Поймать лаптем удачу

В лифте меня ждал сюрприз. Бывают в жизни совпадения, но не такие же! Как только открылись двери, я еще подумала, стоит ли мне заходить: там стоял Михаил. По его взгляду я заметила, что он мне обрадовался, словно ждал, когда же я ему попадусь на глаза. Я сначала замерла, подумала: сейчас будет меня чихвостить. И зачем только я к нему на работу напросилась, что я тут делаю… Но он молчал. Только когда двери лифта открылись совсем, он сказал:

— Нам надо поговорить.

— Лучше не надо, — со страхом ответила я. Что-то мне совсем не хотелось на его вопросы отвечать. — В прошлый раз, когда ты хотел со мной поговорить, меня чуть не убили, — объяснила я.

— Нам надо поговорить, — повторил он, взял меня за руку и подвел к окну. — Видишь?

Я посмотрела на улицу. Прохожие шли с работы, на крыльце курили.

— Узнаешь? — спросил он.

— Нет. — Я не понимала, о чем он.

— На крыльце двое.

Дальше ему объяснять не пришлось. Я их узнала: это они вчера затеяли погоню.

— Что же делать?

Это я спросила у себя, но Миша понял это иначе:

— Идем.

Он потянул меня в помещение охраны. Там сидел старичок.

— Я выйду как всегда, — сказал ему Миша и прошел со мной через кодовую дверь. На заднем дворе нас уже ждали. Пистолет у меня в этот раз был в сумке, и его неудобно было доставать. На пояс я его не пристегнула только лишь из-за того, что на мне была легкая кремовая блузка. Она не скрывала мою талию, как свитер, что я надевала на похороны. И тут Миша полез в драку.

— Мих, отдай нам ее! Мы ниче ей не сделаем. Так надо! — кричал один из них.

Высоковский не отвечал.

— Ну и дурак ты! Тебя же с ней пришьют!

И тут я поняла, что в этой драке он проиграет. Ведь нападающих четверо.

Я смутно помнила приемы, которым меня обучал отец. Но своей большой сумкой и ногами я тоже драться могу. Так я и сделала. Того, кто подходил к Мише сзади, я оглушала сумкой. Кого-то я огрела ногой. Потом Миша схватил меня за руку, и мы побежали. За нами неслись двое ребят. Как и в прошлый раз, Миша стал сворачивать в проулки и дворики. Я узнала нашу арку. Нет, только не это! Да, он опять меня зажал, но уже снял с меня куртку и сумку, с себя снял косуху и все это бросил на лавочку. Потом прижал меня к стенке и стал настойчиво целовать. Тут в голове помутнело, и я поплыла. Я не помню ни погони, ничего. Нет, я не могу сказать, что я не целовалась. Целовалась, конечно, и много раз. Но так — впервые. Это был настоящий поцелуй и очень страстный. Я даже не поняла, что ему отвечаю. Прильнула к Михаилу и совсем забыла, с кем я стою. В смысле, что он мой объект вожделения, это мой организм помнил, а то, что он гей, бабник, маньяк и шизофреник — это я напрочь забыла. Я только потом смутно вспомнила, что в нашу арку кто-то забежал.

— Где они?

— Не видно. Может, в подъезд побежали?

— А эти?

— Нее, это не они… Те по-другому одеты были.

— А похожи.

— Ага! — засмеялся кто-то.

Что было потом, я тоже не помню. Но думаю, они ушли, потому что Миша резко отстранился от меня и сказал:

— Стой здесь. Я сейчас.

И он побежал во вторую арку. Я не знаю, сколько я так стояла и слушала бешеный стук моего сердца. В голове раздавался вопрос: что это было? Я что, такая идиотка, что готова была ему прямо на улице отдаться? Вместо того чтобы дать сумкой по башке, я как самая последняя извращенка целовалась с геем!

Рядом с моим плечом что-то с грохотом ударилось о стену. Я обернулась. Пуля? Опять кто-то стрелял и промахнулся? Кто? Ох, умереть мне целованной геем…

— Ты хоть бы оделась, — заметил Миша, кинув мне в руки мою куртку. Сам он быстро застегнулся и сел на мотоцикл. Я даже не видела и не слышала, как он подъехал. Как в замедленной съемке, я пыталась надеть куртку. И все-таки кто же стрелял, неужели он? Поцеловал на прощание свою жертву и решил убить?

Миша посмотрел на меня, улыбнулся и застегнул на мне молнию:

— А ты с журналистом не спишь, да?

Что? О чем он меня спрашивает? С каким… Тут до меня дошло, и я вернулась в реальность:

— С чего ты взял?

Только бы он не решил, что у меня шалят гормоны и я от первого встречного схожу сума.

— Вы в разных комнатах спите. Но от вас пахнет одинаково. Вы брат и сестра, да?

Вот такого оборота я не ожидала! Я взяла с лавочки сумку и села на мотоцикл:

— Гущин хороший парень. И не гей, как некоторые.

Смеется? Нет, я его убью! Что же получается? Всегда там, где находится Миша, в меня стреляют. Почему он меня спасает, а на самом деле хочет по-тихому убить? Это он так при всех строит себе алиби? Мол, я ее спасал, все видели, а кто ее убил — не знаю. Какой же он хитрый и расчетливый… Но я жить хочу, я не дам ему убить меня втихаря. Я с огромной тяжестью на сердце поняла, что убью его сегодня. Ему нельзя жить. Он маньяк, гей… И что он со мной делает?! Сам остается холодным, как сухой лед. Мне было до слез обидно и стыдно от того, что я отчетливо понимала, что он раскусил мое состояние, причем его это забавляло. Я опять не успела понять, сколько мы проехали, и включилась, только когда он остановил мотоцикл рядом с моим подъездом. Я залезла в сумку и достала пистолет:

— Я вызываю тебя на дуэль, — сказала ему я, направив на него дуло.

— На какую?

— На обычную. Вызываю на дуэль, как Пушкин вызывал Дантеса.

Меня уже трясло. Я понимала, что если он останется таким спокойным, то я его во дворе без дуэли пристрелю, за одно только безразличие. Он вздохнул и ответил:

— Для Пушкина дуэль закончилась плачевно. Зачем тебе она?

Я еле сдерживала свои пальцы:

— Ты пытаешься убить меня исподтишка, амне жить хочется. Я буквально сегодня хотела тебе отдать все документы, а ты все испортил! Я жалею какого-то гея и маньяка, который никак не определится, кто он и зачем ему жертва!

Миша взглянул на мое окно, за ним перевела туда взгляд и я. Сверху за нами наблюдал Гущин.

— В дуэли я предлагаю тебе и себе равный шанс на жизнь, — сказала я.

— Поговорить не удалось, — заключил Миша. Он притянул меня к себе одной рукой и, привстав, поцеловал чуть выше верхней губы. И уехал. Я направила на него дуло и несколько раз попыталась выстрелить. Не получилось. Я села на корточки и заплакала. Ну что же я за дура такая! Он играет со мной в кошки-мышки, а я загораюсь от его взгляда. Он все понял… Стоп! Надо принять холодный душ и хорошенько подумать. Я что-то упустила за сегодня. Меня этот Высоковский сводит сума! Я совсем все забываю.

Гущин сидел на кухне и смотрел новости по телевизору. Увидев, как я вошла и села на стул, он включил микроволновку и достал из холодильника греческий салат.

— Я забыла купить продукты, — сказала я вслух, имея в виду полуфабрикаты. — Ты сам приготовил его? — спросила я про салат.

— А то! — Гущин достал из микроволновки тарелку с рыбой в кляре и пюре и поставил ее передо мной. — Ешь, может, подобреешь.

Интересно, он рыбу сам жарил или готовую купил? По вкусу она была немного суховатой и недосоленной, но я была не против отведать и такой. Когда я нервничаю, то либо совсем не ем или ем, но очень много. Сегодня был второй случай. Я посолила и рыбу, и пюре и набросилась на еду.

— И что я, дурак, на заводе торчу? Пять лет на институт потратил! Выучился бы на повара в ПТУ и пошел себе в ресторан работать шефом. Смотри, как уплетаешь! — засмеялся он. — А я есть это не смог. Для меня оно несъедобно. Салат куда лучше получился. Вик, с тебя сто рублей за испорченную тетрадь и пять тысяч четыреста за моральный ущерб.

— Я тебя не просила готовить. — Я почему-то чувствовала угрызения совести за то, что мой гость сам кухарит.

— Да, и еще за обслуживание я пришлю тебе счет факсом. Ты зачем пригласила меня к себе жить?

— Потому что одной страшно.

— Неправда. Я знаю, — игриво улыбнулся он, — ты запала на меня.

Я посмотрела на Сергея уничижающим взглядом.

— Столько всего для привлечения внимания предпринимаешь, — продолжил он. — И не смотри на меня так, а то я с тобой как твой бисексуал поступлю!