Гамп и компания

– В Атланту? – спрашиваю.

– Да, Гамп, клянусь вашей жопой. И самым бесценным пунктом среди прочих будете вы сами.

– Я? – спрашиваю.

– Чертовски верно, Гамп. Ваша большая задница отправится в нашу лабораторию в Атланте, чтобы помочь нам как следует со всем этим разобраться. Только подумайте, Гамп. Сегодня Атланта! Завтра весь мир!

Лицо миссис Хопвелл пьяно улыбалось мне из окна, когда я уходил, и, хорошенько все это обдумав, я почувствовал, что впереди меня как пить дать ждет беда.

Глава третья

Той ночью я вернулся обратно к миссис Каррен и сразу же позвонил Вазелину в его мотель насчет того, что я больше не намерен размещать энциклопедии в домах у людей.

– Вот, значит, Гамп, как ты платишь мне за всю мою доброту! – говорит он. – Ударом в спину! Проклятье, мне следовало бы догадаться. – И напоследок он выдает мне уйму всякого дерьма, а потом просто вешает трубку. Ладно, по крайней мере, я от него отделался.

К тому времени, как я со всем этим заканчиваю, малыш Форрест, понятное дело, давно спит в своей постели, и миссис Каррен спрашивает меня, что происходит? Я говорю ей, что увольняюсь из этого энциклопедического бизнеса и отправляюсь в Атланту помогать Альфреду делать новую кока‑колу. Еще я говорю, что, по‑моему, просто должен это сделать, учитывая ту уйму денег, которая нам потребуется, чтобы обеспечить малышу Форресту небольшую поддержку в смысле дохода. Миссис Каррен со мной соглашается, только она думает, что перед отъездом я должен поговорить с малышом Форрестом и в точности объяснить ему, кто я такой, раз его мама и папа теперь померли. Я спрашиваю, не думает ли она, что лучше ей самой все это объяснить, но миссис Каррен говорит, что не думает.

– Мне кажется, Форрест, иногда приходит время, когда человек должен брать ответственность на себя, и сейчас как раз такое время. Возможно, это будет непросто, но вы должны это сделать. И вы должны сделать это как полагается, потому что скорее всего это оставит у него неизгладимое впечатление.

Вообще‑то я понимаю, что тут миссис Каррен права, но это вовсе не то, чего я с нетерпением ожидаю.

На следующее утро я встал пораньше. Миссис Каррен приготовила мне тарелку каши и помогла упаковать чемодан. Альфред сказал вчера, что заберет меня ровно в девять утра, а потому мне прямо сейчас требовалось переговорить с малышом Форрестом. Когда он закончил завтракать, я позвал его на веранду.

– Мне тут нужно ненадолго уехать, – говорю, – а есть несколько вещей, которые тебе лучше узнать, прежде чем я уеду.

– Каких вещей? – спрашивает он.

– Ну, перво‑наперво я не знаю, сколько буду отсутствовать, а потому хочу, чтобы ты хорошо себя вел с миссис Каррен, пока меня не будет.

– Она моя бабушка, – говорит малыш Форрест. – Я всегда хорошо себя с ней веду.

– И я хочу, чтобы ты как следует занимался в школе и ни в какие переделки не попадал, понимаешь?

Тут он вроде как нахмурился и как‑то странно на меня смотрит.

– Послушай, ты не мой папа. Почему ты мне тогда обо всем этом говоришь?

– Думаю, как раз об этом я с тобой потолковать и хотел, – говорю. – Понимаешь, на самом деле я твой папа.

– Никакой ты мне не папа! – орет мальчуган. – Мой папа лежит дома и болеет. А как только он выздоровеет, он приедет меня забрать.

– И об этом, Форрест, я должен тебе кое‑что сказать, – говорю. – Твой папа уже никогда не выздоровеет. Он теперь с твоей мамой, понимаешь?

– Нет, он дома! – кричит малыш Форрест. – Бабушка говорит, он совсем скоро приедет за мной! Со дня на день.

– Твоя бабушка ошибается, – говорю. – Понимаешь, он заболел совсем как твоя мама и не выздоровел. А потому я теперь должен о тебе позаботиться.

– Ты!.. Это неправда! Мой папа приедет!

– Вот что, Форрест, – говорю. – Послушай меня хорошенько. Я не хотел тебе этого говорить, но я должен. Я твой настоящий папа. Твоя мама давно‑давно мне про это сказала. Но ты жил с ними, а я был просто… ну, вроде как бродяга, и тебе было лучше оставаться с ними. Но понимаешь, теперь их уже нет, и никто, кроме меня, о тебе не позаботится.

– Ты врун! – говорит малыш Форрест и принимается колотить меня своими маленькими кулачонками, а потом начинает плакать. Я знал, что он заплачет, и теперь в первый раз это увидел, но прикинул, что сейчас для него так лучше, – хотя я по‑прежнему не думал, что он все понимает. Лучше бы я сделал все что угодно, только не это.

– Форрест говорит тебе правду, малыш. – Все это время миссис Каррен стояла в дверях. Теперь она вышла на веранду, взяла мальчика и прижала его к себе.

– Я не хотела сама тебе обо всем рассказывать, – говорит она, – и попросила Форреста сделать это за меня. Я должна была тебе рассказать, но просто не могла.

– Это неправда! Неправда! – кричит он, а потом начинает биться и рыдать. – Вы вруны! Вы оба вруны!

Как раз в этот самый момент большой черный лимузин подкатывает к дому по улице, и Альфред машет мне, чтобы я выходил и забирался туда. Я вину, как из окна у заднего сиденья мне ухмыляется лицо миссис Хопвелл.

Тогда я беру чемодан и иду по тротуару к машине, а позади только и слышно, как малыш Форрест орет: «Врун! Врун! Врун!» Если это именно то, что миссис Каррен имела в виду, когда говорила, что на малыша Форреста правда произведет «неизгладимое впечатление», то я очень надеюсь, что она ошибается.

Так или иначе, отправились мы в Атланту, и всю дорогу миссис Хопвелл хватала меня за ляжки и все такое прочее, а старина Альфред, тот все просматривал какие‑то книжки и бумажки и без конца сам с собой разговаривал. Когда мы прибыли к зданию штаб‑квартиры компании «Кока‑кола», там нас приветствовала целая толпа, а когда я туда вошел, все принялись жать мне руку и хлопать по спине.

Меня провели по длинному коридору к двери с табличкой: «Научно‑исследовательская лаборатория. Совершенно секретно. Не входить». Когда мы туда вошли, меня чуть кондрашка не хватила! Там оборудовали целую кухню в точности как у миссис Хопвелл – вплоть до тех самых бокалов, из которых я кока‑колу пил.

– Все здесь до мельчайших деталей соответствует тому, что вы, Гамп, оставили в Мобиле, – говорит Альфред. – Нам от вас нужно только одно. Вы должны сделать то же самое, что вы сделали, когда приводили в порядок ту кока‑колу. Постарайтесь припомнить каждый шаг, который вы тогда сделали, и подумайте хорошенько, потому что от этого может зависеть судьба всей компании.

Мне это показалось вроде как несправедливо тяжкой обузой. В конце концов, я ведь ничего такого не делал. Просто пытался приготовить себе что‑то, что можно пить. Но, так или иначе, на меня напялили огроменный белый халат, как будто я доктор Килдер или еще какой‑нибудь Спок, и я приступил к эксперименту. Перво‑наперво я беру банку нью‑коки, выливаю ее в стакан и кладу туда несколько кубиков льда. Затем я ее попробовал, совсем как я это сделал у миссис Хопвелл, и на вкус она по‑прежнему была как говно или еще чего похлеще.

Тогда я иду к буфету, где на полках стоит тот же самый набор. Правда, я точно не помню, что именно из того, что я положил в эту кока‑колу, могло ее улучшить. Тем не менее я бодро двигаюсь дальше и начинаю примешивать к этому говну всякую всячину. За мной без конца ходит пять‑шесть чуваков с записными книжками наготове, делая заметки обо всем, что я предпринимаю.

Перво‑наперво я взял чуток гвоздики и малость соуса тартар. Дальше я влил туда немного экстракта солодки, положил мясоразмягчитель, сырную приправу к попкорну а также добавил чуточку густой патоки с портвейном и отвара из‑под крабов. После этого открыл банку мяса в остром соусе с красным перцем и фасолью, взял оттуда капельку оранжевого жира, который плавал сверху, и тоже плюхнул его в стакан. А потом добавил малость разрыхлителя для теста – просто для ровного счета.

Наконец я размешал всю эту гадость пальцем, как сделал это у миссис Хопвелл, и прилично отхлебнул из стакана. Все в лаборатории затаили дыхание, не спуская с меня выпученных глаз. Секунду‑другую я покатал напиток во рту, а затем мне в голову пришло одно‑единственное заключение, и оно было такое: