Выруба

А слева началось!

Канонада, как под Курском. Маты, орут чего-то, и шмаляют, шмаляют, шмаляют! Ерёма вертит башкой, ждет, когда выскочит и на него зверь из леса, из чащи и помчится по болоту, по полю в его секторе обстрела. Сердце молотит в груди, и, задыхаясь от азарта охоты и предвкушения встречи, он трясёт карабин в руках, готовый в любую секунду вскинуть и палить, палить, палить!

С соседнего номера выстрел… и вдруг все стихло. Прислушиваясь, не ломаются ли ветки в кустах, по холму ища глазами рысь или кого угодно, он ещё какое-то время ждет в кого стрелять, но бес толку. Отбой! Всех зовут. Пора сниматься. Свистят. Завалили кого-то?

— Ну, что? Завалили кого-то? — Ерёма, запыхавшись, подлетел к мужикам.

— Завалишь тут с тобой! Ты накаркал, что ствол осечку даст?! — Витуха, выпучив глаза, набросился на Ерёму.

— Не понял?

— Хули, ты не понял — каркать меньше надо! — Вичик почти вплотную подпер Ерёму.

— Пошел ты нахуй — хули разорался? Смазал, что ли? — Ерёма оттолкнул Витуху на расстояние вытянутой руки.

— Стоять! — крикнул капитан. — Угомонились!

Витю, как подкосило — он замер и опустил руки.

— Где этот ебаный бурлеск? — спросил капитан.

— Здесь я, — ответил Валя, не поднимая головы.

— Ты, урод долбаный, ты зачем побежал?

— Не знаю, — всё так же, не поднимая головы, тихо ответил Валя.

— Не знаю! Баран! — с досадой произнес капитан и отвернулся от Микумина. Закурил.

— Чё случилось-то? — спросил Ермолай у Андрея.

— Да не хуя не случилось, — неопределенно ответил Андрей. — Урюки бухие — зверя просрали! Я в загоне был.

— Олег, что произошло? — Ерёма обратился к Олегу — тот на номере был.

— А чё произошло, — вписался, оправдываясь, Витя. — Я стою на номере, на меня прямо с холма прут пять изюбрей, я вскидываю, целюсь, хлесь — осечка! Я тебя, конечно, вспомнил! Я с другого ствола — далеко — не добил. Они поворачивают и к Вале на номер. А этот пидор, ни с того ни с сего, возьми и побеги им навстречу! И стреляет набегу! Идиот! Всё! Мы стрелять не можем — в зоне обстрела человек! Они что, его ждать будут? Через номера, возле машины. Куда? По машине стрелять? Только вдагон. Олега бил. Семеныч бил. Я разок наугад вжарил. Пять изюбрей! Пять штук! У меня осечка, этот хуй — в зоне обстрела, машина на номерах — просрали всё!

Витя в сердцах бросил шапку о землю и отошел в бок. Закурил.

— Я одного зацепил, — сказал Семеныч, возвращаясь от машины. — Кровь есть. Я видел, как его швырануло.

— Может, Вале пизды дадим? — предложил Андрей. — Слышь, пьянь ебаная, может тебе устроить бурлеск?

Валя ничего не сказал и ушел к машине, забрался в кунг.

— Пойдем, посмотрим, — предложил капитан.

Все пошли к следу.

— Похоже, Семеныч, ты действительно попал, — отметил капитан. — Вот кровь, и здесь есть.

— Я же говорю, что попал, — Семеныч рассматривал машину — не зацепили ли «66-ой».

Прошли по следу — и там кровь есть. Четверка валит через бурелом, раненый обходит завалы — идет по легкой «дороге». Прошлогодняя сухая трава, торчащая из снега и стволы берёзок в крови — мажет. Вернулись к машине.

— Ну, какие будут предложения? — спросил капитан. — Что делать будем?

— Сколько время? — спросил Батя.

— Почти пять.

— Через полтора часа стемнеет. За это время они километров десять — двенадцать отмахают — они сильно напуганы. Раненый может лечь раньше — если сильно ранен — смотря, куда попали. Может завалиться где угодно. Если пройти по следу километра три-четыре (час ходу) может быть, и наткнешься на раненого. Тогда ещё останется время вернуться до темноты. Или в сумерках. Рискнём? — Батя посмотрел на Ерёму.

Это «рискнем» звучало так, что Батя и не в таких переделках бывал, а тут риск минимальный — подумаешь, зверя догнать!

— Ну, давайте я пробегусь, — предложил Ерёма. — Светло, тепло, снег, след свежий, да и идут они, как трактор — захочешь — не потеряешь. Ствол длинный — зацеплю с любого расстояния, если увижу. Может, правда, он где-нибудь там за горой упал — чего животине пропадать?

— Вот это дело, — согласились все. — Давай, Ерёма, догони их. Завалишь — возвращайся — мы их даже и по темноте вывезем. Не догонишь — ну и хер с ними — не судьба! Жалко зверя упускать — ты уж там не промахнись!

А снег уже падал хлопьями, засыпая след — нужно было торопиться.

Зачем-то Ерёма взял свой красный рюкзак, вывалив из него лишнее.

— На всякий случай возьму, — объяснил он. — Мало ли что — в тайге всё пригодится.

— Правильно, — согласились охотники.

— Вот — возьми. — Вичик протянул зашитый матерчатый пакет. — Мой НЗ. Я всегда его с собой ношу — на всякий случай. Там жратва — пригодится. Там и котелок солдатский, и чай, и всё, что надо. Мой НЗ.

— Спасибо.

— Курево есть? — спросил Олег.

— Пара пачек «Примы» в рюкзаке — хватит.

— Вы его собираете, как на зимовку, — сказал капитан. — Ты, давай — час туда, час обратно. Мы проскочим ещё в одно место, и здесь будем — выходи по своему следу. Ждем.

— Дерни на дорожку, — предложил Андрей, протягивая пластиковый стакан с водкой.

— Нет, лучше чаю.

Из железного, видавшего виды термоса, Батя нацедил остатки чая. Ерёма выпил, положил в карман пару карамелек, протянутых кем-то, и пошел по глубокому следу в тайгу.

— Догонит? — спросил Батя у Семеныча.

— Этот — догонит. Если зверь ляжет. Вот, вернется ли сегодня — это вопрос.

— Что, всё так плохо?

— Нет, просто я его знаю — будет топать, пока не охуеет.

— Ладно, мужики, по машинам! — скомандовал капитан. — Ещё один загон сделаем. Олег, останешься здесь. Жги костер — через пару часов заберем — Ерёма к тому времени должен вернуться. Оставьте котелок и жратвы Олегу! — Приказал он остальным. — Не замерзнешь?

— Угу, щас — ждите! — однозначно ответил Олег. — Топор оставьте.

Перейдя не широкое русло Еловки в полукилометре от разъяренных и огорченных стрелков, Ермолай услышал, как завелся и ушел грузовик. И сразу стало одиноко. Лес стал большим, необъятным, пустым, враждебным, глубоким. Он один — маленький человечек в этом холодном, безмолвном пространстве, среди качающихся сосен и бурелома. Главное об этом не думать — нужно сосредоточится на поиске и идти наготове, а там видно будет. Валит снег, пытаясь замести следы, но это ему не удаётся. След — не след, а одно загляденье. Идут нога в ногу и роют такую колею, что и в полной темноте из неё не выпрыгнешь. Только раненый всё обходит завалы и ногу волочит. «Значит, хорошо ранен, — не веря самому себе, думает Ермолай. — Если в живот попало — ляжет, обязательно ляжет». Карабин наготове, чуть кто зашевелится — завалит, наглухо завалит! А раненый зверь может в любую секунду из сугроба подняться — главное не прозевать. Ермолай глазами ищет место, где может завалиться зверь, чтобы успеть среагировать. Но пока всё впустую. «Да не так уж и много крови, — сознается себе Ерёма. — Да и кровь-то, как кровь — в мышцу попали. Наверное, Семеныч ему только жопу ошпарил. Попал бы в живот, наверное, кровь была бы темная, почти черная, ели бы кишки повредил. Из легкого — кровь яркая и светлая (он это где-то читал). А здесь — обычная, — будто кому-то, как в детстве, нос разбили». Но он всё равно шел, надеясь на чудо — вдруг подымет. И снег всё шел и шел.

Оставшись один, Олег от нечего делать, прошел немного последу, разглядывая кровяные мазки на деревьях и траве. «Не густо. Не догонит Ерёма. Значит, скоро вернется. Нужно дров нарубить и костерок запалить. Оглянуться не успеешь — стемнеет. Ерёма огонь издали уведет и придет, даже если сильно стемнеет». Наломав сухостойных, тонких сосен (Он их валил ногами, как каратист — делать-то нечего — греется), Олег подтащил хлысты на просеку и в самом утоптанном командой месте развел костер. Красота! Пушистый снег, костерок, потеплело. «Может чаю вскипятить? А что? — можно». Сделав на скорую руку мангал, Олег повесил котелок, набитый снегом на огонь. «Теперь вообще красота. Эх, братва! Завалили бы вы хотя бы одного оленя, обдирали бы сейчас и радовались. Вечером опять бы напились, нажрались бы мяса, баню бы затопили, а завтра можно было бы и не ехать, а сразу в город. Хотя — нет. Капитан не дал бы дню пропасть — гоняли бы ещё. Народу много — одного оленя и четырех коз на всех не хватит. К тому же уже сожрали сколько. От жадности повалили бы опять в загоны, пока бы все не попадали от усталости и водки. За те деньги, которые мы здесь прокатали и пропили, можно было бы мяса купить на всех куда больше, чем настреляли. А им чё — Ерёма платит — вот они и не жалеют горючки и водяры. Где вот сейчас Ерема? — наверное, километра два отмахал. Интересно, выстрел будет слышно, если стрельнет? Скорее всего — нет. От карабина выстрел, как хруст сломавшейся ветки. Это от ружья выстрел растягивается по лесу. А от нарезного — хрясь — и всё — не поймешь, что стреляли. Эх-ма, сколько ждать-то ещё? Давай закурим, что ли?» Олег поставил ружье к стволу сосны, а сам завалился на кучу хвороста поближе к костру.