Тот, кто должен

            Мих обернулся к ней.

– Не плачь, Ленк, не вздумай. Вредно это для Майкла.

            Она заулыбалась и снова всхлипнула.

– Иди, ладно. Я журнал твой читать буду.

– Там и фота есть, – Мих развернул журнал и ткнул пальцем в свою фотографию.

– Красивый ты тут. И в очках тебе хорошо. А очки чьи?

– Лешки-дизайнера.

– Здорово получилось. Серьезный такой. Светило психологии.

– И «не заметно, что маленького роста»?

– Да ты и не маленького роста, – Ленка пожала плечами. – Дура какая-то сказала, наверно, трехметровый мутант.

            Он засмеялся, чмокнул Ленку в голову.

– Ок, пошел я. С мамой поговорить надо.

– Да-да, поговори как-то. Она очень печальной кажется.

– Это из-за дела Фитюка.

– Ааа, может.

            Ленка закрыла за ним дверь, и замок щелкнул точно так же, как в детстве, когда вечером Мих бежал вприпрыжку с восьмого на четвертый – «купаться и спать».

24. ДЕЛО ФИТЮКА

            В обжитых семейных гнездах все пропитано одним запахом. У некоторых это запах табака, или еще хуже – чеснока, или просто запах лакированного паркета. В квартире Миха – это запах корвалола. Нервы – корвалол, бессонница – корвалол, споры – корвалол. Этот отвратительный запах лезет из щели под дверью Тамары Васильевны в щель под его дверью, неумолимо напоминая об одном и том же: все неспокойно, конфликт, непонимание, неразрешимые противоречия, отчуждение. Въедливый запах затягивает в петлю беспросветной тоски. Не хочется бывать дома.

            Журнал так и остался на тумбочке в прихожей. Маму не интересует его новая работа, потому что он бросил ту, на которую она его устроила «по знакомству», с таким трудом. А он перечеркнул все ее усилия, как и тогда, когда отказался стать юристом и продолжить ее дело.

            Дети – копилка нереализованных родительских желаний, надежды, положенные на депозит. Он был бы успешнее, он был бы талантливее, чем она. Она передала бы ему самое ценное – опыт. А теперь вынуждена натаскивать посторонних людей – наемных сотрудников, чужих детей, и ждать от них помощи и поддержки, пока ее сын занимается ерундой, развлечениями, журналами.

            Пусть другие это прощают. В других семьях нет «своего» дела, нет «своего» офиса, нет «своей» практики, но в их семье все это есть, даже если нет самой семьи. Она не может посоветоваться с ним, не может даже ничего рассказать о делах – у Миха всегда отсутствующее выражение лица.

            Он отсутствует. Даже когда он дома – его нет. Он улыбается вежливо и не слышит ее. Делает над собой усилие – прислушивается – и отвечает невпопад. Ему с ней не интересно. Ему интересно с Ленкой, с компьютером, со Славкой. Ему даже стало интересно на работе, а наедине с ней – нет. Он уже давным-давно ее изучил, она ничем не может его удивить.

            Входит к ней только затем, чтобы попросить машину. Разговор об автомобиле – давняя проблема, которую они так и не решили. Однажды попросил денег на авто – она отказала. Потом предложила сама – он отказался. Потом предложила свою старую машину – он снова отказался, хотя водит хорошо, ловко, и ему нравится быть за рулем. Просто посчитал, что она упрекнула его низкой зарплатой, мол, был бы адвокатом, получал бы в десятки раз больше.   

            Он неудачник. Ее сын неудачник. Сын, который должен был быть успешнее и талантливее ее. Сложно уважать его, сложно одобрять, когда каждый день в офисе мелькают ребята совсем другого склада – хваткие, юркие, с горящими глазами, с быстрыми жестами. Это не ее отвлеченный, всегда чем-то огорченный, всегда задумчивый, плавный Мих.

            Мих… Мих – это отец его так называл. Даже маленького – Мих. Он и похож на отца – упрямый в своей отвлеченности, самодостаточный в своей замкнутости, практичности ни на грош…

– Это твой ребенок?! Она от тебя беременна?! – Тамара Васильевна едва дождалась его от Ленки, чтобы накинуться с вопросами. – Твой?

– Почему тебя это волнует?

            Раньше не видела эту Ленку близко, не замечала, что у нее уже такой живот. Живет одна, неизвестно, кого водит, а ребенка навесит на ее сына – по-соседски.

– Я должна это знать!

– Не должна.

            Отрезал и все. Никаких объяснений. Объяснять ему неинтересно.

            Снова запах корвалола вгрызается в сознание. Мих распахнул окно в своей комнате. Тяжело жить с матерью, когда тебе за тридцать, и когда все тридцать – с ней, под ее неустанным контролем. Тяжело быть свободным – в ее квартире, тяжело не потерять себя в своей маленькой комнате. Особенно, когда мать властная, энергичная, успешная бизнес-вумен. Бизнес-бабушка.

            Он вернулся в гостиную.

– О чем-то другом поговорим, хочешь? Чем закончилось дело Фитюка?

– Какого Фитюка? Дело Фитюка закончилось два года назад…

– Мне запомнилось…

– Мих…

            Даже сказать нечего. Совсем не похож на нее ее мальчик.

– То есть ты не знаешь, твой это ребенок или нет?

– Я все знаю точно. Я всегда все знаю точно. Я же психолог. Я знаток человеческих душ. Я знаток психов. Потому что все, у кого есть душа, психи по определению. Я если нет души – тогда и болеть нечему.

            Если он выстроил вокруг себя стену, то и она – за стеной. Не может понять его, не может достучаться. И нужно ли?

– Я сказать тебе хотел… если ты вдруг бросишь работу…

– Брошу работу?!

– Бросишь работу, станешь пить во дворе с Николашей, спать на лавочке, играть в домино, пропивать вещи, перестанешь мыться, я все равно буду тебя любить. Я подумал. Я все равно буду тебя любить.

– Что ты несешь?!

– Даже если ты будешь ругать меня, материть, позорить перед соседями, я все равно буду любить.

– Ерунда какая. Как может такое прийти в голову?

            Мих заулыбался.

– Не знаю. Пришло вдруг. Мне показалось, что это важно. Ты должна знать это. Потому что если вдруг я стану наркоманом, буду воровать у тебя деньги и тратить на ширку, ты тоже должна будешь меня любить…

– Я не уверена…

            Мих кивнул.

– А ты подумай. Я начну играть в казино. Или убью кого-то. Подговорю Славку, и мы убьем бизнесмена, Попова, например, Славка выкрутится, а меня посадят. Ты же будешь мне передачи носить? Не постесняешься своих коллег-адвокатов?

            Тамара Васильевна покачала головой.

– Я не знаю. Это сложный вопрос. Надеюсь, ничего подобного с тобой не случится…

– Дело не в этом. Дело совсем в другом… Дело… Дело Фитюка.

25. ВАРИАНТ

– А чего это ты не можешь? Телку выгуливаешь?

            А вот и Славка – потенциальный партнер в деле о вероятном убийстве. Славка звонит редко – в силу постоянной катастрофической занятости, но если звонит, то требует максимума внимания.

            Теперь он директор рекламного агентства, а учились вместе в универе, просто после третьего курса Славка учебу бросил и начал зарабатывать деньги, а Мих так и не начал. Славка активен и напорист – такого бы сына Тамаре Васильевне. Видятся они в последнее время не так часто, но дружба продолжает существовать, и при встрече им не приходится устанавливать контакт заново: контакт есть всегда, просто у каждого свой жизненный ритм и свои стандарты.

– Нет, она – меня. На вечеринку бизнес-ассоциации.

– И я там буду. А ты каким боком?

            Мих вкратце рассказал о журнале.

– Поменял одних шизоидов на других? Ну, не дурак? – прореагировал Славка. – Ладно, в «Венском» пересечемся. Или ты свою даму до постели провожать будешь?

– Так у нее муж. 

– Так смотря, где постель.

            Поржали.

«Венский дом» был самым дорогим рестораном города, но, по слухам, не окупался.

Вероника заехала за Михом в офис. Одета была в красный брючный костюм и голубую блузку. В глазах зарябило.