к себе, как брата, заставив запрокинуть голову, чтобы остановить кровь из носа, чтобы не давился больше ею. Пацан дернулся и затих, уставившись на него. И словно дошло, наконец, что не враг с ним – попросил вполне по – человечески:

– Только «скорую» не надо. Пожалуйста.

Макс нахмурился – что-то было не так. Что-то шло в разрез с просьбой и самой ситуацией.

Он мог понять желание мальчишки избежать больницы, а значит допросов, а значит вполне возможно продолжения неприятностей. Скорей всего он знал, кто и за что его помял, и либо сам хотел разобраться, либо не желал огласки. Но не боялся – точно, Смелков был в этом уверен.

И в принципе понимал, в принципе поступил бы так же… Только вот так близко, ощущая под рукой совершенно не мужскую талию, и не гибкую, а словно стянутую чем-то жестким, как сталь, видя кожу лица, что явно не встречалось с бритвой и была слишком нежной, мужчина подумал совсем о другом и серьезно забеспокоился.

Но догадка не успела оформиться в четкое осознание – парень резко и неожиданно сильно оттолкнул его и вывалился из ванной комнаты. По стене дошел до кухни, рухнул на диванчик.

Смелков замер в проеме, разглядывая его и пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.

– Ну чего?.. ― просипел тот, в ответ не спуская равнодушного взгляда с мужчины. ― Аптечка есть?

– Что? ― не сразу дошло до Максима.

– Ты глухой что ли, дядя? Колеса у тебя есть, спрашиваю? ― отлип от спинки и стены, будто собрался встать и проверить самостоятельно, есть ли в доме медикаменты.

– Сиди, ― качнулся мужчина. Прошел в кухню и вытащил из углового шкафчика коробку с красным крестом. ― Все равно тебе нужно к врачу.

Парень сграбастал коробку, не обратив внимания на предупреждение. И с видом явно знающего, что ищет, начал перебирать ампулы, фальготки, порошки.

– Стакан дай, ― прошамкал, не глядя. Макс не сразу сообразил – вид разбитых пальцев в обрезанных перчатках с шипастыми клепками, тонких и нежных, как у девчонки, завораживал.

– Стакан! ― вновь прошипел мальчишка, вскинув на него злой взгляд. Но только мужчина повернулся, чтобы взять нужное, тот сбивая косяки, рванул в ванную.

Его опять выворачивало. Кровь со слюной лилась, как вода из – под крана и Максиму стало не по себе. Он придерживал парня, твердо решив про себя, что сейчас же положит его на диван и вызовет врачей.

– Тебе нужно в больницу…

– Нет! ― отрезал тот, упершись руками в край раковины. Сплюнул сгусток крови. ― Сам.

– Не у меня. Мне трупы не нужны.

Парень словно не слышал. Отпихивая помощь, дотащился по стене до кухни и сгреб фальготки. Начал выдавливать таблетки одну за другой, запихивать их в рот. На второй фольготке Смелков не выдержал:

– Достал, малолетка! ― перехватил за запястье, вытряхнул лекарства из ладони и, подхватив «утренний сюрприз», силой потащил в комнату.

– Не трогай меня! ― взвился ни с того ни с сего пацан, попытался вцепиться пальцами в косяки, стену и вдруг рухнул как подкошенный, буквально выскользнув из рук мужчины. Стук головы об пол и тишина.

Максим с непониманием и страхом уставился на лежащего тинейджера: какого черта происходит? Умер?

Ресницы не дрожали, нос заострился, и лицо было белым, как потолки в квартире.

Макс сглотнул ком в горле, чувствуя как по спине прошелся холодок предчувствия плачевных событий. Подхватил мальчика на руки, отнес на диван и попытался привести в себя, одновременно пытаясь понять, жив ли он вообще. Ощупывал его, шаря взглядом то по лицу, в попытке угадать дышит ли, то по комнате, выискивая помощь.

Умрет ведь юный нигилист…

Пальцы наткнулись на что-то плотное и, в первую секунду Смелкова пробрала дрожь от мысли, что это оголенные кости. Задрал рывком футболку, скрывая ухмыляющуюся рожу в саване на груди и, нахмурился, увидев плотную, узорчатую материю, обтянувшую торс.

Мысли вязли, как ноги в болоте.

Максим осел у дивана прямо на пол и все рассматривал корсет. Да, самый обычный, женский корсет. Розоватые ленточки шнуровки, вязь рисунка плотной ткани, прострочка жестких планок… Какого черта парень нацепил его? Гей, что ли?

И содрогнулся, буквально умылся вмиг выступившим холодным потом – девка!

– Господи, ― вырвалось само.

Да как же она выдержала? Мазохистка, самоубийца? Лесбиянка?

Ненормальная!

Или он? Может такие примочки у современных юнцов? Мода? Пацаны вон вбивают же в мочки, словно члены африканского племени, целые булыжники и пробки…

Дебилы! ― оттер лицо от пота. Осторожно оттянул футболку выше и убедился, что сам дебил – корсет явно стягивал грудь, превращая ее в плоское нечто.