Лоцман кембрийского моря

— Вы позавтракали?

— Нет.

Он обрадовался:

— Меня ждали?

— Да.

— Спасибо!

Он с нетерпением смотрел на белоснежную скатерть, постланную поверх полотнища палатки на мху, не спешил к столу.

— Лидия! Старик Петров говорил, что в сухие туманы днем не работают. Вы знаете, почему мы работали?

— Знаю. Потому что у вас такой характер.

Она с тайной насмешкой наблюдала, как он обдумывал — с полной и мгновенной сосредоточенностью мысли: есть ли у него такой характер.

— Нет, у меня этого не было в характере до сих пор. Я сам не понимаю, как это сталось у меня в характере.

— Я заинтересована.

— Вы думаете, что я хотел поскорее раскопать жилу.

— Неужели нет?..

— Да, это верно… Но я хотел раскрыть ее непременно к сегодняшнему дню.

Он знал, что она скажет хоть слово после каждой его фразы. Но она молчала.

— Но я проспал, — сказал он с горечью.

— Спасибо, — сказала она церемонно, — вы хотели посвятить мне первую жилу кембрийских битумов? — Но она отлично поняла, что неудавшийся подарок выражал для Василия нечто очень большое, необыкновенное.

— Первую залежь кембрийской нефти, — поправил он важно.

Ей стало беспричинно весело и захотелось подразнить его, такого незащищенного перед ней, лишенного кожи.

— Почему же вы захотели сделать мне такой исторический подарок?

Но она готова была безвредно-болезненно мучить его, добиваясь, чтобы он сказал, потому что ведь он не выговорит больше ни одного слова. Она хотела играть в эту игру целую жизнь.

— Ко дню рождения? — ответила за него с кошачьей вкрадчивостью.

Он только смотрел на нее и улыбался, страшно довольный, что она догадалась, — какой глупый!..

— Но ко дню рождения разве подносят подарки, делающие эпоху в нефтеведении?.. Такой великолепный подарок прилично сделать Академии наук, ко дню ее двухсотлетия, — продолжала она.

Он немного побледнел от гордости и страха.

— А мне как геологу и ста не исполнилось!.. Ну ладно, надо покормить вас!.. Вы мне потом скажете, хорошо?..

Он кивнул головой, не понимая: что он должен сказать ей?.. Лидия вынула миски из мешочка и расставила по скатерти.

— Итак, Савватей окончательно пропал? — весело спросил Василий и почему-то нюхал воздух.

Начальник был в прекрасном настроении. Петя-повар тоже уловил это и решился на важное и рискованное признание. Он что-то сказал по-эвенкийски и держал поднятое ведро в руках. Начальник нюхал воздух и тянулся носом к ведру.

— У него украли много консервов, — сказал Женя. — Он думает, Савватей украл.

— Сколько банок?

— Пять банок.

— На здоровье, — сказал Василий нетерпеливо. — Еще что-нибудь?

— Может быть, муку, соль, может быть.

— Значит, честно взял из своей доли… Почему он не взял всю долю?.. Мало взял. Ему же это на два дня.

— Он вернется, — уверенно сказала Лидия. — Он и взял на два дня.

— Пускай лучше не возвращается. — Он уже приревновал ее защиту. — О, черт!..

Петя-повар перевернул ведро. На скатерть выпал коричневый чурбан. Зырянов хищно ринулся и наклонился над ним, раздувая ноздри. Пахучий пар тяжело поднимался над чурбаном.

— Пирог! — закричала Лидия и замолчала, пораженная тяжелым запахом.

Петя-повар сиял ярче малинового и пудреного солнца над его головой. Василий нервно выпрямился. Лидия с решимостью схватила нож. Скатерть была все равно испорчена.

Пять пар голодных глаз следили за руками, делившими пирог. Он был красив. Черные очень крупные ягоды, величиной с черешню и даже сливу, сидели в желтом хлебном тесте.

Лидия вырезала боковые куски без ягод для Алексея Никифоровича, для Жени, для Пети-коновода. Эвенки не спорили против такого несправедливого дележа и, по-видимому, даже не считали его несправедливым. Их доверие к хозяйке было непоколебимо.

Пете-повару она мстительно положила огромный кусок пирога с ягодами, себе взяла крохотный ломтик из корочки, а перед Василием водрузила всю донную половину чурки с целым комом самых крупных ягод, почти слившихся в массу.

После этого она поблагодарила Петю-повара самым невиданным образом. Она поклонилась ему по-старинному образцу, присела с важностью боярышни, заключила иностранным реверансом и послала воздушный поцелуй. Мальчик обомлел от счастья.

Тогда Женя с любопытством поднял глаза на подательницу этих благ и увидел, что у Лидии Максимовны пламенело лицо от истинного энтузиазма. Она воскликнула:

— Такой именинный пирог я желала бы получать ежегодно!

Очарованные и смущенные гости протянули руки к своим кускам.

— Стойте! Не ешьте! — закричал Василий. Он был взволнован необычайно. — У кого попадутся ягоды — отдавайте мне!

— Василий Игнатьевич! — сказала Лидия укоризненно, всеми силами удерживаясь от счастливого смеха. — Это ужасно невежливо отбирать у моих гостей изюм из пирога. И я тоже должна отдать вам ягоды?

— Вы тоже, — с жадностью сказал Василий, заглядывая в ее миску.

Гости поспешно выбирали ягоды и охотно складывали в миску начальника. Петя-повар даже соскреб с зубов прилипшую ягоду и добросовестно отдал. Ягоды наполнили миску и слиплись горкой. Петя-повар был в восторге от успеха пирога у начальника.

Лидия тихонько сказала:

— Как жаль, что здесь нет известного теоретика литофагии Небеля…

— Где ты это взял? — крикнул Василий.

— На том берегу, — ответил Женя за Петю-повара и рассмеялся. — Сказать ему, что он молодец?.. Он велит вам скушать весь тас-хаяк, потому что вы велели положить его в пирог.

— Женя и Петя-повар, со мной! — скомандовал Василий, пренебрегая насмешками, и побежал к лодке.

Старик Петров поблагодарил Лидию, не прикоснувшись к пирогу. Он хотел плыть с Василием, но не успел — лодка ушла.

— Возьмем другую, — предложила Лидия.

На острове остался один Петя-коновод. Он размышлял над именинным пирогом, который так обрадовал русских, что они убежали от завтрака.

Василий встретил Лидию на материковом берегу нелюбезно.

— Лидия Максимовна, — сказал он взволнованно, — вы должны мне позволить самому найти…

— Еще раз? — воскликнула она. — Третий раз вы хотите подарить мне одну и ту же залежь?

— Почему третий раз?

— Вы поднесли мне ее наперед и посвятили мне ее в торжественных выражениях — это раз? Второй раз я получила целую залежь кембрийского битума в пироге…

— Это не от меня. От Пети-повара, — сказал он, нахмурясь.

— Но кто велел начинить пирог тас-хаяком?

— И третий раз в структуре, — сказал Василий. — Вы правы, и вы должны уйти.

Она повернулась и пошла в тайгу. Отец Жени пошел за ней.

— Алексей Никифорович, зачем вы сопровождаете меня? Я недалеко.

— Нельзя, — сказал старик. — Посол близко гуляет.

— Какой посол?

— Не знаю какой. Медведь. Посол по-нашему.

Они вышли на болотце — алас — круглое, как чайное блюдце, с крутыми и ровными откосами бережков. Дно было ярко-зеленое, очевидно еще топкое. Такие прудочки, а впоследствии лужки образуются часто после пожаров. Солнце прогревает оголенную площадь, мерзлота подтаивает, почва оседает, и через год-два появляется алас.

Петров внимательно осмотрел болотце и обошел его.

— Сегодня ночью придет большой сохатый на алас.

— Сегодня ночью? Откуда вы это знаете?

— Вижу.

Лидия рассмеялась:

— Это ваше любимое выражение, Алексей Никифорович: слышу, вижу.

Тотчас ей стало стыдно, что она так сказала. Ведь он не мог понять ее шутливость.

— Алексей Никифорович, я читала о знаменитых охотниках, которые замечали всякий след проходившего зверя и даже довольно точно могли сказать, когда именно зверь прошел.

— Это хорошие охотники.

— Но вы видите следы, которых еще нет! — воскликнула она. — Вы видите, какой зверь еще придет, и вы видите, в котором часу он придет!

— Не вижу, в каком часу придет.