Председатель (сборник)

— Как дела, Коля? — спрашивает Трубников.

— Жаловаться грех! — отвечает парень.

— Слушай, Коля, ты мне веришь?

— Факт!

— Можешь ты за этот месяц свою долю не брать? Парень смотрит на него удивленно и кисло.

— Понимаешь, хочу я перед косовицей аванс выдать, а карман не тянет, подсоби, за колхозом не пропадет.

— Ладно, авось не чужие, — улыбнулся парень.

— Тогда — порядок в танковых частях! — доволен Трубников.

* * *

…По тенистой аллее идут парень и девушка: приезжий плотник Маркушев и Лиза. На худенькие плечи Лизы накинут большой пиджак Павла. Павел пытается ее обнять. Лиза отстраняется.

— Ты рукам волю-то не давай!

— Вот братан с Урала приедет — сразу свадьбу скрутим, и привет товарищу Трубникову! — наступает Павел.

— Ишь ты какой быстрый приветы раздавать, — отстраняет его Лиза.

— Неужто не осточертела тебе такая жизнь?

— Интересно все-таки, чего из всего этого будет?

— Чего всегда бывало, то и сейчас будет, — мрачно говорит Маркушев. Палочки в тетрадке…

— Если так, я уж никому в мире больше не поверю, — со страстью произнесла Лиза.

Из темноты на них надвинулась фигура человека.

— Привет начальству! — опознал Трубникова Маркушев.

— Вон что!.. Поздравляю, разведчик!

— Думаю забрать у вас Лизаху, — свободно говорит Маркушев.

— А мы еще посмотрим, отдавать ли за тебя, — отвечает Трубников полушутя-полусерьезно.

— Чем же я плох? Парень молодой, как ни странно, всесторонний.

— Шатун ты, перекати-поле… А Лиза — царевна, и весь жемчуг в ее короне!.. — В голосе Трубникова прозвучала не свойственная ему горячая нежность.

— Не больно вы этот жемчуг бережете!

— Что ж делать, коли все на женские плечи легло? Мужики длинный рубль да легкий хлеб промышляют, а бабы да девчата исторической жизнью живут… И, дернув козырек фуражки, Трубников прошел вперед. — Пока сено не уберем, о свадьбах и думать забудьте. Заруби себе на носу, Маркушев!

Затем из темноты раздался его голос:

— А то собрал бы бригаду да показал, на что способен…

— Ох, допрыгается у меня ваш председатель! — угрожающе говорит Маркушев.

* * *

Раннее утро. Пропел петух первым, самым пронзительным голосом. По дворам тюкают молоточки, отбивая косы. По улице торопливо шагают темные фигуры с косами на плечах.

Семен, поеживаясь в своем вытертом полушубке, выходит из амбарных недр. Он привычно плетет лукошко из зеленоватых полосок лыка.

Мимо, в сторону строящегося здания конторы, спешат колхозники.

— Куда ни свет ни заря? — окликнул их Семен.

— В контору! Аванец, говорят, дают, — отозвались колхозники.

— Чего? — усмехнулся Семен. — Совсем очумел народ!

* * *

Около недостроенной конторы толпится взволнованный народ.

Чуть поодаль Павел Маркушев собрал вокруг себя группу мужиков. Тут егерь, лесничий, инвалид-замочник, кузнец Ширяев, тут же вертится Алешка Трубников — сплошь «нестроевики». О чем-то пошептавшись, они пробуют построиться в одну шеренгу…

К столу, за которым сидит Трубников, подскочила цветущая Мотя Постникова.

— Представляешь, Егор Иваныч, повезло первый раз в жизни… затараторила она. — Чуть было в город не уехала, да, спасибо, люди у нас хорошие, подсказали… Разреши. — Мотя потянулась к чернильнице.

— Нет, — говорит Трубников. — Выскочила не по чину!

— Так мне ж в город надоть…

— Осади… Прасковья Сергеевна, прошу! Прасковья смущенно и гордо выходит из толпы. Трубников протягивает ей пачку денег.

— Распишись!

Прасковья подносит ведомость к глазам, макает перо в чернила, снимает с пера волос, снова разглядывает ведомость:

— И где?

Трубников тычет пальцем в лист.

— Больно мелко написано, — говорит в свое оправдание Прасковья и рисует большой крест.

Пред столом Трубникова возникла шеренга «нестроевиков». Отставив ногу в сторону и не глядя на председателя, Маркушев независимо спросил:

— Чего это вы, товарищ председатель, насчет бригады заикались?..

Но тут к Трубникову подскочил Петька, племянник. У него в руке берестяное лукошко.

— Дядя Егор!.. Дядя Егор!.. — теребит он его.

— Ну, что тебе?

— Дядя Егор, а мы фрицеву пушку в лесу нашли!.. — захлебываясь, шепчет Петька.

— Какую еще пушку? — досадливо морщится Трубников.

* * *

Изба Семена. Доня возится по хозяйству, Семен прибивает каблук к сапогу.

— В городе польта давали, — говорит Доня. — Мотька Постникова через крестную достала и в Турганове за полторы тыщи толкнула.

— Кабы я мог хоть денька на два отлучиться! — хмуро говорит Семен. — А то сиди как прикованный да амбарных крыс охраняй, дьявол их побери…

В избу радостно входит старший сын, Алешка, колхозный возница.

— Получай, маманя, трудовой аванс. — И он шмякает на стол три сотни.

— С чего бы это? — удивляется Доня.

— Теперь каждый месяц будут давать! Тебе, папаня, тоже выписано, только поменьше, как человеку сидящего труда.

— Да подавись они своими грошами! — злобно говорит Семен.

Алешка проходит в другую половину избы.

— Ишь, расщедрился Егор! С каких это достатков? — говорит Доня, орудуя рогачом. — Неужто наши деньги на аванс пустил?

— С него станется… Только нашими тут не обойдешься… Чего-то он мухлюет, — задумчиво говорит Семен.

— Нешто не знаешь! — вскинулась Доня. — У них с Колькой хромым цельная артель. Егор железо достает, а Колька вкалывает. Замки, ключи, всякую всячину. Доходы пополам.

— Ловко! Будто управы на него нет! Семен задумался.

Он подошел к полке и выбирает из стопочки чистую тетрадку. Затем достал из-за божницы свои очки с подвязанными ниткой дужками.

В другой половине избы Алешка, натягивая на себя одежду попроще, рисует своим младшим братьям и сестрам ослепительные картины своего будущего:

— А осенью я сапоги куплю!

— Врешь?!

— И костюм-тройку!

— Брось загибать!

Но глаза ребятишек блестят так, будто на Алешке не рвань и опорки, а все его грядущие обновы.

Алешка выходит в сени.

— Папаня, ты куда косу дел? — спрашивает деловито.

— Тебе зачем?

— Ручку приделать.

— Не твоя забота.

— Да мне на косовицу выходить… И тебе тоже. Но как ты человек ночной, так после обеда…

— Чего врешь? Мы же не в бригаде…

Алешка достает из-за лестницы косу с новой ручкой, которую уже приделал хозяйственный Семен, прислоняет ее к стене.

— Пашка Маркушев сводную бригаду собрал, — гордый своей осведомленностью, тараторит Алешка — Зачислены все, кто в полеводстве не занят… А еще сюда егерь записался, лесничий, фельдшер дядя Миша. Им сеном обещали уплатить.

— Ладно! Надоел! Катись помалу! — поднял над тетрадкой недовольное лицо Семен.

Алешка выбегает на улицу. Во всю ширину улицы нестройным гуртом движется на сенокос разношерстная бригада Маркушева. Мы снова видим и Ширяева, и хромого замочника, и других «нестроевиков». Сверкают на солнце косы. Алешка кидается вдогон…

Семен пишет что-то в тетрадку. Из другой половины избы в кухню выбегают разыгравшиеся ребятишки. Крики: «Тебе водить!», «Сала!», «Чур не я!..»

— Тише вы! — прикрикнула Доня. — Отцу мешаете… Ступайте на улицу!

Старшая дочь Семена походя заглянула отцу через плечо.

— «Заявление» пишется через «я», — замечает она.

— Брысь! — огрызнулся Семен.

* * *

…По дороге, уходящей к лесу, шагает высокий, плечистый человек в добротном бостоновом костюме и зеленой велюровой шляпе; в руке у него чемоданчик. За его спиной, в отдалении, на зеленом фоне мелькают рубашки косцов. Человек вступает в лесной, просквоженный солнцем сумрак.

— Рраз-два, взяли!.. Еще раз… взяли!.. — доносится до его слуха.