Гармония – моё второе имя (СИ)

– Я не буду, – сказала Вика.

– Вика, ты должна помочь Филиппу, – уговаривала ее мать – Это крупный заказ, у нас появятся хорошие деньги.

– Посмотри на мальчиков, которые тебя окружают, – говорил Филипп во время сеансов, трогая ее за подбородок своими холодными пальцами. – Прыщавые, нечистоплотные, похотливые. Шваль. Скоро ты отдашься одному из них в грязном подъезде. И у тебя заберут то, в чем они ничего не понимают, девочка моя.

– Вам-то какое дело? Это моя жизнь. Буду распоряжаться собой, как сумею.

– Мне за красоту обидно. Ведь со мной будет все иначе. У тебя появятся деньги, красивая одежда, тебе все будут завидовать.

– Вы мерзкий тип. Почему вы не боитесь, что я обо всем расскажу маме?

– Не смеши меня. Мама тебе не поверит. У тебя сейчас такой сложный возраст. Вы все врете, выдумываете, фантазируете. Нежный возраст. И потом… Здоровье мамы пошатнулось, ее нужно беречь. Разве не так? И потом… Если разобраться, я не предлагаю тебе ничего плохого. Ты узнаешь страсть зрелого, внимательного мужчины. Я подготовлю тебя к жизни во всех смыслах. А жизнь, деточка, – это сплошной курятник: надо забраться как можно выше, чтобы клюнуть ближнего и обосрать нижнего. Не хочешь думать о себе – подумай о маме. Зачем мне увядающая больная женщина? Мне нужна ты.

Во время войны мама, тогда еще маленькая светловолосая девочка, оказалась в гетто недалеко от городка Любча, что на Гродненщине. Она уцелела только потому, что оказалась похожей на дочь немецкого офицера. Он доставал фотокарточку, плакал пьяными слезами, гладил маленькую Клаву по голове и что-то бормотал на страшном языке, тыкая пальцем в глянцевое фото. Однажды утром маленькую Клаву вытолкали из гетто, и она, даже не удивившись, пошла в деревню искать свою маму. Сзади раздались крики, потом выстрелы, опять дикие крики, команды на страшном языке и опять гром выстрелов. Клава побежала, не оглядываясь. Она боялась даже плакать. Она летела по кочкам, и ощущение упругого ветра, который она раздвигала своим худеньким тельцем, осталось с нею на всю жизнь (в ее снах всегда дул тот самый ветер). Потом она спряталась в темный курятник и просидела там трое суток, боясь высунуться наружу. Выжить-то она выжила, мир не без добрых людей, но вот здоровье осталось где-то в гетто, в курятнике, в холодных комнатах детдома.

А потом мама встретила папу.

А потом…

Однажды Вика вернулась со школы в спортивном трико и спокойно сказала Филиппу:

– Маме нужны дорогие лекарства, сами знаете, какие. Ей нужна операция на сердце, а после этого – восстановление и санаторий. Сделаете это – получите то, что хотите.

– Нет, детка, сначала я получу тебя.

– Сначала – удачная операция. А потом вы будете жрать меня до тех пор, пока не подавитесь. Хотите меня – молитесь на здоровье мамы.

– Ты начинаешь торговаться – это нехорошо.

– А соблазнять падчерицу – это хорошо?

В этот вечер она впервые позволила Пене поцеловать ее и погладить ей грудь. А на большее он не отважился. У нее же чувств еще не было.

Здоровье мамы постепенно шло на поправку. Ночью Вика плакала, после того, как Филипп переставал ее ласково терзать (он любил наслаждаться ее позами при свете роскошной чешской люстры; она же – вот дура! – из непонятного чувства приличия старалась предстать в наиболее выгодном ракурсе), а утром свысока (презирая себя за это еще больше) смотрела на одноклассниц и загадочно улыбалась: ей казалось, что она столько знает о жизни, о мужчинах, о тайнах тела и души. Юрий Борисыч сразу же заметил перемену в ее поведении и прилепился к ней, как пес к сучке, нашептывая на ухо такое, от чего ее подруги попадали бы в обморок мокрыми курицами. Ее действительно не смущали похабные реплики Учителя – а его самого реакция юной женщины и ее разгоряченное после уроков физкультуры тело доводили до исступления. Вика почувствовала свою власть над мужчинами. Назло Филиппу она готова была переспать с кем угодно, чувствуя, что именно этим может причинить своему палачу настоящую боль. Ей хотелось отомстить ему, устроить ему адово пекло, пусть даже ценой еще большего презрения к самой себе. Сама мысль о том, что она поневоле верна Филиппу, что она его женщина, что она остается его «чистой девочкой», доводила ее до ярости. Ей хотелось стать грязной шлюхой, чтобы только досадить Филиппу, а еще лучше испортить ему жизнь.

С Филиппом же творилось что-то странное. Наверное, он действительно начинал любить Вику, боготворить ее, и потому начинал страдать. У него тряслись губы, она читала обожание в его светящихся виноватых глазах. Он был счастлив, когда они были вместе, и начинал ревновать ее, когда она долго не возвращалась из школы. В его мастерской на видном месте стояла скульптура обнаженной Вики (которая, сказать правду, ей очень нравилась).

А Вика думала только о том, что лучшего момента для мести и придумать невозможно.

Ей не хотелось втягивать в свою нечистую авантюру Пеню, который казался ей маленьким мальчиком с большими мечтами. Он даже не предполагал, в каком мире жила его Вика, которой при слове «любовь» хотелось хрипло смеяться и грязно ругаться. Но с Пеней она себе этого не позволяла.

А Юрий Борисыч… Многие девчонки были в него влюблены, о нем ходило столько сплетен. Лестно видеть у своих ног этого сильного человека. Он ей не нравился (она вообще не могла себе сейчас представить, как могут нравиться мужчины), но отношения с ним могли быть только грязными, а лучше этого подарка для Филиппа и придумать было невозможно.

Конечно, это должно было случиться рано или поздно.

– Вика, зайди ко мне в кабинет, – властно бросил на ходу Учитель.

– Зачем? – спросила Вика, вытирая пот со лба. Настроение у нее было замечательное: они только что выиграли в баскетбол у соперниц из 10 «А». К тому же на дворе стоял май.

– Ты мне нужна как женщина. Надо забрать мячи из женской раздевалки.

Он блеснул своей знаменитой улыбкой.

– Хорошо, – ответила Вика как послушная ученица. – Когда?

– Сейчас.

– Хорошо. Переоденусь и зайду.

– Не надо переодеваться, – сказал Учитель, не в силах отвести от нее тяжелого взгляда.

– Хорошо.

Учитель закрыл кабинет и быстро повернулся к ней. Ни слова не говоря, сорвал с нее майку и бюстгальтер. Тело было влажным. Плотные девичьи груди слегка подрагивали. («Какая форма!» – стонал всегда Филипп; она сопротивлялась тем, что отдавалась ему покорно, отвернув голову и не закрывая глаз. Ей казалось, именно так поступают бесчувственные проститутки. Хотя в последнее время дыхание ее уже сбивалось и глаза закрывались сами собой. Где-то глубоко внутри зарождалась нежность. Она злилась на себя и заставляла сердце биться ровно. Но это возбуждало еще больше… Вика научилась выдавать свое возбуждение за раздражение. Иногда она верила самой себе.). Она улыбалась и тоже молчала. За стеной галдели школьники: бурлила большая перемена.

– Снимай все. Мне нравится, когда в шаге от нас бегают люди, не подозревая о том, что творится за дверью. Добавляет адреналина.

– Я уже почти голая.

Учитель толкнул ее на диван, схватил ее за волосы, попыхтел немного и вошел в нее с отвратительной силой. Борода Филиппа показалась ей приятнее усов Учителя. Вика стала злиться и пыталась думать только об одном: как она придет домой и во всех подробностях выложит все гнусному Филиппу. Она попыталась сосредоточиться на новых ощущениях, но Учитель сделал ей так больно, что в голове у нее помутилось и слезы сами выступили на глаза. Он кончил яростно и быстро. Ее тело в этот момент напряглось и одеревенело. Внутри все горело.

– Больно? – спросил он совсем не интимным, а тренерским тоном, словно на уроке. Так он общался на спортивной площадке, когда у его воспитанниц не получался бросок в корзину. В его тоне была грубоватая ирония.

– Очень больно, – сказала Вика, которую просто трясло. – У вас очень большой член.

То, что было у Филиппа, показалось ей просто идеальным.

– Я знаю, – сказал Учитель грустно и совсем без улыбки. – Маленький член – маленькие проблемы, большой член – большие проблемы. Со второй женой из-за этого развожусь. Она не спит со мной уже целый год. Не могу найти себе женщину по размерам, понимаешь? Целая катастрофа. Второй раз любая баба мне уже не дает. Проклятье какое-то. Вот и ты тоже мокрощелка оказалась. А жопа большая…