"Москва слезам не верит" (К 30-летию выхода фильма)

Тут уж грехопадение происходит по-настоящему. Как быть должно! Происходит... раз-об-ла-че-ни-е; согрешившие должны предстать во всей своей наготе. А в Библии, как доказали ученые всего мира, всё неправильно было написано. Придумали тоже: нарядились в "кожаные ризы"! И какая звериная фантазия: животных стали убивать и лопать. У нас, в нашем мiре, такого никогда бы не позволили. Мы зверушек любим. Сами такие.

Разоблачение - и в переносном смысле слова; разоблачение обманщицы, пробравшейся в рай. Разоблачение - и в прямом смысле: Катерину - разоблачают из ее рабочего комбинезончика, переодевают в женское платье. У нас, в советской стране, так должна выглядеть каждая женщина. Не женское это дело, штаны надевать.

Все начинается с появления второго участника этого "грехопадения". "Адама" с огромным, прямо-таки нечеловеческим... фаллосом: телекамерой. В сцене в телецентре эту камеру показывали как-то виртуозно: в ракурсах, по частям. Не было понятно, на что это похоже целиком, в соотношении с человеческим телом. А тут - фронтально показано: мужик катит... огромный член на тележке, да еще сгорбившись, наклонившись вперед. И катит - на Катерину. Каламбур получился невольный, но, возможно, появление его было запланировано: котяре Рудику, который возит с собой такой фаллос на колесиках, вовсе не обязательно... самому быть мужчиной; поступать по-мужски.

И режиссеру в пиджаке, одетому в женское платье, тоже. За ним бегает, буквально "прилипла", работница, коллега Катерины. Мизансцена, как можно это заметить, - срисована с "Зеркала" Тарковского, знаменитой сцены в типографии, с опечаткой. Героиня Аллы Демидовой, в таком же наброшенном на плече пиджачке, с героиней Маргариты Тереховой стремительно проходят в типографский цех; за ними семенит, задыхается от волнения новая сотрудница, молоденькая девушка. А в довершение всего поблизости маячит неестественно прилизанный сотрудник в гротескном исполнении Николая Гринько. Потом, когда выяснилось, что неприличная, но смертельно опасная опечатка просто-напросто привиделась перенервничавшей героине (нам почему-то думается, что привиделась ей фамилия: СРАЛИН), - она сообщает о ней подруге на ушко; пережившие страшное потрясение подруги стыдливо хихикают.

Этот момент, кстати, тоже... будет буквально "срисован" в нашем фильме: во второй части героиня Ирины Муравьевой (и тоже... в накинутом на плечи пиджачке!) точно так же, на ушко сообщит героине Веры Алентовой "неприличный" состав... крема от морщин; подруги точно так же неудержимо хохочут. Но в данном случае, в сцене в цеху, думается, реминисценция преследовала вполне определенную художественно-изобразительную цель. Весь этот драматический эпизод у Тарковского заканчивается новым проходом героини А.Демидовой по коридору; она нараспев произносит начальные строки дантовского "Ада" и... делает ножками изящное балетное па. Отсылка к этому эпизоду в нашем фильме и должна была подсказать зрителю инфернальный характер происходящего, и одновременно - предупредить его о театральности, бутафорской природе этого чудовищного зрелища.

*    *    *

Работница-"прилипала", ясное дело, хочет сниматься в кино. Очень похожа на коллегу Людмилы. Ту, что восклицала, увидев ее модный наряд: "Ах, какая хорошенькая!"; ту, что бросалась ей вслед, увидев на эскалаторе: "Люд, ты куда?!" Женская дружба, отношения женщины с женщиной; искреннее восхищение тебе не доступным (кинорежиссером!.. модницей!..). И, конечно, стоящее за этим стремление - во что бы то ни стало присвоить, сделать это чудо принадлежащим себе.

И режиссер в пиджаке... постоянно срывается на истерику. Действует в ситуации, когда не может эту работницу отогнать. Действительно: не может же мужчина избить эту девушку-надоеду! И он (она) топает на нее, энергично делает отмашку рукой: мол, видишь, я бью тебя рукой и ногой. Пойми и отстань. Отцепись от меня! А поскольку реального эффекта эта истерическая реакция не производит, приходится повторять ее вновь и вновь! Здесь - схлестнулись женщина с женщиной. Но то же самое нам показывали и на хлебозаводе, где работает Людмила: как привязанный, за ней бегает собиратель профвзносов. Звуковая атмосфера там другая, и нам прямо слышно то, что в более поздней сцене выражается пантомимически: "Отстань! Отста-ань!" И - нет у него средств добиться цели в этой идиотской ситуации, и - мужчина превращается в плаксивую бабу.

Истерическая реакция - и у Катерины. Она здесь постоянно говорит не своим голосом. В первой сцене в цеху она покрикивала тенорком (потом, во второй части появятся устоявшиеся, уверенные баритональные ноты) домовитой, расторопной хозяйки. Что ж, как известно: и коней останавливать нужно, и в избы горящие, опять же, входить случается... Но теперь, в момент интервью - истерический, срывающийся голос. И - большой гаечный ключ наперевес, как... автомат у бойца! Женщина, попавшая на фронт. Вынужденная вести себя как мужчина.

Происходящее, повторим, похоже на фронт, на войну. Или - на лагерь, тюрьму. В кадрах появления Рудика обыгрывается слово: "наезд". Кинематографический термин; наезд телекамерой. И в то же время - уголовный: "наезд" бандитов. Изнасиловать (на грани изнасилования - сближение с Катериной), ограбить, убить. В том числе - и в самой тюрьме, где... заново распределяются половые "роли" (изнасиловавших, как известно, в тюрьме "опускают"). Эта сцена - кульминация лагерного, тюремного лейтмотива фильма, запущенного обыгрыванием слова "консервы" (и здесь - тот же прием, обыгрывается слово в гражданском и уголовном значении). Метафора и открывает сходство происходящего в сцене с происходящим в тюрьме. Отсюда - и экстравагантность "леса". Железный лес - тюремная решетка. Тот же самый образ, что и в телестудии ("небо в клеточку"), только неузнаваемо трансформированный!

*    *    *

Лес, в котором прячется Катерина, - это вам уже не "райские кущи". Это железный лес дантовского ада; адский лес. И происходит уже с мифом о грехопадении здесь не профанация, не пародирование, не травестия - а самое настоящее о-сквер-не-ни-е. Причина в том, что совершает метаморфозу мифа не человек, не творческое сознание художника; это грехопадение... как оно должно было произойти по замыслу (по сценарию!) змея. С точки зрения змея.