Гамп и компания

– Вы уверены? – спрашиваю.

– Будь спок. По сути, ты первый человек, который выпил целый стакан этой самой нью‑коки и не блеванул. Между прочим, мой муж – вице‑президент компании «Кока‑кола». Ответственный за исследование и развитие. Какое исследование – такое и развитие, если меня спросить!

– Вообще‑то эта нью‑кока совсем не такая скверная, если в нее кое‑что положить, – говорю. – Просто малость в порядок ее привести.

– Правда? Ну, это не моя проблема. Послушай, – говорит миссис Хопвелл, – на самом деле я тебя сюда затащила совсем не затем, чтобы обсуждать безмозглые схемы моего мужа. Я купила твои чертовы энциклопедии или что там у тебя еще за хренотень, а теперь хочу ответной услуги. Ко мне сегодня днем должен был прийти массажист, но почему‑то не пришел. Знаешь, как растирание спины делать?

– Чего?

– Растирание спины. Понимаешь, я ложусь, а ты меня растираешь. Ты так классно разбираешься в книгах о всемирных знаниях, что просто должен знать, как человеку спину растереть, верно? Я хочу сказать, даже идиот может прикинуть, как это делается.

– Да, но…

– Слушай, приятель, – говорит она, – бери свою чертову кока‑колу и идем со мной.

Она привела меня в комнату, где все стены были в зеркалах, а прямо посередине стояла старинная высокая кровать. Из динамиков в потолке звучала музыка, а у кровати был установлен здоровенный китайский гонг.

Миссис Хопвелл залезла на кровать, сбросила с себя ночную рубашку и шлепанцы, легла на живот и положила себе на задницу полотенце. Пока она все это проделывала, я старался на нее не смотреть, но поскольку в комнате были сплошь зеркала, это было затруднительно.

– Ну вот, – говорит миссис Хопвелл, – порядок. Давай растирай.

Я встал где‑то сбоку от нее и принялся растирать ей плечи. Она начала тихонько постанывать. Чем больше я тер, тем громче она стонала.

– Ниже! Ниже! – говорит миссис Хопвелл. Я стал растирать ниже, и чем ниже я опускался, тем неудобней мне становилось! Уже совсем неловко сделалось. Откровенно говоря, я уже до верха полотенца добрался. Наконец она задышала, запыхтела, а затем протянула руку и ка‑ак шарахнет в китайский гонг. Тут вся комната так затряслась, что мне показалось – зеркала вот‑вот из стен попадают.

– Возьми меня, Форрест! – стонет миссис Хопвелл.

– А куда бы вам хотелось отправиться? – спрашиваю.

– Просто возьми меня и все! – орет она. – Сейчас же!

В этот момент я вдруг начал думать о Дженни и о массе всякой всячины, а миссис Хопвелл стала меня хватать, корчиться на кровати и шумно дышать. Короче, все это дерьмо вот‑вот готово было вырваться на волю, когда вдруг, без всякого объявления войны, дверь в комнате с зеркалами распахивается, и в ней появляется низенький мужичонка в костюме с галстуком. Своей внешностью и очками в стальной оправе он мне немного немецкого фашиста напомнил.

– Элис! – орет он. – Кажется, я придумал, как это сделать! Если мы введем в формулу немного стальных опилок, они уберут скипидарный привкус!

– Черт побери, Альфред! – вопит миссис Хопвелл. – Что ты так рано дома делаешь? – Она села прямо и попыталась натянуть на себя полотенце, чтобы выглядеть мало‑мальски пристойно.

– Мои сотрудники, – говорит мужичонка, – нашли это решение!

– Решение? Решение чего? – спрашивает миссис Хопвелл.

– Проблемы с нью‑кокой, – говорит он. Затем мужичонка бодро входит в комнату, ведя себя так, будто меня там нет. – Думаю, мы нашли способ добиться, чтобы люди ее пили.

– Ох, бога ради, Альфред. Да кто в любом случае захочет пить это говно? – Вдруг стало похоже, что миссис Хопвелл вот‑вот готова разразиться слезами. На ней не было ничего, кроме полотенца, и она отчаянно пыталась прикрыть им сразу и верх, и низ. Это у нее не слишком удачно получалось. Тогда она принялась хватать свою ночную рубашку, которая лежала на полу. Но всякий раз, как она до нее дотягивалась, падало полотенце. Я все время старался отворачиваться, но зеркала никакого другого зрелища мне не предоставляли.

Примерно в это же самое время Альфред – так, насколько я понял, его звали – наконец заметил меня.

– Вы массажист? – спрашивает он.

– Вроде как, – говорю.

– Это ваша кока‑кола?

– Угу.

– Вы ее пили?

– Угу.

– Без дураков?

Я кивнул. Я не очень хорошо знал, что мне отвечать, раз это было его новое изобретение.

– И она не показалась вам мерзопакостной? – Его глаза стали большими и круглыми как тарелки.

– Теперь уже нет, – говорю. – Я ее в порядок привел.

– Привели в порядок? Но как?

– Положил в нее малость всякого разного с кухни.

– Дайте‑ка мне посмотреть, – говорит Альфред.

Он взял стакан, поднес его к свету и внимательно осмотрел, напоминая при этом человека, который изучает какую‑то гадость в лабораторном сосуде. Затем Альфред немного глотнул, и глаза его как‑то странно сощурились. Он посмотрел на меня, затем на миссис Хопвелл, затем пропустил очень приличный глоток.

– Мой бог! – говорит он. – Это говно уже почти что и не говно!

Альфред выпил еще немного, и по его физиономии расползлось изумление, как будто ему видение какое явилось или что‑то типа того.

– Вы привели ее в порядок! – завопил он. – Как вы, черт вас подери, это сделали?

– Я туда кое‑какую ерунду из буфета положил, – говорю.

– Вы? Массажист?

– Он не совсем массажист, – говорит миссис Хопвелл.

– Не совсем? Кто же он тогда?

– Я торговец энциклопедиями, – говорю я.

– Энциклопедиями… Что? – говорит Альфред. – Но что вы тогда здесь делаете? С моей женой?

– Это вроде как длинная история, – сказал я ему.

– Впрочем, это не имеет значения, – говорит он. – К этому мы как‑нибудь после вернемся. А прямо сейчас я хочу знать, что вы, черт возьми, сделали с этой кока‑колой? Скажите мне! Бога ради, скажите!

– Точно я не знаю, – говорю я. – Сперва эта кока‑кола была похожа на… короче, вкус у нее был не очень, и я подумал, что не мешало бы малость ее подлечить, понимаете?

– Вкус был не очень! Господи спаси и помилуй! Вот дебил! Да ведь это было говно! Самое настоящее! Думаете, я этого не знаю? А вы сделали ее как минимум пригодной для питья. Есть у вас хоть малейшее представление, сколько что‑то подобное может стоить? Миллионы! Миллиарды! Ну, давайте же, постарайтесь вспомнить. Что там еще было… да, кстати, как вас зовут?

– Гамп, – говорю. – Форрест Гамп.

– Итак, Гамп… ну‑ну, давайте же, напрягитесь. Давайте медленно‑медленно повторим все то, что вы сделали с этим напитком. Покажите мне, что вы в него положили.

Так я и сделал, только вот не смог вспомнить всего. Я достал какие‑то из тех банок, бутылок и тому подобного и попытался снова проделать все то же самое, но так, как надо, у меня уже ни в какую не получалось. Мы пробовали снова и снова – наверное, раз пятьдесят. Было уже далеко за полночь, но всякий раз старина Альфред сплевывал напиток и говорил, что это совсем не как моя первая проба. Миссис Хопвелл тем временем пила свой примерно двадцатый джин с апельсиновым соком.

– Вы кретины, – говорит она как‑то раз. – Нет никакого способа сделать это говно хоть чуточку лучше. Черт, почему бы нам всем троим не лечь в постель и не посмотреть, что из этого получится?

– Заткнись, Элис, – говорит Альфред. – Неужели ты не понимаешь – это шанс, который выпадает только раз в жизни!

– То, что я предложила, – вот шанс, который выпадает только раз в жизни, – говорит миссис Хопвелл. Затем она отправляется обратно в комнату с зеркалами и начинает колошматить в гонг. Наконец Альфред прислоняется к холодильнику и хватается руками за голову.

– Знаете, Гамп, – говорит он, – это просто невероятно. Вы вытащили меня из пропасти поражения только затем, чтобы снова туда бросить. Впрочем, я еще не закончил. Я намерен вызвать полицию и опечатать эту кухню. А завтра мы соберем здесь весь персонал, чтобы упаковать каждую мыслимую ерундовину, которую вы могли положить в этот напиток, и отправить все это дело в Атланту.