Трапеция (ЛП)

- Никаких мозолей?

- Я не был на аппарате с тех пор, как мы разбежались. Где тут можно чего-

нибудь перехватить?

- Ниже по улице есть кафе. Ребята говорили, там неплохо кормят. С учетом того, что Абилин городом гурманов не назовешь, конечно.

Томми впервые услышал в его голосе намек на прежнюю ироничность. И сам

сказал как можно беспечнее:

- После армейской кормежки любая дрянь деликатесом покажется.

Кафе было маленькое и прокуренное, от жарящихся гамбургеров пахло жиром.

Томми заказал сэндвич, Марио взял только кофе.

- У меня представление через пару часов.

Когда принесли еду, он поинтересовался:

- В армии правда плохая еда? Помню, во время войны мы вечно слышали, как их

здорово кормят, даже когда мясо и сахар выдавали по карточкам.

Томми пожал плечами.

- Может, руководство считало, что нас следует закалить так, чтобы нам было все

равно, чем питаться? – он откусил от сэндвича. – Когда нас тренировали, готовка

была всего лишь еще одним способом усложнить нам жизнь. Ты уверен, что

ничего хочешь? Мороженое? Милкшейк?

Вокруг были обшарпанные голые деревянные стены. Кто-то сунул пятак в

музыкальный автомат, и из динамиков полились заунывные гитарные аккорды, сопровождающиеся гнусавым голосом.

I'm a rolling stone, all alone and lost

For a life of sin, I have paid the cost

When I pass by, all the people say

"Just another guy on the lost highway"

- Ну и старье!

- А по-моему, неплохая гитара, – отозвался Томми.

- Том, куда ты направляешься? Собираешься задержаться?

- Да я вроде как бродяжничаю, – Томми понимал, что никогда не признается

Марио, что искал его. – Даже и не думал, что увижу тебя здесь.

Марио ухмыльнулся уголком рта.

- Я и сам не ожидал себя здесь увидеть, – он посмотрел на запястья Томми. –

Кажется, ты сохранил форму.

- Меня спросили, чем я занимался на гражданке, и я, дурак, ляпнул, что был

гимнастом. Вот и угодил в группу физической подготовки. Первые два года

смотрел, как отжимаются новобранцы. Стал сержантом первого класса. Потом

уехал служить в Берлин, – Томми хмыкнул. – Пытался попасть в военную

полицию. Меня даже взяли, несмотря на рост.

- Тебе понравилось в армии?

- Не особенно. Надоело отзываться на Коротышку.

Томми обнаружил, что не хочет развивать эту тему. Слишком много мужских тел, шума, ора и приказов, которым приходилось беспрекословно подчиняться, потому что другого выбора не было. Железная дисциплина была и у Сантелли, но

ей он следовал охотно – то было средство добиться желаемого. Армейские

порядки, направленные лишь на то, чтобы руководить людьми, казались

бессмысленными. Томми поразило понимание, что он несколько лет прожил

эдакой марионеткой, слепо следующей указаниям. А теперь он снова

направлялся куда-то по своему почину, пусть это и был всего лишь затерянный

хайвэй, о котором завывал парень из музыкального автомата.

- Давай не будем об армии, если не возражаешь. Лучше расскажи о себе. Я

разговаривал с Джо в Калифорнии. Он сказал, что ты давным-давно не был дома.

Что ты здесь делаешь?

Марио взял чашку, попробовал холодный горький кофе и скривился.

- Я долго не летал. Ты, наверное, слышал, что Лионель порвал плечо, а я снова

сломал это запястье, которое и без того задавало мне жару. Я работал в

балагане, был в Мексике, потом год здесь… Слушай, давай я как-нибудь потом

все расскажу, не сейчас, ладно? У меня представление.

- Да, как скажешь.

- Говоришь, ты виделся с Джо? Как там все?

- Наверное, нормально. Я больше ни с кем не пересекался.

Ага, сидел в машине, как придурок, боялся в дверь позвонить…

Уже снова на стоянке Марио сказал:

- Лучше оставь ее на заднем дворе, тут кое-кто любит по чужим машинам

шариться. И вещи в трейлер отнеси, а то здесь такие молодчики есть, что собаку

у слепого уведут.

Томми, пораженно нахмурившись, последовал совету. Он всегда считал цирковых

очень честными, особенно по отношению к коллегам.

Вечернее представление Томми смотреть не стал – только на несколько минут

задержался у выхода взглянуть на полеты. Увиденное озадачило его еще

больше. После шоу Марио, переодевшись, сказал:

- Обычно мы с Реддиками вместе ужинаем, но они видели твою машину, знают, что у меня есть компания, и не будут мешать. Сейчас стоянка четыре дня, мы

уезжаем только послезавтра – в Одессу. Останешься на ужин? Яичница с

беконом пойдет?

- Конечно. Давай помогу.

Оба были рады возможности занять руки. Покончив с едой, они убрали посуду, и

Томми, наконец, оформил свое недоумение в слова.

- Марио, я не понимаю. Я думал, ты принял решение. Потому, собственно, и ушел

– чтобы ты мог выступать у Старра, на центральном ринге. Что случилось? Куда

все делось? Где твоя жена, твой ребенок? И… и… – самая важная часть повисла

на языке, – как ты мог так опуститься? Папаша, наверное, в гробу

переворачивается.

В усталых глазах на мновение сверкнул прежний Марио.

- А какая разница? Семья раскололась. У меня остался только ты, и когда ты

ушел…

Томми вскинул голову, выплескивая весь нерастраченный пятилетний запас

горечи.

- Когда я ушел? В смысле, когда ты меня вышвырнул?

- Так нечестно, Том. Я умолял тебя остаться. Я просто хотел, чтобы мы на время

разошлись – пока не завянут слухи…

- А что мне оставалось делать? Сидеть у тебя на шее, пока ты двигаешься к

славе? Быть у тебя на содержании? Так или иначе, ты женился…

- Ненадолго, – фыркнул Марио. – Все как-то разом рухнуло. Я, Лионель, Сюзан…

Ты помнишь Сью-Линн Фаррис?

- Вроде бы. Темноволосая такая, похожа на Лисс.

- Я никогда не замечал сходства, но Анжело и Люсия тоже так думали. Мы

продержались около года, потом она подала на развод. Когда мы упали, Лионель вывихнул плечо, я сломал лодыжку и больное запястье, Сюзан

подпортила лицо… По-моему, она решила, что я специально все подстроил. Она

навещала меня в больнице, приводила Сюзи – ребенка. Ни жены, ни дочери, ни

работы… Я не знал, смогу ли снова летать, и что будет с рукой. В общем, я, как и

ты, предпочел исчезнуть.

Томми взял Марио за руку и осторожно ощупал.

- Как будто в порядке.

- Мне повезло. Я уже один раз ломал это запястье.

- Помню, ты рассказывал.

Той ночью, когда мы ехали в грузовике. Тысячи вещей так и остались

невысказанными. Томми вдруг отчаянно пожалел, что вообще сюда явился.

- Но сейчас все нормально?

Марио пожал плечами.

- Более или менее. Иногда болит. Приходится все время бинтовать. Говоришь, ты

общался с родными? Просто интересно, работает ли еще кто-то из семьи. Я

больше не брал в руки «Билборд». Наверное, боялся что-нибудь узнать.

Он говорит правду? Или хочет, чтобы я думал, будто он не в курсе, что Люсия уже

четыре года подает объявление, пытаясь выяснить, жив он или нет?

Томми понимал, что никогда этого не узнает – как и многое о прошедших годах.

- Слушай, – сказал он, повинуясь порыву, – сплетни наверняка уже улеглись.

Почему бы нам… почему бы снова не начать работать вместе? У нас хорошо

получалось.

- Боже, – прошептал Марио, – если бы могли.

- А почему нет? Ты снова загремел в черный список? Может, у Старра?

- Нет, я даже из шоу не вылетел. Просто отправил заявление – все как положено.

Ну, мой партнер вышел из строя, я сломал руку – все равно сезону был конец.

Перед Старром я чист, они мне даже больничные счета оплатили.