Тот, кто должен

            Да, для этого.

            Для этого и существуют сауны. Для этого существуют в саунах комнаты отдыха. Для того чтобы отдохнуть. А не для того, чтобы так бешено колотилось сердце. Не для того, чтобы душила злоба. Не для того, чтобы задыхаться, прогоняя, как наваждение, мысли о бедрах Вероники, о туше ее отца, о Ленкином животе…

Ольга отпихнула его, освободилась.

– Дурак! Какой ты дурак! Мне больно.

– Я хотел, чтобы ты после меня не смогла.

– А я смогу!

            Они сидели совершенно голые по разным краям продавленного дивана. Молчали, словно, действительно, поссорились. И Мих думал, что никогда, ни с одной женщиной, он не чувствовал себя настолько обнаженным и беззащитным. Хотелось прикрыться хоть дымом – заслонить душу.

– Оль, дай сигаретку…

            Она подала пачку и стала одеваться.

– Не знаю, Миша, что это и как называется. Но для развлечения – слишком больно…

– Заживет, – сказал он.

            Выйдя из сауны, вызвали два разных такси.

            Плакаты «Любимая, я люблю», расклеенные на стенах, уже были разрисованы усами, бородами, рогами, членами, въезжающими в рот или взгроможденными на пышную прическу «любимой», но бигборды на высоких опорах, по-прежнему хранили целомудренность.

– А страшная эта телка, – прокомментировал таксист. – Страшная. А, говорят, стриптизершей работает в клубе каком-то.

            Мих отвернулся. Казалось, что уже несколько месяцев вертится вокруг тех же ситуаций, в кругу тех же мыслей, по тем же осям. Заклинило.

– Мог бы предупредить, что ночевать не придешь! – мама укоризненно покачала головой.

– Извини, извини. Фуршет же был. Вылетело из головы.

            Он еще пытался что-то сказать, пока она не отвернулась, не махнула рукой, не ушла к себе.

– И где ты был? – спросила она.

– У… девчонки одной.

            Тамара Васильевна опустилась в кресло.

– Мам, не волнуйся.

            Она молчала.

– А ты никогда не писала ему?

– Кому?

– Отцу.

– Отцу? Зачем? – она искренне удивилась.

– А я писал. Одно большое письмо писал. Заново начинал, продолжал. Письмо росло и росло. Одни события устаревали, и я их вычеркивал, добавлял другие. И не выслал, конечно. Я и адреса его не знаю.

– Ты хочешь, чтобы я нашла тебе адрес? – она раздраженно поднялась, оправила складки халата.

– Нет. Может, тогда и хотел. А потом я сам очень много писем таких прочел – в консультации. Все неотосланные письма похожи. И мне казалось, что если бы писала ты – это были бы какие-то очень правильные письма, сдержанные, очень умные письма…

– Вообще не понимаю, к чему ты это – так вдруг. 

– А ты почувствуешь, когда он умрет?

            Она молчала.

– Я боюсь, что я не почувствую. Я точно знаю, что я не ничего не почувствую, – сказал Мих. – И я не уверен, что он еще жив.

– Я вообще о нем не думаю. Жив, мертв – какая  разница? – Тамара Васильевна дернула плечами. – Ничего такого у нас с ним и не было – общего. Ну, кроме тебя.

            Мих кивнул. Он был общим. Он был и есть – общая память о том, что, кроме него, не было ничего общего.

30. ЖАРЕНОЕ МОРОЖЕНОЕ

            С самого утра в коридоре караулил Пантин. Протопал за Михом в кабинет.

– Михаил Александрович, бухгалтер все пересчитала. Действительно, ошиблась.

            Выложил четыре знакомых конверта – значительно утолщенные, как потом убедился Мих, с совершенно другими суммами.

– Я надеюсь, подобной ошибки больше не повторится? – спросил Мих напрямую.

            Пантелеевич выкатил наивные глаза – до  глубины души обиженного человека.

– Миша, я все лично проконтролирую! И, может, поужинаем в знак… исчерпания инцидента? Все за мой счет – без вопросов.

            Мих взглянул озадаченно. Василий Пантелеевич немного ссутулился, ожидая ответа, рассматривал что-то за окном, отвернувшись от него.

– Конечно, с удовольствием, – кивнул Мих.

            Хотел добавить, что никогда не отказывается выпить на халяву, но сдержался. Пантин заметно просиял. Может, «инцидент» задел его больше, чем он хотел показать. Может, он опасался, что Мих пожалуется Веронике, хотя вряд ли организовывал «ошибки бухгалтера» без ее ведома. Как бы там ни было, согласию Миха он обрадовался.

            В Интернете Мих почитал о шопоголиках – набрал общих фраз, украсил анекдотами и примерами из фильмов – материал сложился без особого труда.

            Вечером у крыльца «Старта» его ждало такси. Пантин распахнул перед ним дверцу, чуть ли не взяв под локоток. В кафе пошло на той же волне: он отставлял стул, подливал вина, подавал салфетки, торопливо прикуривал, неловко щелкая зажигалкой, и Мих понимал, что вопрос, который ветеран собирается обсудить с ним, очень и очень серьезен.

            Кульминация наступила, когда на десерт он заказал «жареное мороженое» по какой-то фантастической цене.

– Хочется чего-то экзотического, – оправдался перед Михом и снова робко улыбнулся.

            Мих то пьянел, то трезвел, разглядывая Пантина, качался, словно в волнах не очень свежей, тухловатой воды и чувствовал легкий дискомфорт.

            «Жареное мороженое» представляло собой шарики, обвалянные в каких-то сухарях. Пантин слегка смутился.

– По-моему очень аппетитно выглядит…

– Так о чем вы хотели спросить, Василий Пантелеевич?

– Спросить? Нет, ни о чем. То есть да, хотел.

            Он смотрел исключительно в блюдце с мороженым.

– Я хотел спросить… Думаю, у тебя есть какие-то знакомые. Девушки. И мы могли бы… встретиться все вместе. И приятно провести время… втроем. Или даже… А если нужны деньги, то я…

– Кому нужны деньги?

– Ну, может, кому-то из девушек. И мы бы…

            Мороженое смотрелось вульгарно.

– Все, не продолжайте, Василий Пантелеевич, я вас понял. С трудом, но понял, – сказал Мих. – Вы неправильные выводы сделали, как и по зарплате. Мне льстит, конечно, что я вам шкатулкой с двойным дном кажусь, но вы уже второй раз не в том месте простукиваете.

            Василий Пантелеевич заметно побледнел. Мороженое потекло.

– Я вам, как специалист, говорю. Не обижайтесь, Василий Пантелеевич, но такие картинки, какие вы в Инете рассматриваете, меня не интересуют: ни втроем, ни вчетвером, ни со многими неизвестными. Я ни в коем случае не осуждаю. Просто вы неправильный выбор сделали: уже по одной той причине, что мы коллеги, а не потому, что я недостаточно испорчен, или у меня нет знакомых шлюх. Вы никогда раньше в Интернете не знакомились? Начните. Сеть сохранит вашу анонимность, если вас это беспокоит. И для вас – оставшегося без семьи, без стабильных отношений и вернувшегося к ранним, подавленным фантазиям – будет наилучшим выходом. В данном случае – нет средства лучше.

– Надеюсь.., – начал было Пантин.

– Все нормально, – прервал его Мих. – Вы ничуть меня не задели. Просто я не тот человек. Вам в таком деле нужен азартный и инициативный партнер. И на том сайте, где вы бываете, вы вполне можете найти такого единомышленника.

            Мороженое мигом растаяло. Пантин сидел молча, глядя в блюдце. И глаза были по блюдцу. Мих закурил. Неловкость прошла совершенно.

– Что вы застыли, Василий Пантелеевич, как соляной столп? Я не расскажу никому – если вы об этом беспокоитесь. Это вполне здоровые желания. Я и не такие истории слышал. Самые смешные – не об эротических фантазиях, кстати, а наркоманские. Чел у меня был один – наелся феназепама и уснул. Это ему казалось, что уснул, а на самом деле – собрался и в институт на лекцию пошел. И все, кто видел его в тот день, говорили: датый. А он никого не видел. Он сел в аудитории и стал что-то о деревьях рассказывать – так громко, что препод лекцию никак начать не мог. А ему казалось, что деревья повсюду растут с треском, что он в лесу…