Мать ветров (СИ)

— Саид, от Вас я подобной низости не ожидал. Вы запрещаете мне петь и ностальгировать?

— Нет, конечно. Но мне искренне интересно, из-за чего Вы тоскуете по прежней жизни? Что Вы потеряли?

— Как бы Вам объяснить, — военспец чуть расслабился и мечтательно поглядел в окно, за которым сгущалась ранняя зимняя синева. — Грюнланд — это прекрасная, уникальная земля. Суровый край рыцарей, настоящих воинов, которым не чужда грубоватая шутка и лишняя кружка эля, опрокинутая на белоснежный воротник, и в то же время мы легко принимаем утонченные нравы других стран. Но делается это без лицемерия, без жеманства... Вы бы знали, как очаровательны вечера, когда на смену изящной аллеманде приходит простонародный лендлер, дамы обсуждают высокую поэзию, а мужчины хохочут, вспоминая забавный случай на охоте. Вино, хрустящие медовые булочки, свечи, тихие сумерки, как сейчас... Только решетки в усадьбе моих родителей были декоративными.

— Да, настоящие рыцари опрокидывали эль на белоснежные рубашки, а прачки с опухшими от непомерной работы руками после отстирывали эти самые рубашки. И не приведи Пламя останется хоть одно пятнышко, — грустно, задумчиво проговорил Али. — А лендлер прекрасен. Никогда не слышал аллеманду, попрошу Марлен сыграть. Здесь, в тюрьме, мы планируем проводить просветительские вечера.

— Что же, арфа и аллеманда в тюрьме тоже будут поводом для сентиментальности? — подхватил вслед за братом Саид. — Или Вы ностальгируете по тем временам, когда сами были на свободе, а вот крепостные пахали на Ваших родителей и обеспечивали своим потом эти очаровательные вечера?

— Вы обвиняете меня в любви к собственному детству и собственным родителям?

— Что Вы! Это же Ваша записка, где Вы просите у Арджуны недельный отпуск в связи с именинами Вашей матушки? — и чекист показал собеседнику документ.

— Разумеется, Вам это прекрасно известно! — недоуменно ответил военспец.

— Отлично. Это Ваша записка, Ваша рука. И это — тоже Ваше письмо, где Вы подробнейшим образом описываете пять приграничных городов с наиболее слабой обороной. Мы взяли Вашего посланника минувшей ночью. Я обвиняю Вас в измене Республике, военной присяге, в разглашении государственной тайны и в контрреволюционной деятельности.

В течение часа Саид и Али вытащили из обескураженного военспеца показания, подтверждающие виновность его старшего коллеги.

— Нам с ним просто повезло, — скривившись, заметил Саид, как только военспеца увели в камеру. — Другие будут умнее и сдержаннее на язык.

Странно. Гулкую тюремную тишину потревожил высокий красивый голос, который выводил сентиментальную, трогающую за душу песню. Другой голос. Не тот, что обычно. Али подошел к одной из камер и осторожно заглянул в дверной глазок. Поморгал, мотнул головой недоверчиво, посмотрел еще раз. Так и есть, привычного певуна в камере не было. Али направился к коменданту.

— Михель, Вы позволите? Я проходил сейчас мимо третьей, там новенький, который фальшивомонетчик, запевает. А наш Аристократ где? С ним что-то случилось?

— А то как же, мальчик мой, — охотно принялся объяснять комендант. — Чтобы с Аристократиком чего не приключилось? Пока вы там с товарищем чекистом политических допрашивали, он скандал из-за карт устроил, ножик вытащил. Вот тебе наука, как ни обыскивай, а откуда-то ж эти падлы ножики все одно достают!

— Ранен кто?

— Не-а, не успели.

— И то радость. Аристократ в одиночке, выходит, отсиживается?

— В одиночке! Щас ему одиночку, в карцере пущай отдохнет!

— Михель, простите, но... пытки конституцией запрещены, — осторожно напомнил Али. — А карцер относится к пыткам.

— Эх, мальчик, — как-то по-доброму, доверительно вздохнул комендант и потрепал собеседника по щеке. — Ты хороший парень, ты как лучше хочешь. В каждом из них человека видеть хочешь, пытки не любишь. А кто их любит? Но вот ты в головешке своей держишь, за что Аристократ и еще сто таких, как он, в наши стены родненькие угодили?

— Двойное убийство, кража. Точное количество золотых не припомню, но солидно было, да.

— Вот! — Михель назидательно поднял палец, закашлялся и продолжил. — И почему же наш бедняжечка две живые души к богам отправил? Ты с ним разговаривал?

— А как же, — с готовностью ответил Али. — Безотцовщина, тяжелое детство, отчим любимую мамочку обижал, его бил. Трудно парню пришлось.

Комендант затянулся и неторопливо выпустил струйку дыма. Смачно сплюнул на пол, снисходительно улыбнулся, раскрыл было рот...

— Только я на днях к его мамочке любимой в гости наведывался. Что думаете, нежный сын хоть один золотой с той кражи ей принес? Или хотя бы с предыдущей?

— Не-а, — уверенно ответил Михель. Подмигнул Али, и они оба расхохотались. Комендант философски уставился на кончик самокрутки. Изрек солидно: — Вот сволочь.**

— Сволочь, — согласился Али. — Сволочь, подонок, убийца, который сидит за то, что убивал и грабил, а не по несчастности своей. Но, Михель... Карцер все равно остается карцером, противозаконной пыткой, кого бы туда ни бросали, разве нет?

— Вот заебал ты меня, ей-ей, достал хуже пареной репы. Иди уже, иди, зови дежурного, велю, чтобы в одиночку его перевели! И чеши отседова, чтоб мои глаза тебе до завтрашнего утра не видели!

«С превеликим удовольствием», — подумал Али, аккуратно убедился в том, что Аристократа в самом деле поместили в одиночку, и наконец-то отправился домой. Снег поскрипывал под ногами, и в голове точно так же скрипели очумевшие мысли. Он еще примерно представлял себе, что делать с непутевыми зелеными пацанами, которые, как Отто и покойный Ждан, по дури вляпывались в темные дела. Но как быть с дурочкой Лизой, если она просто-напросто не понимала ужаса своего преступления? Разве можно как-то подействовать на военспецов, что работали бок о бок с Арджуной, воочию видели все достижения Республики, но продолжали ностальгировать по крепостному уродливому раю? Вообще осталась ли хоть капля человеческого в Аристократе? По вечерам он пел песни на разрыв души, брехал о своей пропащей юности, вышибая слезу, и готов был прирезать сокамерника, всего лишь психанув из-за карт.

Где-то на соседней улице жалостливо завыла собака.

Комментарий к Глава 6. Письмо матери * и ** — примеры с удушением человека кишками и с лицемерным воспеванием уголовниками любви к матери написаны на основе «Очерков преступного мира» Варлама Шаламова.

Название главы «Письмо матери» откровенно отсылает к одноименному стихотворению С. Есенина, поэта, которого признавали и уважали в уголовном мире, в частности, это стихотворение как соответствующее блатному культу почитания матери.

====== Глава 7. Зимний сад ======

Жизнь коротка, надо спешить.

Николай Вавилов

В свой законный выходной Камилла надеялась прежде всего отоспаться. Нет, не валяться в постели до полудня, а чуть подремать, когда покормит завтраком родителей и проводит их на работу.

После переезда в Блюменштадт, после того, как она устроилась подавальщицей в «Золотую розу», девушка начала ценить доселе неведомые маленькие радости жизни. К примеру, узнала, как сладок легкий, недолгий сон в уютно измятой постели, согретой лучами позднего зимнего солнца. Особенно после наплыва посетителей накануне. Особенно после очередной нескучной ночки, которую с легкостью мог организовать ее подрастающий племянник. Как сегодня.

Камилла потянулась, старательно не вылезая из одеяла, перевернулась на другой бок и заметила, что соседняя кровать пуста. За ночь комнату, как всегда, выстудило, ведь не было больше слуг, которые поддерживали бы тепло в ее спальне. Но девушка не огорчалась. Только очень быстро оделась и, притопывая ногами в чунях, поспешила на кухню.

Там и обнаружилась невестка. Камилла чуть руками не всплеснула от умиления. Благородная дочь эмигранта Теодора впервые самостоятельно растопила печь!

— Горит, — растерянно проговорила хрупкая барышня и уставилась в огонь, будто не она его развела.