Гармония – моё второе имя (СИ)

И тут до меня дошло (вот он, крошечный момент, десятая доля секунды, не время даже, а статистическая погрешность, – прекрасный судьбоносный миг, соединивший прошлое и будущее! Чем недолговечнее эйфория, тем она острее!). Моя трудная жизнь, состоявшая из невозможности принять верное решение, мои душераздирающие сомнения, мои метания, мои ошибки, вытекающие из правильных решений, – все это было полноводной, полнокровной жизнью. Нельзя было ни убавить, ни прибавить; это было бы нарушением моей гармонии.

И решения никакого принимать было не надо – просто потому, что я давно уже принял решение, еще тогда, когда даже не подозревал, какие трудности поджидают меня впереди. Получается, что я жил с готовым решением, не веря, что оно – уже свершившийся факт?

Получается, что жил.

Ничего не надо было менять в жизни; надо было просто жить невозможной жизнью – и это было счастьем. Теперь я точно знал, что такое счастье. Осталось ответить на вопрос: счастлив я или нет?

Даже не так. Моя проблема передвинулась в другую плоскость: где взять силы на это корявое счастье?

При этом понимание того, что иного счастья не бывает, явно прибавляло мне сил. Осознание того, что меня не покидает понимание, также было источником сил.

Было страшновато бросаться в хорошо знакомую пучину; но никакой иной жизни мне уже не хотелось. Еще вчера я лихорадочно искал глазами берег, чувствуя, что силы на исходе; сегодня я уже не хотел никакого берега, никакой скучной тверди, никаких окончательных причалов. Сам процесс плавания, удовольствие уверенно держаться на воде – то бишь безнадежно барахтаться в океане – и придавало мне сил. Не надежда достичь берега – а надежда достичь его как можно позже: вот что стало моей путеводной звездой.

Настоящая жизнь должна быть трудной, невыносимой – потому что реальной. Благостные миражи, мусор иллюзий – за борт, как балласт. Желание жить реальной жизнью – вот что стало perpetuum mobile моего существования. Я бы рассмеялся в глаза тому, кто назвал бы меня оптимистом; я бы расплакался от жалости к тому, кто посчитал бы меня пессимистом; я бы резко повернулся спиной к комплиментам унылого диалектика; я бы не устоял против искушения объявить сумасшедшим верующего. Мне было с ними не по пути, они не умели плавать.

Гармония, мое второе имя, стала мне спасательным жилетом.

* * *

Жена, состояние которой было безнадежно, прочитала эту запись из моего дневника (начинавшуюся со слов «моя трудная жизнь»; все остальное в последней главе – выдумка, художество) и попросила объяснить, что я имел в виду.

А я понял, что даже бумаге невозможно доверить часть своего существа.

И вдруг в соответствии с логикой моего нового мироощущения, я отчаянно осознал: именно и только бумаге и следует доверить существо моего существа. Более того: только тогда это существо и проявится. Бумаге – да, но не дневнику. Чему же?

Уже задавая себе этот вопрос, я улыбался, ибо знал ответ еще до того, как возник вопрос: роману, вот чему. (Я чувствовал, что знаю ответы на еще не родившиеся вопросы. Умение задавать вопрос становилось главнее умения нащупывать ответ в грамотно структурированном информационном космосе.) Я знал, что роман на русском языке – это мучительно сложный проект с непредсказуемым результатом; но я знал также и то, что у меня не было иного выхода. А почему роман будет – не для всех, прилично владеющих русским языком, языком мировой культуры, который ничем не уступает иным мировым языкам?

Потому что мой не написанный еще роман уже есть начало диктатуры культуры . А для опарыша это – словно дуст в жаркий солнечный день, когда кроме водопоя ни о чем думать не хочется. Да и о водопое пусть поразмыслит брюхо: оно все равно умнее головы.

Нельзя было облегчать себе жизнь, уклоняясь от того, что ее немыслимо обогащало. Легкая жизнь, белая и пушистая, легко помещалась в траурную рамку.

«Вот это жизнь!» – то и дело вспыхивало искрами у меня в голове. К гордости за себя примешивалось легкое чувство зависти к себе и, черт побери, – досадным осадочком – жалость: все-таки это было очень трудно – превращаться из личинки человека, ютившейся в коконе (мумия!), в бабочку личности, которой законы всемирного тяготения не только мешали, но и помогали обрести реальную свободу – помогали взлететь.

И все-таки это случилось.

Это случилось в XXI веке по христианскому летоисчислению…

И это было начало чего-то нового.

Или…

Конец.

Январь 2007 – август 2008

Примечания

1

Здесь использованы стихи А. Жданова, взятые из книги «Западный полюс земной». – Мн, УП «Технопринт», 2003