Макорин жених

лесозаготовках, Платонида развила бурную деятельность. По её помыслам у «квасника», где

обнаружились костыли, возник навес, а под навесом появилась железная кружка с висячим

замком и сургучной печатью, вокруг «квасника» устроен сруб, на нем крючки, а на крючках

черпачки. Приходи, пей, исцеляйся и опускай в кружку хошь медную, хошь никелевую, а

лучше бумажную деньгу. Об этом шепчут «сестры» всем и каждому при встречах, особенно

хворым, горестным и жаждущим добыть хорошего жениха. К «кваснику» проложена тропка,

ходят туда люди, кто украдкой, а кто и въяве. Дважды в неделю Семен Бычихин отпирает

замок на железной кружке и вытряхивает её содержимое в мешок. По воскресеньям утром

служат молебен у часовни, где висит Парасковья-пятница, а вечером поют акафисты у

«квасника». Во время этих служении производится сбор на тарель. А в будни то в той, то в

другой деревне устраивают крестины – крестят не только новорожденных, но и больших

ребят. За крещенье взимают по таксе, однако же превысить таксу не возбраняется, а наоборот,

поощряется. Семен Бычихин, принимая даяния, не преминет сказать:

– Дающего десница не оскудеет. Не скупись, и тебе воздастся сторицей...

В блаженные, видать, устремляется мужик Семан Бычихин.

И в Платониде большие перемены нашел Егор. Она уже не лебезила, не пела масляным

голоском. Стала она с ним суха и надменна. Голос звучал повелительно.

1 Пасхалия – таблица для нахождения времени пасхи.

2 Иконостас – стенка, каркас, куда ставятся иконы

– Ты вот что, сосед, крыльцо-то у избы почини да покрась. Нынче у тебя не простая изба,

а божий дом. Верующие ходят. Народ уважать надо...

Егора подмывало ответить ей грубостью, да сдержался. Сказал:

– За совет спасибо, соседушка. Крыльцо, правда, починки требует. А вот что избу мою в

молельню превратили, так допреж хозяина спросить не мешало бы...

– Тебе же почесть великая, божеское соизволение...

Егор повернулся к ней спиной, стал колоть чурку. Попалась чурка свилеватая,

неподатливая. Удар, второй, третий не взял её Егор рассердился, хватил со всего плеча. Чурка

раздалась, топор по обух ушел в землю. Егор распрямился, поправил шапку.

– Моего соизволения не было, – сказал он. – Не было и нет. Вот. Скажи, Платонида,

своим, чтобы унесли всё ваше...

Он поднял плаху от расколотой чурки, посмотрел – внутри была гниль. Ковырнул

пальцем, оказал:

– Барахло...

Платонида поджала губы, величаво поднялась на крыльцо, резко стукнула дверным

кольцом.

3

Параня не подпускала Егора к иконостасу и столам.

– Не дам! Не дам прикоснуться. Не тобой установлено, не тобой уберётся. Чего ещё

выдумал – святые образа ему помешали...

Что с ней делать? Мужниного слова не слушает, гневного взгляда его не боится, знает,

что пальцем не тронет, характер не тот. Ощерилась, как кошка перед прыжком, коготки

навострила, того и гляди вцепится. Но и оставить так нельзя же! Будут тут ходить веяние

ханжи да кликуши, сам не заметишь, как оболванят, сделают святошей, а то и юродивым,

затянут в Платонидину компанию – жизни потом не рад будешь. Сумели же скрутить с

Параней, побрызгали родничковой водой – и влип Егор. А тут хоть из собственной избы ноги

уноси. Параня что, тигрица. Он не ожидал от неё такой прыти.

– Пальцем тронешь – глаза выцарапаю!

Егор не спеша подошел к висящей на стене сбруе, вытянул из седелка чересседельник,

сложил его вдвое и с легким размахом погрозил супружнице. Она взвыла и, оглашая криками

улицу, кинулась к Платаниде.

Сгрузив священное имущество в гуменную корзину, Егор стащил его на Платонидино

крыльцо и гам оставил вместе с корзиной. Жена вернулась тихая, смирная. Только в глаза не

глядела. Начала обряжаться, с Егором ни слова. Он выкинул в сени сколоченные из досок

столы из-под церковных книг, в передний угол поставил обеденный стол с крашеной

столешницей. Изба приняла обычный вид. Егор сел у окна. Подождал. Жена не опешила

накрывать к обеду. Он сказал:

– Параня, собери-ка поесть...

Она набросила на столешницу скатерть, поставила солодку, принесла ковригу хлеба,

ложку, нож, налила в блюдо щей. Сама не села.

– А ты что – сыта? – опросил Егор.

Она промолчала. Егор нарезал хлеба, посолил щи.

– Садись, ешь

В голосе мужа послышалось что-то такое, от чего Параня засуетилась, торопливо

схватила тарелку и подсела к столу. Ели молча. Егор изредка взглядывал на жену. Она

уставилась в блюдо и не поднимала глаз весь обед. Вставая из-за стола, Егор распорядился:

– Убери метлой паутину со стен. Вишь, накопилось. Да пол вымой, изобиходь избу. .

Егор ушел чинить изгородь в поскотине. Параня не посмела ослушаться его. Пол она

вымыла, паутину обмела, села у окошка. Хлопнула дверь в сенях. В избу ввалился Харлам.

Он был в поповской рясе, с епитрахилью1, висевшей косо, в шляпе, из-под которой вылезала

1 Епитрахиль – принадлежность священнического облачения, нечто вроде передника.

грива волнистых волос, на концах свивающихся в кольца. Шелковистая, аккуратно

окантованная борода и пышные усы совершенно изменили его. В поповском облике он

выглядел внушительно. Но он был пьян, и шикарная его борода спутана, усы обвисли,

мутные глаза бессмысленно блуждали. Параня ахнула.

– Батюшка! Да как же ты в такую пору? И грех с тобой, не в себе ты...

Хардам кинул сверток с крестом и кадилом на стол. Шатнулся.

– Параша...

Растопырив пятерню, он покрутил пальцами в направлении кровати.

– Спать хочу...

– Дурень! – рассердилась Параня. – Куда ты к кровати лезешь? А если он сейчас придет?

Ведь и тебе и мне конец будет...

– Царствию твоему конец... Приготовь постель, Параша... Помолебствовал усердно... Сон

долит...

Харлам с трудом сволок с шеи епитрахиль, скомкал и бросил под лавку. Стал снимать

подрясник.

– Ой, что мне с ним делать? – заломила руки Параня. Обхватив размякшего попа поперек

тела, напрягая силы, она вытащила его в сени, с великим усилием затолкала на поветь,

заперла в чулан и закидала чуланную дверь чем попало, чтобы муж, вернувшись, не вздумал

туда заглянуть. Поповское облачение она поскорее снесла к Платаниде.

– Что же мне, мать, делать? Распьянёшенек пришел... А мой-то изгородь поправлять

отправился. Ведь вернется не за чем. Услышит храп в чулане, али тот спьяна голос подаст,

пропали тогда...

Платонида рассердилась, заметала глазами огненные стрелы.

– Без соображенья да, окаянный! Вот проспится, дам ему...

Платонида задумалась, перебирая цепочку наперсного креста.

– Как же, однако, выпутаться? Ты вот что, увидишь в поле Егора – сразу же мне стукни.

Я уж как-нибудь улажу...

Найдя решение, Платонида успокоилась.

– Ступай и глаз с поля не спускай.

Глава восьмая

ТАЙНА СВЯТОГО КРЕЩЕНИЯ

1

Ефим Маркович жил тихо и незаметно. Вернувшись из дальних мест, он заехал в

Сосновку только на денек, посидел с Платонидой в нетопленой горнице, сходил в баню и

отправился в Сузём. Там нашлось ему дело около тракторно-ледяной дороги. С широкой

лопатой ходил он по трассе, поправляя снежное полотно, ездил на бочке с водой, поливая

санную колею. Тихий, исполнительный, всегда готовый к услугам, он понравился дорожному

мастеру и начальнику лесопункта. Ему стали поручать более выгодные работы, отличать

премиями и подарками, поселили в лучший барак, а потом дали и отдельную комнатушку. В

свободное время Ефим Маркович занимался сапожным ремеслом. Оно было близким к его

старому кожевенному промыслу: там кожа, и тут кожа. А заказчики не отличались большими

претензиями, сапоги им нужны не для форсу. Требовали прочности, а не изящества. Ефим,