Снег на Рождество

— Ну раз так, — вздохнул Виктор. — То я расскажу все как было…

И он начал:

— Три года назад, а работал я тогда телемастером, поехал я к одной тетке на вызов. Я ловкий тогда был, сильный. Лазил и по крышам, и по деревьям, короче, антенны устанавливал. Сделал я тетке телевизор, все чин чинарем, стал он показывать, только вот звук плохой. Вышел я тогда на улицу, антенну посмотреть. Глядь, а она развернута в противоположную сторону. Я попросил лестницу. Лестницу мне хозяйка дала дряхлую, другой не было. Я ударил по лестнице кулаком, думаю, ничего, крепкая, не развалится. Поставил. Залез. А до антенны все равно не достаю. Тогда прошу у хозяйки палку, чтобы антенну развернуть ею, или, как говорится, на станцию направить. И вот только я подтянулся на пальчиках, раздался треск, перекладина обломилась, и я полетел вниз…

Очнулся на земле. В голове боль такая жуткая, что я даже заплакал. Не помню, сколько я плакал, помню лишь, как подошли теткины соседки-пенсионерки, стали передо мной в круг и говорят, мол, он, наверное, эту штуку нижнюю… отбил… А мне не до их шуток… Отполз я кое-как в сторону, посидел на травке с часок. Плакал, конечно, проклинал ее, тетку эту, за то, что она, такая-сякая, подсунула мне лестницу старую. Из-за нее теперь вот мучайся. Посидел я, посидел. Наступил вечер, пора домой ехать. Завожу мотороллер. Кое-как с трудом выехал. Приехал домой, растерся змеиным ядом. Лег и лежу. К врачам обращаться не стал.

На десятый день вроде головная боль стала проходить, словно не было со мной горя. Но к осени опять. Голова как заболит, и ну давай раскалываться. Я в больницу. А врачи говорят, что надо снять голову. Снимайте, говорю я. Они мигом сняли мне голову. Посмотрели на снимок. Говорят, цела… И прописывают мне анальгин… Я с месяц попил его, а толку никакого. Головные боли с каждым днем все сильнее и сильнее.

Я опять к врачам. А они руками разводят, ну а что, мол, нам с тобой делать. И опять снимают мне голову. Посмотрели снимок, голова цела. Врачи и не знают, что со мною делать. Тогда самый старый дает мне рецепт на новое лекарство, пять рублей коробка. Подаю я рецепт в аптеке, а аптекарши в пляс: и откуда ты, мол, только, родненький наш, взялся? И говорят, мол, ты нашему плану сейчас как никто в жизни помог… и этих новых таблеток выдали мне чуть ли не на сто рублей…

Я пью их, а мне не лучшает. Головные боли все сильнее и сильнее. Я опять к врачам. А они нервничать. Мол, не знаем, дорогой, чем тебя и лечить. Потому что самое что ни на есть дефицитное лекарство тебе выписано было — и оно не помогло. Я в слезы, милые, дорогие, помогите, все же как-никак вы врачи, доктора, за семь лет, чай, все болезни выучили. Когда пристыдил я их, они задумались. Гадать стали. Гадали, гадали… И, ничего не выгадав, порешили направить меня в областную больницу, в неврологическую клинику на спецконсультацию. Там обстучали меня молоточками, поводили перед носом зеркальцами, и говорят, нет у тебя ничего, а для приличия сунули рецепт на анальгин…

После консультации голова у меня еще боле разболелась. Чувствую, домой не доеду. Кое-как вышел вниз, присел в холле и заплакал. Подходит уборщица. «Сынок, ты чего плачешь? Не положили тебя…» И советует пойти на «Скорую»… Через нее, мол, всех берут. Я в «Скорую», а в «Скорой» меня тоже посчитали за здорового и тоже не взяли. Для приличия таблетку анальгина дали, и все…

Наконец, ближе к ночи сжалилась одна женщина-врач. И положила меня в неврологическую клинику. Сделали мне укол, и я уснул. А утром профессора сняли мне голову. Посмотрели снимок, голова целая. Руками развели. Нет, мол, у тебя ничего, и, мол, теперь ты уходи. Я говорю «спасибо» и выписываюсь…

Приезжаю домой, а со мной опять плохо. Голова болит, раскалывается.

Стал я вызывать на дом наших врачей, а они, что, мол, мы сделаем с тобой, если тебе областные не помогают. И вновь направляют меня в область, в то же самое отделение, в котором я уже лежал. На меня никто добром не смотрит: сколько ж его можно лечить? Терплю я и думаю, все же как-никак областная клиника, помереть не дадут. Затяну я голову платком, сяду в коридоре и мучаюсь.

Подходит ко мне раз заведующая и тихо сестре: «Сделайте ему тройную дозу, чтобы он уснул».

Сделали мне укол, а боль в голове как была, так и осталась.

Кое-как дождался утра. Через бабушку, ухаживающую в нашей палате за парализованным дедом, передаю своим родителям телеграмму: «Срочно выезжайте, я в плохом состоянии».

На другой день приехал отец. А бабушка, через которую телеграмму я передавал, говорит мне: «Сынок, тут тебя, как и моего деда, теперь никто не вылечит, — и дает совет. — Мол, пока у тебя ноги не отнялись, езжай в Моршанск, сам не можешь, посылай отца, кого угодно. Есть там одна тетя, которая людей от смерти спасает».

Я попросил отца: «Батя, поезжай разузнай».

Он поехал. Тетка приняла его. Отец показал мою фотографию. Давал ей денег, но она не взяла. Посмотрела она на фотографию и говорит: «Малый-то он у вас умный… Только вот помирает…» И дает для меня воды, чтобы я ее выпил.

Привозит отец эту воду и выпить меня упрашивает. И бабка эта, за дедом ухаживающая, тоже упрашивает: «Выпей, выпей, сыночек, может, спасет…»

Вначале я полглоточка сделал, затем глоточек, а потом думаю, эх, была не была, и остальную допил. Не знаю, с нее или не с нее, полегчало мне. Потом арбуз соседи по палате принесли. Маленькая девочка, внучка парализованного деда, назвав меня дядей миленьким, дала кусочек шоколадки. Ну а как только настроение у меня приподнялось, то и аппетит появился. А тут и погода начала меняться… Выглянуло солнышко. Через неделю я попросился на выписку…

Приехал домой. Стал работать. За месяц работы дали мне Почетную грамоту и премию.

Галя, жена моя, у кого-то узнала, что для закрепления лечения хорошо бы мне съездить в санаторий. Прошу на работе путевку — нету, кончились. Тогда беру свои грамоты и еду в район просить путевку. Стал просить. А мне говорят: «Нету у нас и не будет… а во-вторых, должна организация просить, а не ты сам».

Выложил я на стол все свои снимки и грамоты: «Как хотите, а я отсюда не уйду, покуда вы мне путевку не выдадите».

Сжалились тут надо мной и говорят: «Есть у нас одна горящая путевка в Цхалтубу, только не знаем, подойдет она тебе или нет».

Обрадовался я, хоть какой рад. Ведь никогда в санаторий не ездил. Быстренько взял ее и поехал. Ехать надо через Москву. Приезжаю в Москву, а из вагона выйти не могу, голова болит, раскалывается. Хорошо, рижские солдаты поблизости оказались, помогли до медпункта добраться. Всю дорогу под руки вели, чемодан несли.

Зашел в медпункт и объясняю, мол, так и так, по пути на курорт голова разболелась. Врач с медсестрой вежливо предлагают: «Садитесь».

Я сел. Они дают мне две таблетки анальгина. Я объясняю им, что меня рвет с анальгина, так как мне почти все врачи только и знают, что дают анальгин. И прошу сделать мне хоть какой-нибудь укол.

А они: «Ты, наверное, наркоман?» — и засунули мне в рот анальгин. Не успел я запить его, как меня тут же вырвало. Лишь после этого они сделали мне укол. Пролежал я у них примерно час… А мне не лучшает, голова, как и прежде, болит, раскалывается. Тогда я прошу их: «А вы знаете, я, наверное, не доеду, поэтому вы отправьте меня лучше в больницу».

А они: «Ишь ты каким хитрым путем… В Москву лечиться прибыл, — и спрашивают: — Тебе куда ехать?» — путевку мою повертели и… за билетом меня отправили.

С трудом я к кассе добрался. Попросил кассира дать, если можно, нижнее место. Дала она мне, посочувствовала. Сел я на деревянный диванчик в Курском вокзале, а голова опять у меня вдруг как заболит. Я в медпункт. А в медпункте: «Ты что это к нам привязался? Когда у тебя поезд?» Билет взяли мой и рассматривать начали. А я говорю: «Никуда я не поеду. Раз в больницу положить вы не можете, тогда отправьте меня лучше обратно, поеду домой умирать».

А они: «Ничего страшного… Сейчас мы тебе носильщика вызовем…»