Мать ветров (СИ)

Милош и сам скучал по морю. С первого дня встречи с ним, с первых мгновений очарования синевой, сталью, соленым и пенным, ласковым и коварным знал, что роман с ним выйдет коротким. И все-таки грустил. А каково было Шеннону, который родился едва ли не со снастями в руках? Лекарь обернулся, бросил взгляд под приоткрытую занавеску — внутри фургона сердито бодрствовала Баська и дремали, убаюканные мягкой тряской, Уго и Кончита: он в обнимку с гитарой, она — примостив голову на тюке со своими записями. Тугие косы не растрепать было на этой гладкой дороге, где колеса лишь изредка подпрыгивали на колдобинах, а рот приоткрылся совсем по-детски, и рука под щекой лежала — ну точь-в-точь, как у ребенка. Милош бессознательно улыбнулся этой наивной ясности, драгоценной после того дня, когда Кончита стала свидетелем изуверской расправы над крестьянами.

Расправы... Нет, не то слово. Им не мстили, их не наказывали, не пытались застращать. Как объяснили во время допроса пленные корнильонцы, на них тренировались. Подавленное много лет назад вооруженное сопротивление герильерос вроде бы покрылось в умах правителей пресловутой золотой пыльцой забвения, но вот что-то произошло, на фабрике в Сорро шептали, будто рабочие выступят и всерьез потребуют установления семнадцатичасового рабочего дня*, на столичной фабрике разгромили первую забастовку — но ведь на нее решились! — на двух плантациях взбунтовались крестьяне... Кажется, в верхах забеспокоились, что герильерос вернутся, и предприняли превентивные меры. Начали загодя готовить бойцов для борьбы с ними и начали с моральной подготовки. Чтобы уж наверняка знать: эти — не подведут, эти не то что подпольщика, они ребенка-рохо изрубят на куски без колебаний.

С тех пор подобное, вероятно, повторялось дважды. Прямых доказательств не было, люди просто исчезали, и никто их больше не видел. Но не сквозь землю же они провалились, тоже беззащитные группы крестьян, тоже нежданно-негаданно — вот вчера выехали из города, а на следующий день не вернулись в родную деревню. Напуганные до смерти рохос боялись лишний раз высовывать носы за пределы своих поселений, а самые отчаянные либо вооружались и ехали непредсказуемыми тропами, либо попросту уходили в сельву и в горы.

Милош и Кончита бывали в лагерях, где готовили герильерос. Чему-то Милош сумел научить рохос, чему-то учился у них сам, прежде всего — применению огнестрельного оружия. Ведь одно дело — тренироваться в спокойной обстановке с Кончитой, и совсем другое — стрелять в бою, не теряясь в клубах дыма, или же уходить от обстрела, перебегая от дерева к дереву, втискиваясь в узкую расселину, припадая брюхом к земле и едва не вспахивая носом почву.

Оружие. Пистолеты, пищали, недавно ценой двух жизней захваченная пушка. Герильерос крепко задумались о том, что необходимо наладить производство хотя бы пороха, который сам по себе обладал чудовищной разрушительной силой, а в идеале, конечно, рассчитывали на отливку стволов. Милоша тоже не оставляли мысли об оружии. Недавно он получил очередную весточку из Сорро. Другое судно, тоже принадлежавшее Лимерии, недавно отплыло от берегов Бланкатьерры с первой партией огнестрелов на продажу. Разумеется, продавать собирались не абы кому, а его величеству. А где первые ружья, там и еще, и еще, и не за горами тот день, когда войска Лимерии, Ромалии, Саори и, что важнее всего для Милоша, Грюнланда будут оснащены ими едва не поголовно. И тогда... что тогда станет с фёнами? С крестьянами? Со всем их делом?

— Эй! — окрик Шеннона и подпрыгнувшее на ухабе колесо вернули его на поля Бланкатьерры.

— Да все думаю, как переправить образцы огнестрелов к нам, в Черные Холмы, и к вам, на Шинни. Чертежи-то и рецепт изготовления пороха — куда ни шло, но вот оружие... Контрабандой?

— Дык ей, родимой, — фыркнул нерей и запыхтел самокруткой. Когда раскурить успел? Шеннон смачно выдохнул дым прямо в синее небо, но порывом ветра пушистые клубы сдуло в сторону. — Приедем в Сорро, осмотримся на каравелле. Думается, парни вряд ли только косые паруса на прямые сменили. Может, еще чего внутрях переделали. Поищем, где досок лишних набить, нам-то много не надо. Не пушку же волочь, в самом деле. Ну, ладно, в порту бы выгрузить потихоньку, а там... — рыжий осекся, отвернулся и сделал неопределенно-оптимистичный жест рукой. Мол, авось как-нибудь. Кто довезет до Грюнланда, уточнять не стал. Не знал наверняка, но чуял, что Милошу и Кончите скорое, не дальше чем через три месяца отплытие «Гринстар», занозой толщиной в палец ткнулось в самую середку сердца. Он ли останется, она ли уплывет... И по горсти маиса не разгадать.

Милош вновь обернулся. Теперь уже спали все трое. Баське, видать, надоело дуться, и она свернулась в полосатый клубок в ногах у Кончиты. Вот бы не выбирать. Не стрелять, из пистолета ли, из лука, не запоминать, как делается порох, не учиться залечивать огнестрельные раны. Изучать бы орхидеи, а после — вплетать их в упругие косы любимой. Сравнивать бы всходы равнинного желтого маиса, что вот-вот зазеленеет на этих полях, и его стойкого горного собрата с россыпью пестрых, будто хижины в Альчикчик, зерен.

Вдалеке показались конические крыши деревни рохос, а дальше, у горизонта, призраком маячил величественный силуэт города. Одна из остановок по дороге в Сорро. Родина Кончиты. Спи, голубка. Пока еще — спи.

Рохос давно позабыли настоящее название этого города, а его колониальное имя предпочитала не вспоминать сама Кончита. В мыслях он был для нее просто Городом. Городом вне времени, вне пространства, местом, где она родилась, обстоятельствами рождения, которые хотела бы отменить.

От прежнего облика Города не осталось и следа. На первый взгляд. Кварталы бедноты напоминали нелепое нагромождение каких-то ящиков, коробок, на честном слове цеплявшихся друг за друга разномастных стен. В Сорро Кончита не помнила настолько убогих жилищ. Или тогда она просто редко выбиралась на окраины? К ткацкой фабрике прилегали дома, где снимали комнаты рабочие. Здесь улицы были... просто были, что уже расценивалось как роскошь. Стены не грозились рухнуть от первого серьезного порыва ветра, попадались застекленные окна, да только на подоконниках — ни намека на цветы, в отличие от продуваемых насквозь окошек пауперов. Неудивительно, если учесть двадцатичасовой рабочий день на фабрике.

— У нищих есть хотя бы время, — заметила Кончита и кивнула на одинокий горшочек с засохшим кактусом, что виднелся на подоконнике какой-то отчаянной хозяйки. Милош хмыкнул в ответ и потянул ее за руку в колониальную часть города.

У нее имелась при себе бумага, подтверждавшая родство со знатным отставным полковником Ортега, у Милоша был документ за подписью капитана О’Конора и градоначальника Сорро. Оба успели привести себя в порядок и без труда попали на территорию богатых кварталов.

Да, на первый взгляд тяжелая архитектура Корнильона, с громоздкими и величественными куполами храмов, основательными каменными стенами, балконами, колоннами, завитушками лепнины и приземистыми фонтанами разительно отличалась от суровой геометрии Эцтли. А на второй...

— Amado, смотри, видишь? — Кончита махнула алым веером в сторону здания библиотеки.

— Нет, — густые брови сошлись к переносице, а она не вздрогнула от того, что в раздумье сощурился лишь один медовый глаз. Привыкла? Милош поправил повязку на левой глазнице, которая частенько сбивалась, когда он морщил лоб, пристальнее вгляделся в каменную кладку и просиял: — Это ведь старая стена рохос. На нее как будто нарастили корнильонский стиль, прикрыли колоннами... Да? Мне рассказывали, что у нас в Ромалии встречаются похожие наросты.

— Ты говорил, они никого не захватывали. Никого, кроме скифов, но скифы городов не строили.

— У них иначе. Просто со временем часть замков в Ромалии утратила оборонительную функцию, они превратились просто в загородные резиденции, и сверху настроили кто во что горазд.

Увидит ли она однажды причуды далекой восточной архитектуры, действующие крепости Грюнланда, снега на склонах Черных Холмов? Кончита поправила на плечах алую шаль, подобрала пышные черные юбки городского платья, от которого отвыкла за годы шатания по деревням и сельве, и настал ее черед тянуть Милоша прочь. Туда, куда ей не следовало приходить.