Длинные дни в середине лета

мастерскую откроете.

Эдик ушел. Подошла официантка, заглянула в блокнотик, взяла деньги и

собрала посуду. На столе остались только две рюмки и почти пустая

бутылка.

— Чего ты раздухарилась? — спросил Семен. — Выпила и молчи. А то

вывести можем.

— Ты, что ли? Попробуй.

i

— Не роняй марку. Ты же с Ярославского.

— А ты откуда? От маминой юбки? Пижон несчастный, стиляга!

— Ладно, давай дернем по последней и разбежимся. Совсем шуток не

понимаешь.

— Нужны мне ваши шутки! У меня работа.

— Ври больше.

— А зачем мне врать? Ты же сам говорил, что видел меня на

Ярославском.

— Мало ли что я говорил.

— У меня работа такая. И нечего над ней смеяться. Думаешь, это легко?

— Ну, тогда действуй. Коньяк можешь допить.

Он встал, пошел, но вернулся и неловко сунул Наташке трешник.

— Пока, на Ярославском встретимся!

...Вечером Наташка шла по глухой, темной улице. Идти было нелегко.

Наташку пошатывало, как будто кто-то ее толкал или тротуар качался. Как

это получается, Наташка понять не могла, но все равно было смешно и даже

весело.

— Мамаша дочке говорила, — пела Наташка,— зачем с папашею ты

спишь?

Мимо проносились машины. Наташка махала им, кричала, но машины не

останавливались. Тогда Наташка встала посреди мостовой и, дождавшись,

когда вдали сверкнули фары, пошла навстречу. Машина остановилась.

— Занято. Не видишь? — спросил шофер.

— А мне тоже нужно, — сказала Наташка и полезла в машину. —

Здрасте!

— Куда вам нужно! — спросил сидевший сзади мужчина.

— А мне все равно. Ты не очень старый?

— Напилась — молчи! — сказал шофер, аккумулятор у него барахлил,

и мотор никак не заводился. — А то высажу.

— А я тебя знаю. Ты меня на Сходню возил, только у тебя ничего не

вышло. Поэтому ты и злишься. Но больше я на Сходню не поеду.

— Ах ты дрянь! — рассердился шофер. — А ну вылезай.

Наташка не двинулась с места, пассажир молчал.

— Куда она пойдет? — сказал он наконец. — Девчонка еще совсем.

Поехали.

— Только я портвейн пить не буду, понял? — сказала Наташка, когда

машина тронулась. — Может, у тебя мадера есть?

На Наташку понеслись огоньки — белые, красные, зеленые. Казалось,

что машина стоит на месте, а огоньки кружатся вокруг нее — маленькие, с

длинными, острыми лучиками, или это была елка — большая и невидная в

темноте, а машина все ехала вокруг нее и никак не могла объехать.

— А ты ничего! — сказала Наташка пассажиру. — Хочешь, я к тебе

пересяду? Шеф, останови!

— Как же! Сиди, где сидишь, — шофер все еще злился. — Я вообще

считаю, что таких стричь нужно наголо, чтобы все видели. Правильно?

— А что хорошего? — спросила Наташка. —Ни себе, ни людям. Но

если ты очень хочешь — на, стриги. Только кто тебе разрешит?

Пассажир опять промолчал. Машина мчалась неизвестно куда. Ничего

нельзя было разглядеть, Наташка задремала.

Она проснулась, когда машина остановилась и шофер зажег свет.

Пассажир сунул ему деньги и выскочил.

— Эй! — крикнул шофер и тоже выскочил. — Подарочек свой забери.

— Почему мой? — спросил пассажир и снова достал бумажник.

— Ну уж нет! — не уступал шофер. — Мне сейчас в парк. Куда я с ней

денусь?

— А я куда?

Наташка вылезла из машины и дожидалась, чем кончится этот торг.

Пассажир был не старый, лет тридцати пяти.

— А что ты раньше думал? Мадеру ей обещал.

— Да, мадеру. А портвейн я пить не буду.

— Слушай, — сказал шофер, — раз такое дело — возьми свой трояк. А

я поеду. Совсем засыпаю.

— Годится! — Наташка выхватила у него деньги и отдала их

пассажиру. — И катись.

— Дождешься! — шофер полез в машину. — В следующий раз бритву

захвачу. Наголо обрею.

Машина завелась сразу.

— Эй,— позвал шофер,— а то давай я ее в отделение подброшу! Вдруг

она несовершеннолетняя?

— Завидно стало? — крикнула Наташка. — Катись!

Такси уехало. Они стояли на пустой темной улице, застроенной

одинаковыми длинными домами. Почти все окна были уже темными.

— Ты правда несовершеннолетняя?

— Я паспорт дома забыла.

— Может, домой тебя отвезти?

— Далеко ехать. Я здесь на Выставке с коровой. К ней в паспорт

вписана.

— Вам паспорта до сих пор не дают?

— Чегой-то? Что мы, не люди, что ли? Ты бы так за сиськи подергал!

Какой твой дом? Пойдем.

Наташка пошла. Мужчина двинулся-за ней.

— Думаешь, нахалка? Это у меня привычка такая: как решу — так и

делаю. Мне даже в сельпо все без очереди дают. Не веришь?

— Вот сюда. Третий этаж.

— Между прочим, — сказала Наташка, когда они поднимались по

лестнице, — меня зовут Алисой. А тебя?

— Сергей Петрович. То есть Сергей, наверное.

Квартира была трехкомнатной. Первая комната, слева, была детской — у

окна стояла кроватка, на столике и на полу валялись игрушки, книжки.

— А жена где? — спросила Наташка.

— На даче.

— Это ты сам, значит, играешь? Или девочек приводишь? А ничего

живешь. Вот где наши деревенские деньги!

Они прошли на кухню. Сергей топтался около окна и молчал. Наташке

стало смешно.

. — Ну что? — спросила она. — Телевизор будем смотреть? У нас в

деревне у председателя уже цветной.

— Программа кончилась.

— У кого кончилась, а у кого только начинается. Правда? Хочешь, я

спою? «Я не стану тебя есть, милая ты девица. У тебя во рту медведь из

нагана целится».

Хмель уже проходил, и Наташка почувствовала, что звучит ее частушка

несуразно. Сергей все молчал.

— Не нравится? Дурочка деревенская, думаешь? Презираешь деревню?

А кто тебя кормит?

— Не кричи.

— А чего — не кричи? Привел и презирает. А ты кто — князь, чтобы

простой народ презирать?

— Не кричи, — еще раз попросил Сергей, — никто тебя не презирает.

— А может, у тебя водка есть? — совсем другим голосом спросила

Наташка. — Давай выпьем за дружбу между городом и деревней.

— А ты дурить не будешь?

— Что ты! Я знаешь как сразу поумнею? На сорок процентов. —

Сергей достал из холодильника бутылку, разлил.

— А ты ничего, — сказала Наташка, выпив. — Только все молчишь. Ты

меня боишься?

— Не очень.

— А ты совсем не бойся. Я без нагана, понял?

— Понял.

— Ну, тогда давай еще.

Она налила себе, пошла с бутылкой к Сергею, но остановилась.

— Только ты сразу скажи — пять рублей дашь?

— Дам.

— Нет, ты на стол положи

Сергей выложил пятерку и так и остался стоять с пустой рюмкой.

— Ха-ха! — крикнула Наташка. — Дал, а? Дал!

Она схватила эту бумажку, приложила ее к лицу, попробовала сдунуть,

потом смяла, подбросила. Она носилась по кухне и кричала:

— Дал, а? Дал! А ты боялась!

Потом она замолчала, и наступила неловкая тишина.

— Ну что? — спросила Наташка. — Что ты молчишь? Сейчас, да? Нет,

давай еще выпьем.

Сергей пить не стал. Наташка опять одним махом опрокинула рюмку,

посмотрела, куда ее поставить, обтерла о платье руки и медленно пошла к

Сергею. Не доходя шаг, она остановилась. Они стояли минуту или две друг

против друга.

Вдруг в комнате зазвонил телефон. Сергей побежал и снял трубку.

— Привет! — закричал он. — Что же ты не звонишь? У меня все по-

старому. Какой отпуск — я же в приемной комиссии. А у тебя что? То есть

как — нет новостей? Нет уж, если позвонил, говори конкретно, выкладывай

свои мысли. Нету?

Вошла Наташка с налитой рюмкой, но Сергей только махнул — не

мешай, сейчас.

— Нет, — сказал он, — ты меня не обманывай. Весь советский народ