Мать ветров (СИ)

— Спасибо, — художник улыбнулся и с удовольствием спрятал ладони в потертой, штопанной-перештопанной, но замечательно уютной шерсти.

Так о чем говорил историк? Ах да, древние племена на территории Иггдриса. О нереях, что жили и местами еще остались вдоль побережья, закончили. Теперь о вервольфах.

Полулегендарный народ. О нем сохранилось больше слухов, чем подлинных сведений. Говаривали, что последних вервольфов видели в Волчьих Клыках лет сто назад, но никаких подтверждений тому не нашлось. Письменному и достаточно подробному описанию оборотней было чуть больше пятисот лет.

Один ромалийский путешественник — хотя и Ромалии по сути тоже в те времена не существовало — рассказывал о высоких и необыкновенно гибких людях с лицами и повадками как у животных. Даже сообщества их больше напоминали волчью стаю, нежели человеческое племя. Они беспрекословно подчинялись вожаку, однако тот время от времени доказывал свое право на главенство в драке с другими претендентами на власть. Шаман же служил стае до самой смерти и к старости подыскивал преемника, в котором чуял магические задатки.

Денег, письменности, института брака и множества других свидетельств цивилизации путешественник не обнаружил. Оборотни освоили бронзу и медь, резали по дереву и камню, пасли скот, но землю практически не обрабатывали. Промышляли охотой, питались плодами леса, высоко ценили мед диких пчел. Всю добычу вожак распределял согласно собственным представлениям о справедливости, а шаман советовал ему уделять внимание больным, раненым и беременным женщинам. Совокуплялись волки на первый взгляд совершенно беспорядочно и невзирая на родственные связи, но ромалиец отметил, что существовали некие неясные со стороны запреты. Например, на его глазах били палками мужчину, потому что он притронулся к одной женщине, хотя, судя по внешности ее детей, она явно познала нескольких соплеменников.

— Скорее всего, самые любопытные из вас уже выяснили, что до сих пор мы не знали причин исчезновения оборотней. До сих пор не знали, — повторил Алессандро и обвел взглядом аудиторию. Заговорщически улыбнулся, опустил на миг ресницы и вновь заговорил: — Но мне не терпится поведать вам о совершенно уникальной находке. Она прекрасна. Способ ее добычи, мягко говоря, меня не радует, да и содержание страшит, но такова история! Красота познания часто неразрывно связана с ужасом познаваемого, — преподаватель выбрал из стопки книг, которые принес с собой, обернутый тканью предмет и бережно, почти трепетно извлек на свет небольшой темный томик. — Перед вами — находка из кургана в Иггдрисе. Личный дневник ромалийского лекаря. Если верить записям, то ему четыреста семьдесят три года. Как вы знаете, после войны в Иггдрисе до сих пор действуют мародеры. Они раскопали древний могильник, но, к нашей с вами радости, взяли лишь золото и оружие и не позарились на этот документ.

Холод пропал. Исчезли почти все образы и звуки, кроме шелеста страниц и тонких пальцев эльфа, которые отыскивали нужный отрывок.

А потом холод вернулся, холод каменных стен и древних слов. Али родился и вырос в стране, где жрецы Милосердного Пламени отправляли людей на костер, и мальчик с ранних лет знал, что такое кровь. Но от столкновения с подобным каждый раз как впервые мороз продирал по коже.

Оборотни приносили человеческие жертвы. Либо выбирали кого-то из своих, либо похищали чужаков. В ночь новорожденного месяца в центре своих кромлехов они кромсали ножами плоть и пили кровь, которая, по поверьям, делала их сильнее, а шаман присоединялся к соплеменникам в конце жуткой трапезы и поедал сердце убитого, чтобы ценой одной жизни купить несколько других. Ибо он обретал дар воскрешения мертвых.

После того, как люди и эльфы, переселявшиеся в Иггдрис, недосчитались кое-кого из своих и поняли, что с ними случилось, они вырезали почти всех вервольфов. Остатки этого племени скрылись в горах, которые получили название Волчьи Клыки. Похоже, оборотни не сумели приспособиться к новым условиям жизни, а может, их истребили хищники или вампиры.

— Так и завершилась история народа вервольфов, — Алессандро отложил дневник на кафедру и спустился вниз, прямо к первым рядам. — Друзья мои, я вижу на ваших лицах ужас и разочарование. Да, сказочные герои оборотни, что манили нас в детстве, на поверку оказались отнюдь не безобидными существами. Но когда утихнет буря чувств в ваших сердцах, прошу вас, вспомните о том, что я не устаю повторять на каждой лекции. Свидетельства об одном и том же событии подчас бывают полны противоречий, и трудно сразу отыскать истину. Что уж говорить о единственном документе? Я не ставлю под сомнение честность доброго врача. В его дневнике я нашел немало доказательств его искренности, ума и наблюдательности. И все же... Пока мы принимаем его слова как возможную истину, но я очень надеюсь на то, что мы или же наши потомки отыщут новые документы, какими бы они ни были — подтверждающими эти страшные факты или опровергающими их.

Эльф объявил перерыв до второй лекции, и аудитория наполнилась привычным шумом. Али тряхнул головой, прогоняя бурю противоречивых эмоций. С ними он мог разобраться и позже, а теперь хорошо бы поблагодарить своего спасителя. Художник обернулся — и увидел, как тот рванул куда-то, стремительно и немного неуклюже.

Ага. А вот и причина. Двое эльфов решили возобновить свою светскую беседу с гномом. К ним и подлетел синеглазый парнишка. Али направился следом.

— Наш книжный мальчик! — ласково пропел высокий золотоволосый юноша.

— Тебе мало прошлого раза? Желаешь добавки? — мило улыбнулся второй, с длинными каштановыми локонами.

— Оставьте его в покое, — хмуро ответил синеглазый. Гном поглядел на него и с благодарностью, и с жалостью.

Да уж. Если речь шла о драке — а о чем же еще? — то Али прекрасно понимал, что досталось именно его спасителю, а не эльфам. И дело было даже не в том, что оба смотрели на него сверху вниз. Парнишка-то был шире в плечах, крупнее и на полголовы выше самого художника. Но таких обычно зовут не здоровяками, а увальнями. Ни капли лишнего жира, и физическая сила бросалась в глаза, однако неловкие движения и опущенные плечи выдавали в нем не завсегдатая трактирных потасовок, а и в самом деле домашнего любителя книг.

— Вы позволите? — обратился к эльфам Али, принимая самый что ни на есть благожелательный вид. — Я недавно в столице и не привык еще к здешним порядкам. И мне до ужаса любопытно, что же могут не поделить между собой студенты? Вряд ли гном претендует на ваших девочек — ростом не вышел.

— Просветим провинциала? Тем более что он такой милашка, — усмехнулся золотоволосый.

— Мы же в университете, а значит, просто обязаны просвещать, — хохотнул его приятель. — Ростом и родом своим он не вышел. Что гномам делать на лекциях по истории? Их дело — копошиться в своих шахтах, а не лезть в науку.

— Но ректор позволяет ему учиться, разве нет? — заметил художник.

— Разве да. А мы позволяем себе напоминать гному, кто он такой. На всякий случай. Чтобы не забывался.

— Это ты забываешься, эльфеныш, — процедил сквозь зубы синеглазый. — В последний раз по-хорошему говорю: оставьте его в покое.

— Что здесь происходит?

На мелодичный голос Алессандро разом обернулись все пятеро. Эльф с печальной укоризной посмотрел на своих соплеменников, и те как-то вдруг присмирели, поклонились преподавателю и покинули поле неслучившегося боя.

— Яри, пересядь, пожалуйста, на первый ряд. Так спокойнее, — сказал историк гному, и тот торопливо собрал свои вещи и спустился вниз. А преподаватель окинул Али одобрительным взглядом и повернулся к синеглазому. Положил руку ему на плечо и очень мягко произнес: — Марчелло, я ценю твое рыцарство, но будь осторожнее. Ты после прошлой драки неделю в университете не показывался. Как же я без своего лучшего ученика?

И без того обомлевший парнишка совсем засмущался, густо покраснел и опустил ресницы. Али мысленно хмыкнул. Когда божество касается тебя и хвалит прилюдно, пожалуй, не зазорно и растеряться.