Аквариум

ОШИБКА! ЗАКЛАДКА НЕ ОПРЕДЕЛЕНА.

Потом вернулась к компьютеру и уставилась на экран.

Несмотря на все его семьсот пятьдесят мегагерц, моему компьютеру понадобилось довольно много времени, чтобы загрузиться. Я открыл программу работы с электронной почтой и ввел ее адрес.

И сидел, не написав ни слова.

Привет, как дела? Идиотизм. Мне очень жаль, что тебя обокрали? Не пойдет. А вы давно поняли, что я за вами наблюдаю? Ну не с этого же начинать! Несколько минут я сидел перед экраном, не в силах набрать ни слова, пока вдруг не решился. Я быстро напечатал: «Вы сохранили файл на дискете или все, что вы написали раньше, пропало?»

Затем немного поразмыслил, не стоит ли что-нибудь добавить — представиться, извиниться, попрощаться, как это принято, — но, так ничего и не придумав, отослал сообщение.

Стал ждать ответа.

Взяв себя в руки, я решил не подниматься из-за стола и не смотреть, пишет она или нет. Просто сидел перед экраном, пока не раздалось наконец характерное «арпеджио» — звуковой сигнал, извещавший о том, что пришла почта.

«Файл был сохранен на дискете, которая осталась в компьютере. Она тоже пропала».

Что написать? О чем спрашивать незнакомую женщину, которая знает, что ты уже несколько недель подсматриваешь за ней? Что ей рассказать? Прошло несколько минут, прежде чем я напечатал: «Полицейский сказал — они давно перебрались через границу».

Отослав это, я снова стал ждать.

Потом прочитал: «Отличный ноутбук. Спасибо».

«Вы примете его в качестве извинений?»

«Как тебя зовут?»

«Барри».

«Привет, Барри».

Я решил, что глупо называть ее на вы, если она игнорирует эту форму вежливости, и написал: «А тебя?»

«Джун».

«Ты американка?»

«Папаша был американцем, а мама — немка. Я родилась в Германии и в школу тоже здесь ходила. В США жила всего два года. Так что никакая я не американка. А ты? Англичанин?»

«Нет, местный. Что ты печатала? Курсовую работу?»

«Если честно, сама не знаю. Просто записывала, что делаю, чувствую, о чем вспоминаю. Размышляла о своих надеждах и о том, что это вообще значит — жить на колесах после того, как тридцать лет передвигалась самостоятельно. Наблюдения над самой собой. Исследование. Хотела перечитать потом. Чтобы ничего не забыть».

«И теперь начнешь сначала?»

«Не знаю. Слишком много восстанавливать. Это будет уже неправда, если я стану снова писать по памяти. И все же вчера я опять приступила. А ты? Что делаешь целыми днями? Кто ты по профессии? У тебя есть жена, дети? О чем думаешь, глядя, как я сижу тут наверху в полной тишине, нарушаемой только щелканьем клавиатуры и скрипом колес? Ты видишь, как у меня тихо?»

Я разволновался, хотя и не понимал отчего. Дыхание было поверхностным, приходилось напрягаться, чтобы втянуть воздух поглубже. Лишь через несколько минут я почувствовал, что тело немного расслабилось. Из-за ее вопросов о жене? Или о том, «вижу» ли я тишину? Или из-за тоски, которую я уловил в словах о «щелканье клавиатуры и скрипе колес»? Я встал и подошел к окну.

Джун смотрела в потолок, сцепив руки на затылке и откинувшись назад, — тонкая футболка на груди натянулась. Тишина. Наверняка, если бы не капало из крана да холодильник время от времени не принимался гудеть, она не слышала бы ничего, кроме своего дыхания и шевеления собственных мыслей. Я вернулся к компьютеру и напечатал:

«Тебя угнетает тишина?»

* * *

Первым делом электронное сообщение попадает на сервер и только потом отправляется дальше, поэтому ответа приходится иногда ждать несколько минут. В нашем диалоге то и дело повисали долгие паузы, во время которых я слушал тишину. И тишина вдруг стала меня раздражать. Слава Богу, раздалось «арпеджио», и я наконец прочитал: «Бывает, но не сейчас. Тишина прекрасна, если ничего не боишься. Но ужасна, когда ты не в силах ее принять. Ты не ответил на мои вопросы. Значит ли это, что я не должна тебя спрашивать? Предпочитаешь оставаться невидимкой даже в словах?»

Мне захотелось перебежать через дорогу, постучать в ее дверь и попросить прощения. За желание быть невидимкой, слабость и трусость, за мои вопросы. Ведь я до сих пор ни разу не подумал о том, какой ужасной может быть тишина. Хорошо, что Джун меня не видит! Я бы не сумел объяснить, почему чуть не плачу: сам не знал, что со мной происходит. Ее слова делали меня беззащитным, пронзали до глубины души — до сих пор я даже не подозревал о существовании подобных слов.

Я несколько раз вставал и подходил к окну, наконец сел и написал: «Спрашивай о чем угодно. Я могу уйти в сторону или совсем не ответить, если мне не захочется. Жены и детей нет. У меня вообще никого нет, и это меня устраивает. Я живу между двумя эпохами: одна уже закончилась, а другая еще не началась. В той, которая закончилась, у меня была профессия, была женщина и… Продолжать, пожалуй, не стоит, все это слишком сложно — я и сам не знаю, о какой женщине говорю… — не нахожу слов, чтобы выразить то, что хочу сказать.

Джун, я хотел бы извиниться. За то, что подсматривал за тобой. В последнее время именно ты стала тем человеком, который меня ждет. Знаю, это бред, мы даже незнакомы — как же ты можешь меня ждать! Не считай меня ненормальным — я не психопат, просто человек, который всерьез увлекся ожиданием. И тут появилась ты — сидишь у окна, тоже чего-то ждешь. Вот ты и стала человеком, с которым я ощутил внутреннюю связь.

Скажешь, бред сумасшедшего?

В последнее время я не раз ловил себя на том, что тороплюсь домой. Хочу поскорее увидеть, как там у тебя, мне нужно знать, что с тобой все в порядке, будто ты доверилась мне, рассчитываешь на меня и мне придется бежать в магазин, если у тебя вдруг закончится молоко.

Прости, знаю, что это глупость. Скорее всего я даже себе не хочу признаться в том, что подглядываю за женщинами в окна. И еще прости, что не сумел помешать грабителям ударить тебя и утащить компьютер вместе с текстом. За это мне больше всего стыдно».

Дважды перечитав написанное и немного поколебавшись, я все же отослал сообщение, хотя сначала мои размышления показались мне беспомощными, а чуть позже — не лишенными кокетства. Но я описал все так, как рассказал бы при встрече: сбивчиво, особенно не раздумывая. Вот пусть и прочтет все как есть. Мне было не по себе.

Я сделал усилие — к окну не подошел. Решил: не буду смотреть, как она читает письмо. Вместо этого пошел в ванную и почистил зубы.

Потом на кухню — приготовить эспрессо.

С чашкой кофе вернулся к компьютеру и стал ждать ответа.

Долгожданное «арпеджио».

«Я знала про тебя все с самого начала. Чувствовала твой взгляд. Но никогда не видела тебя по-настоящему. Только раз, мельком, в тот же день, как сюда переехала. Помнишь, еще шел сильный дождь? В окне напротив я заметила силуэт, и мне показалось, ты тоже размышляешь о смутной фигуре через дорогу. Но когда дождь закончился, а у тебя было темно, я сразу поняла, что ты за мной наблюдаешь. Женщины чувствуют взгляд. Спиной, кожей. Даже если тот, кто смотрит, остается невидим.

И нечего стыдиться. Меня это устраивает. Для меня ты своего рода свидетель. Не извиняйся, ты ничего плохого не сделал. И прогнать этих типов ты тоже не мог (силуэт, замеченный мной в день приезда, не слишком походил на Шварценеггера). Не зная тебя, я как-то уже с тобой сроднилась. И не нужно покупать мне молоко, просто будь там, где ты есть. Хотя бы иногда. Я тебе доверяю. Не знаю тебя, но доверяю. Так что ничего дурного нет в том, что ты на меня смотришь. Мне это нравится.

Когда я спросила, есть ли у тебя какая-нибудь профессия, ты ответил: „Да“. Типично мужской ответ. Женщина написана бы сразу, какая именно, а мужчина ждет конкретного вопроса. Итак, кто же ты по профессии?»

Я написал: «Звукоинженер. Но сейчас этим не занимаюсь. Что ты имела в виду, назвав меня своим свидетелем?»