Избранное

— Не вижу в них пользы,— говорит Джек.— На моей земле столько ни к чему. Мы на удобрения не жадны, миссис Эндерсон, вот если держать коров — другое дело. Говорят, кто завел молочную ферму, проси у соседей в долг чего угодно, только щепоткой суперфосфата вовек не разживешься. Вот над чем они трясутся. Все равно как попросить у человека — одолжи, мол, жену.

Миссис Эндерсон весело посмеялась шутке. Хотя, сказала она, иные жены были бы не прочь, чтоб их взяли взаймы.

Тут всем явно стало неловко, чуть помолчали, потом Джек спросил — вроде там дали отбой?

Он еще дальше откачнулся со своим стулом и снял телефонную трубку. Послушал немного, потом сказал — брось, Лен, брехня это все… Кто?.. Какой там Уолли, это я, Джек!

Все сидят молча, не мешают Джеку слушать, миссис Эндерсон знаками попросила у Берта и Уолли чашки и налила им еще чаю.

— Ладно, Лен,— говорит Джек,— да смотри поосторожнее с посудой, тарелки стоят недешево. А ты еще не отключился, Чарли?.. Ну да, оба мальчика сущие ангелы… Да, Чарли, хорошо. Вот что, соедини-ка меня с моей женушкой, мне лень вставать со стула.

Он усмехнулся и наскоро сообщил Берту с Уолли, что их папаша про них спрашивал.

— Привет, Айда, лапочка моя…

И пошел так нежно ворковать, что все засмущались и сидят с дурацким видом и, ненароком встретясь друг с другом глазами, стараются улыбкой прикрыть, что чувствуют.

— Сладенькая моя,— говорит Джек,— скучно тебе спать одной?.. Мне-то? Ну, Энди меня уложит в одну постель с Бертом. Слушай, а вдруг да мы с ним все перепутаем и начнем обниматься — ты не против?.. Ладно, не буду… Завтра нет… может, послезавтра… Ага, до скорого, моя лапочка, и поцелуй малыша…

Он повесил трубку, и тогда мистер Эндерсон спросил:

— Кстати, Джек, покуда я не забыл,— каков общий счет? Подождите-ка…— Он поднялся, взял с каминной полки блокнот. И, записывая цифры, говорит: — Знаете, читал я одну книгу…— Минуту-другую смотрит в потолок.— Нет, название забыл, но постойте… Автора зовут Томас Харди. Да, точно, Томас Харди. В общем, там был один парень, стригаль, и девчонка по часам засекала, сколько времени он тратит на овцу. Так, хотите верьте, хотите нет, выходило по двадцать минут. Но девчонка ему захлопала и сказала — он поставил рекорд.

И Эндерсон смеется.

— Ну да,— говорит Джек.— Двадцать минут!

Остальные тоже смотрят с любопытством.

— А ты уверен, что двадцать? — переспрашивает миссис Эндерсон.— Мне кажется, ты не очень хорошо помнишь эту книгу.

— А что, может, ты ее читала, милочка?

Нет, про эту она не помнит, но вообще-то она читала многие книги Томаса Харди.

И Дэйв говорит (сперва покашляв, словно чувствовал — надо как-то извиниться, что встреваешь в разговор):

— А может быть, это «Вдали от шумной толпы»?

— Да-да! Верно! — Эндерсон наклонился, поглядел на Дэйва, повторил название романа.

И Дэйв продолжает:

— Того стригаля зовут Габриел Оук, девушку — Бэтшеба, а вот ее фамилию не помню.

— Верно, Габриел Оук! — говорит Эндерсон.— Так сколько времени у него уходило на овцу?

Но этого Дэйв не помнит.

— Ну, если и не двадцать минут, так вроде того,— говорит Эндерсон.— Во всяком случае, много; помню, меня насмешило, что про это сказано — рекорд.

— Да,— говорит миссис Эндерсон,— но не забудь, в те времена не было специальных машинок.

— Знаю, дорогая, но хороший стригаль и простыми ножницами так же скоро управляется.

— Неужели? — Миссис Эндерсон очень удивилась.

— Почти так же, миссис Эндерсон,— подтверждает Джек.

— Ну, я, конечно, в этом не разбираюсь, я и не думала с вами спорить. Но позвольте тогда спросить моего супруга, зачем он тратил столько денег на всю эту механику?

— Чтоб людям тратить поменьше сил, миссис Эндерсон,— говорит Джек.

— Понимаю. И, видно, все вы жаждете меня убедить, что истинный новозеландец запросто острижет овцу за… за сколько? За четверть часа?

Четверть часа!!

Джек так стукнул кулаком по столу, что посуда задребезжала; Берт — и тот улыбнулся.

— Меньше чем за три минуты, миссис Эндерсон,— говорит Джек.

— Да неужели!

— Верно вам говорю.

Ну, во всяком случае, миссис Эндерсон не раз слышала — некоторые стригали кромсают овцу чуть не на части.

Да, признаться, бывает, что и порежут.

Тогда в чем смысл этой новомодной погони за скоростью?

— Надо ж нам соблюдать свой интерес, миссис Эндерсон,— говорит Джек.

— Да, все очень сложно получается, правда?

— А каково городским придется, ежели мы им не наготовим мяса и шерсти? — резковато спрашивает Джек.

— Да, а что скотоводы получают взамен?

— А вы почитайте «Каталог для фермера»,— говорит Джек.— Сотни страниц, и почти на каждой что-нибудь такое, что очень даже сгодится и самому, и жене с детишками, были бы деньги. Можно читать хоть три часа кряду.— Он, Джек, только этот каталог и читает, кроме «Уикли ньюс», ну и, конечно, каждую субботу непременно что-нибудь из Библии. Без этого никак нельзя, надо ж выбрать текст для проповеди.

Но миссис Эндерсон прекрасно может обойтись почти без всего, что предлагает «Каталог для фермера». Есть одно исключение — автомобиль. Но муж всегда говорит, что не может себе позволить такой расход.

На минуту-другую все замолчали, потом Эндерсон встал и сказал — пойдет принесет лампу.

Джек с миссис Эндерсон еще о чем-то заговорили, но Дэйву вдруг все становится неинтересно. На дворе еще не совсем стемнело, да и в кухне не так уж темно, из окна видны круто встающие горы, но подробностей не различить, просто высятся исполинские расплывчатые тени. А над ними уже проглядывают в вышине звезды, мерцают в холодном, пустынном, недосягаемом небе. Дэйв почувствовал — невыносимо! Слишком необъятна леденящая пустота, невозможно жить в таком безжалостном, враждебном мире. В кухне тепло, а его пробирает дрожь. Словно та беспредельная пустынность неведомо как просочилась сквозь стены, и чувствуешь — жилища, построенные людьми, слишком ненадежная защита.

Но тут, пока миссис Эндерсон с Джеком все еще о чем-то разговаривали, вернулся Эндерсон с лампой, чиркнул сразу двумя спичками, с шипеньем вспыхнуло пламя — такое яркое, что в первую минуту резнуло глаза. Но при свете все стало по-другому. За окном теперь ничего не разглядишь — взгляд упирается в блестящий черный прямоугольник. Может быть, за ним все и остается, как было, но это уже не тревожит. И Дэйв снова прислушивается к разговору, и ему кажется — голос миссис Эндерсон теперь звучит мягче, дружелюбнее.

— Видите ли, мистер Дэйли,— говорит она,— дело не только в том, что фермер может купить, дело в том, что за жизнь у него на ферме. Согласитесь, очень скучная и однообразная это жизнь — каждая семья на своем клочке, словно взаперти, а соседи за тридевять земель.

— Ну, это как посмотреть,— возразил Джек.— На первых порах люди тут жили вовсе врозь, каждая семья сама по себе. И приходилось им стараться, самим себя развлекать, кто как умел. Хотя не знаю, может, если вы к такой жизни сызмальства не привычны, тогда оно по-другому.

— Да, правда,— сказала миссис Эндерсон,— но…

Но тут откуда-то галопом примчался котенок, да с таким шумом, что все обернулись к нему. Он остановился посреди кухни, широко раскрыл глаза и заморгал от яркого света; мистер Эндерсон протянул руку, котенок выгнул спину и медленно, бочком отступил; потом так же осторожно, бочком стал наступать, подкрадываться к Эндерсону — и вдруг прыгнул, вцепился когтями ему в штанину и повис.

— О-о!

Миссис Эндерсон поспешно наклонилась, подхватила зверька, стала гладить и ласкать почти грубо от избытка нежности.

Бедный милый невинный крошка. А жестокие люди только и думают, как бы лишить его всех радостей жизни.

— Зато от них тогда меньше пачкотни в доме, говорит Джек.

— Эх вы, мужчины! Вам бы только резать да кромсать. Мой муж вечно в огороде что-нибудь подрезает — не бобы, так помидоры. Только я пока не замечала, чтоб от этого хоть что-нибудь лучше росло.