Скиф

Овчарка, как обычно, веселилась и требовала поиграть с ней. Смелков смотрел, как она носится по снегу и ежился: холодно. А в голове было одно – Варя. Ответственность за то, что с ней произошло, не давала отойти в сторону, как он не пытался. Но как помочь?

Вопрос был актуальным и ответа не предполагал.

Полночи Макс промаялся, соображая, что предпринять и уговаривая себя не лезть вовсе. Последнее было разумно, но претило, хоть ты тресни. В тишине, лежа в постели и глядя в потолок, он словно в экране в светлых тенях на нем, видел девушку – сначала ту, что была – милую, наивную, красавицу с длинной косой, потом жуткого, всего в черном и нелепом тинейджера – отморозка, и оттекшую, синюю от травм, но хрупкую девочку, все еще живущую в том кошмаре, боящуюся всех и всего и потому выставляющую колючки – сегодня.

Он всего на секунду представил себе, что она чувствовала, она с этими ручками – веточками, талией, что переломить можно, и холодным потом облился. Сел на постели и щелкнул кнопкой ночника.

Ну и кем он будет, если отойдет? ― подумал, глядя на квадраты рисунка пододеяльника. Одни как танками по телу и душе прошлись, другие отвернулись – что должна чувствовать девчонка? Как ей смерти не искать, не считать себя черти кем. Как ей иначе жить? Тинейджер не форма протеста – форма защиты, личина в которой Варя хоть как-то может воспринимать людей и этот мир.

Смелков вздохнул. Спустил ноги на пол и дотянулся до сигарет. Закурил, хмуро поглядывая в пол.

А он сам как живет? Разве не так же? Разве он не выбрал «форму защиты» и ту же маску – закрылся, замкнулся. Ни друзей, ни подруг. Мимолетные связи на рельсах финансирования и пустота что в сегодня, что в завтра. Ему, мужику, и то худо, а как ей?

Затушил сигаретку и протопал на кухню. Хлебнул сока из холодильника и открыл ноут. Набрал в поисковике «сексуальное насилие. Последствие и помощь». И до утра серфил, пытаясь хоть, что-то понять. И понял одно – с этой проблемой каждый плавает сам, и кто-то тонет, а кто – то выплывает – как Бог на душу пошлет.

Смелков услышал будильник и захлопнул крышку леп-топа. Сжал переносицу, соображая. Ему вспомнилась мама. После тех дурных статей, что начитался за ночь, ему вдруг подумалось, что это могло случиться и с ней – смог бы бросить, отойти? Думал бы «куда лезешь и зачем»?

И потер шею, разминая, нажал кнопку кофеварки, а взгляд в окно. И мысли – надо бы занять девочку, чего ж она лежит одна в палате, ни телека, ни плеера. Тоска.

И первое, что сделал – заехал на склад, выбрал ай-фон. Уже на работе отдал ребятам, чтобы закачали под завязку, симку обрезали.

В больницу поехал сразу после совещания и уже в четыре вошел в палату. Варе стало лучше – уже полулежала и одним глазом вполне прилично смотрела. Только все равно – лицо синее и взгляд колючий.

– Привет, ― бросил, проигнорировав его. Выставил на тумбочку гранатовый сок, фрукты, обратив внимание, что к его передачам другая прибавилась – значит, отец уже побывал.

– Ты стуканул?

Макс не сразу понял, о чем она. Покосился и кивнул.

– На хрена? Тебя просили?

– Ты его ненавидишь? ― спросил прямо.

– Не твоего ума дело, дятел. Ты в моей сумке копался? Сучонок гребанный!

Эти ее обзывалочки серьезно доставали. Вот и сейчас Макс с трудом подавил в себе желание послать девушку или вовсе схватить и встряхнуть так, чтоб вся злоба и хамство рассыпались. Но только глянул – понял, что не сможет. Вытащил коробку с ай-фоном из кармана, положил ей на ноги, укрытые одеялом.

– Чего это? ― оглядела и прищурила здоровый глаз недобро.

– Чтоб от скуки не умирала.

Девушка с минуту разглядывала его и вот выпалила, презрительно губы оттопыривая:

– В жопу себе засунь. Плашмя. О трахее размечтался? Обломись, папашка.

Смелков не выдержал – склонился к ее лицу, только слова в горле застряли. Все что сказать хотел – пропало, как с глазом ее встретился – страх в зрачке, боль и… беззащитность.

Сник, потерял злость. Оглядел уже спокойно и тихо сказал:

– Ты себя за кого принимаешь?

Молчит. Как в паре метров был – только так языком мела, а тут – кожей почувствовал, как напряглась, сжалась.

– Я очень взрослый дядька, Варя. Мне сперма в голову не бьет, никаких проблем в этом плане я не имею, и вот такие чучела как ты, меня не прельщают. Поэтому свои фантазии и мечты оставь при себе.

И отодвинулся, банку с соком вскрыл:

– Будешь?

Варя не сразу поняла – дернулась почему-то, только потом головой мотнула. Но Макс налил сок и протянул:

– Пей. Тебе выздоравливать надо. Костя сказал, что с гемоглобином большие проблемы.

Девушка попила, губы тыльной стороной ладони оттерла и несмело кивнула на ай-фон.

– Зачем это?

– Чтобы от скуки ерунду в голове не гоняла.

– Ты святой, что ли? Не смеши, ага? ― скривилась.

– А похож? ― улыбнулся. ― Не святой, Варя. И это не подарок, а прокат. Пока ты здесь. У меня таких много, так что ничуть финансово не пострадал.

– С чего взял, что я Варя? Батя раскололся?

Смелков промолчал – о дневнике говорить не хотелось?

– Так ты кто? Программист, что ли? Буржуй?

– Почти, ― хмыкнул, глядя, как она неловко коробку взяла. ― Своя фирма. Партнерский бизнес.

– Олигарх? ― вытянула ай-фон. Покрутила.

– Да нет, до олигарха мне как до Китая пешком. Но не жалуюсь – на педигри Максу хватает.

– Так это твоя овчарка? ― заинтересовалась и смотрела уже менее неприязненно. ― Классная, ― заверила после подтверждающего кивка. ― Макс?

– Как и я.

– Тоже Максим.

– Я – Максим, он – Макс.

– Уу, ― типа поняла, а сама телефон крутит, соображая.

– Кнопка сверху. Я закачал по максимуму, деньги кинул.

И вытащил из нагрудного кармана ее старый телефон, кинул рядом с рукой.

– Перекачаешь что нужно. Инет есть. Так что, будет тебе, чем заняться.

Варя оглядела белый корпус, полистала программы и подозрительно уставилась на мужчину:

– А с чего ты такой добренький? Если секс не нужен, тогда что?

– Ничего, ― пожал плечами.

– Так не бывает, ― уставилась уже в упор.

– Убеждать не стану, все равно не поверишь. Но факт, что мне ничего от тебя не нужно.

– Ага? ― ощерилась, на подушку легла, взгляда с посетителя не спуская. ― А мне верить? Херувимчик этакий. Дел нет как малолеток по улицам разнимать, потом по больницам пристраивать и таскать – о! просто так! – тоннами передачки. И хряни всякие, всего-то за штуку баксов. Х-я, какая!

Смелков помолчал, разглядывая ее и пережидая раздражение, что вызвал ее тон и грязные словечки.

– Ну, почему – есть у меня интерес. Вернее просьба.

– Ну? ― скривилась.

– Ты свой молодежный сленг при мне не декламируешь.

– Интеллигент, что ли?

– Нет.

Сидел и смотрел, не желая продолжать – скользкая тема. Не объяснить Варе, во всяком случае сейчас, что ей очень не идет эта нарочитая грубость. Мало не идет – его коробит. Это все равно, что прийти в церковь и послушать как поп на арго проповедует.

– Не нравится – не ходи. Я тя не зову.

– Не могу, ― признался. ― Привычка – взялся – доделай. Я тебя от шпаны отбил, сюда отвез, и пока не выпишут, не смогу не приходить, не узнавать, как ты.

Варя нахмурилась, изучая его, и видно, соображала – лапшу на уши вешает ей мужчина или действительно такой пунктик имеет.

– Заливаешь или разводишь? Лохушку нашел? Слушай, доброхот – доброволец, а не пойти бы тебе со своим журналом «Лапша и Уши»… в лес, и там заблудиться.

Макс смотрел на нее во все глаза и чувствовал, что не сдержится. Он не святой отец, и хоть терпением не обижен, но и ему предел имеет.

Встал и просто вышел.

– И хрянь свою забери! ― рыкнуло в спину. Не оглянулся.

Закурил на крыльце, злясь и на себя, придурка сердобольного и на нее, малолетку озлобленную. Перчатки натянул, и двинулся к машине, решив завязать с частыми посещениями. Он не служба спасения, в конце концов, не отец родной и не мать Тереза. И разобраться – уже немало сделал. Батю ей подогнал, врачи свои, его молитвами прикормлены, игрушкой обеспечил – так что без внимания не останется и от скуки головой о стены биться не будет.