Макорин жених

Прошел месяц. Егор ни разу не наведался в бригаду. Выросли большие, сами с усами.

Няньки им больше не надо. И хочется узнать, что у них там, да не пойдет, и вся недолга. Что

он – дитё, – вперегонки играть...

Обычно, проходя мимо столовой, Егор скашивал глаза на Доску почета. Там первым

стояло его имя. Он старался казаться равнодушным. Придумают, мол, тоже – почетная доска!

Будто уж такой почет, ежели имя твое мелом нацарапают. Но сквозь напускное равнодушие

просвечивало что-то другое. Смотреть на своё имя, хоть и мелом нацарапанное на

выкрашенной суриком доске, ей-богу, было приятно. И вот идёт Егор мимо столовой, косится

привычно на доску и начинает часто-часто мигать: на том месте, где стояла первая буква Е с

завитушкой, этой буквы нет, и завитушка другая. Уж не опилок ли в глаза попал? Да нет, не

опилок! Егорову имени пришлось малость потесниться, спуститься на строчку ниже. А

сверху стала бригада Паши Пластинина. Егор поскреб затылок: не успел схватиться –

пришлось скатиться. Оглянулся, не видит ли кто. Нет, улица пуста. А зашел в контору,

оказалось, что видели. Иван Иванович первый скалит зубы.

– Довелось, брат, тебе съехать малость, Егор Павлович. Молодежь вперед выскочила.

– Бывает, и курица петухом кукарекает, – ответил Егор. Он поспешил сесть в угол и

заняться цигаркой.

Контора была новая, с желтыми пахучими стенами и плотным струганым полом. И

облака табачного дыма в этой сверкающей желтизне казались особенно нелепыми. Но все

курили и бросали окурки прямо под ноги. Лесорубов набилось много. Одни сидели на

скамейках, расставленных вдоль стен, другие стояли, прислонясь к стене плечом, а кто

присел на корточки и так покуривал да подрёмывал. Многие толпились у стола, наседали на

Ивана Ивановича. Он сегодня чувствовал себя немножко по-праздничному: ему присвоили

звание мастера леса. Однако лесорубы не очень считались с настроением нового мастера. Тот

просил новые рукавицы, тому нужно было заменить топор, а этот кричал, что без напилка

пальцем пилу не выточишь, а выклянчить у кладовщика новый напилок труднее, чем добыть

молока от завхозова козла. Один совал мастеру в нос квитанцию и негодовал, что

неправильно выведена кубатура, другой жужжал над самым ухом о разбитом стекле в бараке.

Иван Иванович, не обращая ни на кого внимания, усердно вычерчивал диаграмму. С великим

тщанием, прикусив кончик языка, он прикладывал к бумаге линейку, проводил сперва тонкую

лилию карандашом, потом чернилами. Затем заливал столбики диаграммы и страшно боялся,

чтобы чернила не расплылись и не испортили всю музыку. Наконец он обвёл столбики

красные и синим карандашами, нарисовал красивые округлые цифры. Готовую диаграмму

приколол кнопками к стене. Лесорубы без особого интереса посмотрели на произведение

мастера и, видя, что он освободился, с новой силой высыпали на него все свои докуки Иван

Иванович замахал руками.

– Да подождите вы! Сначала с планом утрясем. Видите, как задание увеличилось, – он

показал на диаграмму. – Вопрос, как его обеспечить...

– Обеспечим, не первый раз...

– Не сто, так пятьдесят всяко сделаем...

– Нам в привычку, так-то...

Иван Иванович вылез из-за стола, прихрамывая, подошел к двери и распахнул её. Облако

пара хлынуло по полу. Такое же облако, только сизое, потянулось, колыхаясь над головами, к

двери.

– Чище будет атмосфера, – сказал мастер. – Дайте-ко, братцы, подумаем, как нам ловчее с

планом справиться. Вот у ребятишек дело вроде пошло. Егора Бережного уже перехлестнули.

Где ты, Егор Павлович, чуешь? Бригадой-то, выходит, в самом деле ловчей... Не зря тут про

Чуренкова болтали. Может, ещё кто хочет бригадой попробовать? А? Ты, Егор, не думаешь?

– Одному отставать не столь стыдно, – откликнулся Егор из угла.

– Он не отстанет...

– Он, возможно, и не отстанет, другие отстают. .

– Я за других не ответчик...

– Ну, как знаешь...

Иван Иванович убрал свои чертёжные принадлежности в ящик стола, оперся о

столешницу руками.

– Кто надумает, товарищи, в бригаду, потолкуйте меж собой, потом мне скажите.

Инструменты новые получены, пильные полотна из тонкой, особого закала стали. Будем

выдавать в первую очередь бригадам. Тех, кто добьется в бригадах повышения

производительности, из бараков будем переводить в новые помещения. Видели, строятся на

берегу? Там на пятерых комната...

– А молочных рек с кисельными берегами для бригад не будет? – прозвучал ехидный

голосок.

– Будут, – совершенно серьезно ответил мастер и тем убил насмешку. – По молоку

договор заключили с колхозом «Красный Север». А кисель и ныне в столовой каждый день

есть. Не знаю, много ли у продавца еще картофельной муки в запасе... Вон он идёт. Эй,

Петрович!..

Мастер постучал кулаком в переплет рамы. За морозным узором стекла возник силуэт

лохматой папахи.

– У тебя картофельная мука, Петрович, не вся вышла?

– Есть, хватит, – ответил басок за окном. – Тебе на клейстер, что ли?

– Нет, на кисель. Топай своей дорогой...

Лесорубы засмеялись: «И киселем обеспечил...»

– Раз будет кисель, тогда что ж, мы не против, – пискнул ехидный голосок. Его

обладатель нырнул в сени, прихлопнул дверь. Иван Иванович развёл руками, поклонись ему

вслед.

– Ладно, без киселя твоя рожа весела...

До поздней ночи горела в конторке жестяная мигалка с прокопченным стеклом Лесорубы

со всего участка перебывали тут за вечер. Тысячу дел, малых, но важных, решил мастер. А

Егор Бережной всё сидел и сидел в уголке, свертывая одну цигарку за другой. И только когда

контора опустела, а Иван Иванович взял лампу со стола и повесил её на гвоздик, намереваясь

гасить, Егор подошел к нему.

– Ты не ушел ещё, Бережной? – удивился мастер.

– Я попробую, Иван Иванович...

– Что попробуешь?

– Эту, как её, бригаду-то... Запиши уж меня...

Он обеими руками нахлобучил шапку, зашагал к двери. Взялся за дверную скобу,

наклонясь под притолокой.

– Не ради киселя, не думай...

Глава шестая

В СУЗЁМ ПРИЕХАЛ ПЕНЬ КОЛОДИН...

1

Митя обхватил Пашу за плечи, тискал его, щекотал, дурачился.

– Ой, молодчага ты, Павлушка, прямо герой, чучело ты гороховое, лупоносый чёрт,

орясина стоеросовая...

Паша с трудом освободился от дружеских объятий, отстранил приятеля, а сам не знал,

как ему быть – улыбаться или хмуриться. Он всё же сдвинул брови, еле сдерживая готовую

расплыться улыбку, и сказал обидчивым тоном:

– Ещё у тебя есть в запасе ругательные слова? Высыпай все заодно.

– Высыпал все, больше нет. Давай рапортуй по-деловому.

Пашин рассказ о поездке в Ханюгу так понравился Мите, что он тут же написал заметку

об этом в газету.

– Нет, вы орлы у меня, ей-богу, орлы! Даже дядюшку Егора так обескуражили, что

бедняге пришлось в бригаду записываться... Да, братцы, мы ему сегодня ещё перцу

подсыплем. Вы знаете, какую я забористую штуку выдумал? Световую газету стал

устраивать на участках. И здорово получается, лесорубам она нравится во как! Пень

Колодин, старый лесоруб, разъезжает по делянкам, всё видит, всё слышит, ничего от него не

скроешь, ничем его не улестишь. По заслугам и наградили высечет. Сегодня Пень Колодин

появится и в Сузёме. Посмотрим, как его тут встретят. .

Необычное объявление о приезде в Сузём какого-то Пня Колодина заинтересовало не

только молодежь, но и пожилых лесорубов. Желающих посмотреть на невиданного гостя и

послушать его приглашали в старый барак, где обычно показывались кинокартины. Людей

набилось втугую. На обычном месте – экран, у противоположной стены – киноаппарат, около