Мать ветров (СИ)

— Это лианы. Их действительно тут тьма-тьмущая.

— Глаза разбегаются. Если завтра будет время, постараюсь зарисовать хотя бы самые броские из них, — счастливо заулыбался Милош и тут же вздохнул: — А вот с фауной мне не повезло. Кажется, их вспугнул мой рост. Мне повстречались лишь бабочки под стать юбкам здешних красавиц и на улицах кошки с короткими хвостами и необычными повадками.

— Ты порадуешься своему росту, если столкнешься с кошкой посолиднее, — ехидно заметил Джон. — Жаль, что до твоего прихода закрыли лавку, в которой торговали их шкурами. Куда до них ирбисам из Волчьих Клыков! Тигры и крупнее, и сильнее, и, говорят, умные, твари. Но не умнее луков и арбалетов.

— Как с ними местные уживались? — поинтересовался фён.

— Теперь разве спросишь, — веселое и слегка нетрезвое лицо врача враз посмурнело. — Последних убили лет пятьдесят назад... Может, кто и остался в глубине острова, но что-то я в этом сомневаюсь. Выходит, люди пострашнее тигров, а, юноша?

Милош грустно усмехнулся. Он слышал о народце ростом с пиктов, только очень-очень смуглом, темнее саорийцев. Когда на остров приплыли первые лимерийские корабли, они застали здесь полудикие племена, которые питались фруктами, пасли коз и порой охотились. Из оружия у них имелись только копья и примитивные луки. Зачем понадобилось уничтожать совершенно неопасных для путешественников местных жителей — кто разберет? Очень скоро остров стал колонией Лимерии и удобным портом на пути от южных островов до северных берегов.

— О! А вот и наш дорогой капитан со своим лордиком, — О’Рейли радостно отсалютовал бокалом вошедшим, но в его голосе был яд. — Что же наш благородный Эдвард позабыл в столь отвратительном месте среди этого отребья?

— Желает почувствовать себя еще элегантнее, умнее и благороднее? — предположил Милош и приподнялся, поклоном приветствуя начальство.

— Вот Вы где, О’Рейли! Все Вас тянет в подобные забегаловки, а ведь я плачу Вам приличное жалование, — Фрэнсис О’Конор, тем не менее, опустился на лавку рядом с врачом и знаком подозвал подавальщика. Лорд Эдвард, брезгливо поморщившись, все-таки устроился рядом. Капитан уставился на Джона прозрачными серыми глазами и сообщил: — Сегодня вечером на малой площади будет занятное зрелище. Порка местных бунтовщиков. Говорят, здешние палачи используют необычные плетки. Вам как медику должно быть интересно. Пойдемте?

— Мне как медику интересно узнавать о новых способах лечения, а не умерщвления плоти, — довольно жестко ответил судовой врач, а Милош про себя отметил, что надо бы разузнать о причинах столь свободного поведения старшего друга.

— Вы ведь когда-то работали тюремным врачом на Шинни, — искренне удивился капитан.

— Не поверите, господин О’Конор, но и там я старался лечить или как минимум не допускать ненужных страданий, — парировал Джон.

— Однако напомню Вам, дорогой доктор, — соизволил снизойти до беседы лорд Эдвард, — что смысл наказания преступников как раз и заключен в этих самых страданиях.

— Я врач и ничего не смыслю в судебной системе, в приговорах и наказаниях, — развел руками Джон. С лордом он говорил куда мягче, чем с капитаном, и все же Милоша порадовало упрямство в его умных глазах. — Я просто исполняю свой долг и поневоле сострадаю тем, с кем имею дело. Издержки профессии.

— Полно Вам! — гримаса брезгливости на лице аристократа сменилась отеческой снисходительностью, хотя он был в два раза моложе своего собеседника. — Кому-то, вероятно, и можно сострадать, но это же трусливые бунтовщики! Вы ведь жили на Шинни, Вы знаете об этих ленивых голодранцах, которые только и умеют, что прятаться в лесах и горах да бить из-за угла.

— Вы правы, — очень спокойно ответил О’Рейли, но Милошу от этого спокойствия стало не по себе. — Вы правы, я жил на Шинни. В отличие от Вас, мой лорд. Я видел казнь бунтовщиков однажды, как раз тогда, когда работал тюремным врачом в Дерри.

— Расскажите, — в ледяных глазах капитана блеснул огонек живого любопытства. — У нас еще с полчаса свободного времени в запасе.

— Прошу прощения, господин О’Конор, но мой рассказ займет куда меньше времени, — грустно улыбнулся врач. — Однако сделаю все, что в моих силах! Итак, то ли семь, то ли восемь... да, совершенно точно, восемь лет назад доблестные лимерийцы захватили в плен двух опасных мятежников. Они воевали на стороне нереев, однако у одного из них была какая-то ничтожная доля нерейской крови, а второй и вовсе пришел с материка, из Ромалии или из Грюнланда. Как и полагается тюремному врачу, я осмотрел обоих при выходе из камер и последовал за ними до места казни. Помню, было ясное зимнее утро... Толпа запрудила всю площадь перед эшафотом... И один из бунтовщиков, лет сорока, светловолосый и веселый, улыбнулся этой толпе, помахал руками, закованными в кандалы... Конечно, если это можно так назвать... Сказал, что он всю жизнь мечтал побеседовать разом со столь многочисленной аудиторией... Дословно не помню, но он поблагодарил всех зрителей за внимание и попросил прощения за то, что им рано пришлось покинуть свои постели, хотя и не в его власти назначать время казни. Потом второй поднял руки, приветствуя людей. Вот он поднял буквально. Знаете, меня как врача очень интересуют подобные заключенные. При невысоком росте этот человек обладал потрясающей, просто чудовищной силой. Духа, в том числе. Они оба говорили с народом до тех пор, пока их не заставили умолкнуть, и оба улыбались. По-разному, в очевидном соответствии со своими характерами, но улыбались. До последнего. Я, исполняя свои обязанности, осмотрел мятежников перед тем, как на них накинули петли. Вместе с палачом я стоял рядом с ними, я видел... видел все. И вот что я скажу, господа. Быть может, мне попались исключительные бунтовщики. Но за десятки лет медицинской практики я встретил не больше десятка столь мужественных смертей и столь искренних, не напоказ, улыбок. И, возможно, я ошибаюсь, но мужество даже самых заклятых врагов достойно... Нет, не сострадания, а уважения.

— Вы опасный человек, О’Рейли! — нервно рассмеялся лорд Эдвард. Капитан только хмыкнул. Похоже, он давно свыкся с нравом своего врача.

— Я честный человек, мой лорд, — Джон склонил голову и снова принял умный совиный вид. — Честность для медика — хорошее качество, поверьте мне. Вы оцените его, если мне доведется лечить Вас.

— Познавательно, — заметил Фрэнсис. — Благодарю Вас за историю, Джон. Пожалуй, тут есть над чем поразмыслить. И я признателен Вам за честность. Боюсь, однако, что мы должны поспешить, если не хотим пропустить порку!

— Джон, могу я попросить Вас об одолжении? — тихо спросил Милош, как только капитан и его друг покинули трактир.

— Да, конечно, юноша... О, Святое Око, Милош, ты не подхватил часом местную лихорадку? У тебя руки дрожат!

— Нет, не подхватил. Пожалуйста, пойдемте отсюда к морю. Мне надо поговорить с Вами.

— Постой-ка, мальчик. Это не связано ли с...

— Пожалуйста.

Пылающий диск медленно опускался в волны, окрашивая море в золото и багрянец. Ветер крепчал, и соленые брызги долетали до лиц спутников, хотя они брели по камням довольно далеко от воды. Наконец, Милош опустился на огромный валун, а врач устроился рядом и с тревогой заглянул в лицо юноши.

— Ты знал тех двоих, — не вопрос, а утверждение.

— Да, — глухо ответил фён. — Тех двоих и... Джон, там был третий. Я понимаю, почему Вы не обмолвились о нем. Исчезновение этой нежити поставило в тупик не только врачей, но и всех магов в округе.

— Верно. Там был третий, — кивнул врач. Ласково сжал в своих широких мягких руках влажную от пота ладонь матроса и произнес: — Ты хочешь знать подробности их казни. Но я не уверен, что сегодня нужно рассказывать тебе все. Я сам с содроганием вспоминаю то время, когда сопровождал осужденных на эшафот. Каково же тебе, если то были небезразличные тебе люди?

— Да, Вы правы, но...

— Но о главном я тебе скажу. Я не солгал, когда говорил о мужестве и улыбках. Да, под конец я отметил у обоих учащенное сердцебиение, но и только. Думаю, причина в том, что они умирали за самое важное дело в своей жизни. И еще в том, что умирали вместе. Милош, ты ведь знаешь, перед казнью часто исполняют последнее желание осужденных. Они пожелали обнять друг друга в последний раз. Думаю... Думаю, легче уходить, когда чувствуешь поддержку лучшего друга, а они, несомненно, были лучшими друзьями. Я даже... Милош, я взял на себя смелость и убедил могильщиков, что бунтовщики не стоят лишних усилий. Их похоронили в одной могиле. Я лично завернул их в один саван. Я ведь не ошибся?