Игра по-крупному

-- Попрошу не соблазнять трудящихся намеками -- во время работы не пьем!

-- А-а, ну смотри, -- расплывался в улыбке Вешкин, -- было бы предложено...

В субботу приехала Настя -- с двумя сумками в руках и одетая по дачному: куртка, резиновые сапожки, спортивные брюки. На плечах синей бабочкой улеглась шелковистая косынка.

Фирсов с самого утра погладывал на дорогу, хотя надежд на ранний приезд Насти не было никаких -- пока они с Маратом поднимутся, пусть даже и в восемь, пока позавтракают, соберутся, пока Настя завезет внука к бабушке, сядет на "двойку", доедет до Финляндского, возьмет билет, войдет в электричку, электричка может двинуться не вдруг, а минут через двадцать, Настя будет сидеть у окошка и читать книжку, но вот двинулись -- Фирсов ошкуривал топором доску для окантовки грядки и смотрел на лениво идущие со вчерашнего вечера часы, -- едет, мелькают с провисшими проводами столбы, значит, через пятьдесят минут будет здесь. Проходило назначенное им самим время -- стучала по рельсам электричка, притормаживала у станции и дальше убегала в лес, торопливо шли по дороге люди в поисках сдающихся на лето дач, но Насти среди них не было, и Фирсов назначал новый срок: допустим, они проснулись в полдевятого...

Встав в этот день рано и тщательнее обычного побрившись (выбрив даже с помощью второго зеркала шею), он навел в доме чистоту, перетряхнул постель, безупречно ровно застелил ее покрывалом, поставил у посвежевшего коврика Настины тапочки, передвинул в центр стола вазочку с пылающей прошлогодними ягодами веткой шиповника, которую осторожно срезал еще вечером, и вышел во двор, где и устроил себе плотницкое дело так, чтобы хорошо видеть дорогу. Но как он ни приглядывался за дальний урез забора, как ни вычислял время, взглядывая на часы, Настя вошла на участок незаметно: хлопнула калитка и Игорь, вскинув голову, увидел ее улыбку.

-- Ну ты даешь! -- восхищенно проговорила Настя и, поставив у березы сумки, оглядела теплицу. -- Я чуть мимо не прошла...

Игорь воткнул топор в бревно и, сдерживая радостную улыбку, пошел ей навстречу. -- Привет, Чиполлино!

Настя вытянутыми губами встретила его поцелуй. -- Почему это -- Чиполлино?

-- А просто так... -- Игорь подхватил ее на руки и крутанул по воздуху. -- Чиполлино, да и все.

-- Уронишь!

-- Не уроню! -- с напускной грубоватостью заверил Игорь и понес жену к теплице. -- Замерзла? Сейчас согреешься...

Потом они ели бутерброды с сыром, пили чай с пахучими смородиновыми почками и ходили смотреть, как поднялась вода в речке. Настя рассказывала про Маратика, какой он стал непослушный и одновременно сообразительный, Фирсов придерживал жену за талию, стараясь не пропустить ни слова из ее сбивчивого рассказа, и слушал, как дилинькает на дне торфяной канавы сбегающая к реке вода.

Настя закидывала голову, и ее серые глаза голубели и вновь серели, отражая приливы и отливы солнца, скользящего меж высоких клочкастых облаков.

-- Господи, -- протяжно вдыхала она воздух, -- красота какая! У меня даже голова кружится. В следующие выходные обязательно Марата привезу... Пойдем еще рассаду посмотрим?

-- Пойдем.

-- Мне больше всего огурчата нравятся -- бодренькие такие.

-- Может, польешь заодно? А я пока грядки закончу. Сегодня-завтра капусту высаживать надо.

-- Давай. Только объясни все...

Фирсов сколачивал длинные дощатые короба для грядок, хвалил и себя и доски, которые не поленился несколько лет назад притащить от сгоревшего за станцией барака, -- чуть обуглившиеся с одного конца, но звонкие и сухие, с хрустом втыкал в землю концы металлических дуг, выравнивал их -- так, чтобы каркас накрывал грядку симметричной аркадой, прислушивался к Настиному пению в теплице, позвякиванию ведерных дужек и вспоминал газетный сверток с чистым постельным бельем, который Настя вытащила из сумки и, улыбнувшись ему, бросила на покрывало.

Грядки под капустную рассаду удались на славу. Земля, которую Фирсов еще раньше просеял через грохот и заправил торфом, лежала в коробах пухлая, как перина. Игорь принес из-под навеса два ведра с печной золой -- побочный продукт проживания на даче, и рассыпал сизый древесный прах по грядкам. Зола быстро намокла и потемнела. Фирсов решил не прикапывать ее: ветром не сдует, а закопаешь -- уйдет с водой в глубину грядки. Зола требовалась для раскисления торфа и быстрого роста растений. Фирсов вспомнил заметку одного огородника, который уверял, что использует на своей делянке только печную золу и собирает невиданные урожаи. Огородник приводил какие-то астрономические цифры. Кажется, он выращивал морковку. А может, и капусту. Фирсов мысленно пожелал незнакомому натуралисту дальнейших успехов и пошел готовить пленку.

Настя уже хлопотала на кухне. Фирсов обнял ее сзади и чмокнул в ухо.

-- Ой! -- детским голосом отозвалась Настя и зажмурилась. -- Не надо.

-- Что это у вас здесь такое? -- дурашливо поинтересовался Игорь, шаря по кофточке руками. -- Ой, и не одно даже. На что это я наткнулся?..

-- Ну!.. -- с притворной угрозой сказала Настя и пошевелила плечами. -- Прекрати!..

-- Ой, как интересно! Что же это может быть?.. -- Игорь порычал немного и, пообещав продолжить исследования вечером, пошел в комнату и стал клеить пленку.

Он накладывал на сложенные внахлест полотнища старую газету и проводил по ней горячим утюгом. Выжидал немного и осторожно снимал нагревшуюся бумагу. Иногда газета прилипала к пленке, и Игорь читал рваные газетные строчки, добавляя от себя и комментируя. "Дорохые таварыщи! Позвольте... сообщить вам"... шо я болван. Бурные продолжительные аплодисменты. Овации. Грохот обвалившегося балкона. Все встают. Кроме тех, кто лежит от смеха. Жертв нет. "Нынешнюю пятилетку", как, впрочем, и прошлую, мы не выполнили. Ура, товарищи! Аплодисменты, переходящие в овации. Все встают и исполняют партийный гимн "Интернационал".

-- Что ты там плетешь? -- заглядывала с кухни Настя.

На плите булькало что-то мясное.

-- Газеты читаю, -- беззаботно отвечал Игорь. -- А что, разве уже запрещено? Дай мне, пожалуйста, ножницы -- вон, на столе лежат.

Настя приносила ему ножницы, и он щелкал ее по коленке.

-- Вот у меня есть одна знакомая девушка, -- загадочно говорил он, кромсая ножницами пленку, -- хорошая такая девушка, которую я знаю уже пять лет... Да, пять лет. Просто прелесть, а не девушка. Красивая такая. Умная. Хозяйственная. В школе отличницей была. Что ни попросишь -- все сделает. Вежливая. Культурная. За столом никогда не чавкает. Всегда перед едой руки моет. Книги читает разные. На фортепиано умеет. Очаровательная девушка. Наверное, я ее даже люблю. Да, пожалуй, люблю. Зовут эту девушку Настей. -- Фирсов поднимал голову от пола и смотрел на жену: -- Знаешь такую?..

-- Криво, кажется, отрезал, -- улыбалась Настя. -- Вон тот край...

-- Это ничего, товарищи. Это бывает. Сейчас исправим. Чего не сделаешь в любовной горячке под взглядом достойнейшей из достойнейших. Красивейшей из красивейших...

После пролетевшего в игривых разговорах обеда (куриный бульон с рисом, гуляш, пирожки с морковкой, чай) Игорь сел на крыльце, закурил, открыл справочник огородника и еще раз внимательно перечитал пункт "Высадка капустной рассады в грунт", снабженный схематическими рисунками -- правильной посадки и неправильной. Вторая позиция была перечеркнута художником крест-накрест и изображала чуть повалившийся набок капустный саженец с едва заделанными в землю корнями. На правильном рисунке капустный стебель вместе с корешками был заглублен в узкую ямку по самые листочки и саженец смотрелся молодцом. Из текста следовало, что буравить ямку желательно специальным колышком, но можно и указательным пальцем; пальцем оно и проще. Вытянутый из ящика росток брался в щепотку так, чтобы концы корешков свободно свисали, затем щепотка подносилась к земле, слегка втыкалась в нее, и указательный палец, надавливая на корни, челноком нырял в землю, увлекая за собой стебель. Палец вытаскивался а вместе с другими пальцами обжимал землю вокруг стебля. На рисунках все выглядело просто и убедительно,