Председатель (сборник)

Примчавшийся из райцентра Раменков взывает через кювет к Трубникову:

— Да вы понимаете, что теперь будет?! Кто дал указание начинать уборку?! — кричит он, краснея мальчишеским лицом.

— Зерно! — отвечает Трубников. — Самое высшее начальство!

— А где же техника? — кричит Раменков. — Где машины?

— Вы недооцениваете поэзию ручного труда! — с усмешкой отзывается Трубников и идет прочь.

— Вам это так не пройдет! — кричит Раменков и остервенело жмет на педаль. — Анархия! Вы ответите за это партийным билетом!..

Мотор, чихнув, тут же замолкает, Раменков жмет еще, еще и еще, но мотоцикл не заводится. Раменков с мученическим видом слезает с седла и толкает мотоцикл вперед.

Райком партии. По лестнице подымается человек, показывает партбилет вахтеру и проходит в коридор, где на деревянном диване покуривают двое: председатели колхозов «Луч» и «Звезда».

— Сергей Сергеич, привет! — окликают они вошедшего. — Как жизнь молодая?

— Живем не тужим, ожидаем хуже… — с невеселой усмешкой отвечает Сергей Сергеич.

— А что, и тебя тоже?

— Ободрали как липку! — доканчивает председатель «Красного пути». — Все до зернышка сдал, на трудодни ноль целых хрен десятых, людям в глаза стыдно смотреть!

— А мне скоро и стыдиться будет некого, — замечает председатель «Луча», — страсть как бежит народ.

— План-то хоть выполнил?

— Куда там! Погорело зерно…

— Молодец Трубников! — с восторгом и завистью говорит председатель «Звезды». — Так, видать, и надо!

— А что он? — спрашивает Сергей Сергеич.

— Да, понимаешь, намочил носовой платок в спирте, рот обмазал, за голенище нож сунул — и к директору МТС. Глаза красные, сивухой дышит, я, говорит, контуженный и за себя не отвечаю: или начинай уборку, или расторгай договор!

— Да брехня все это, легенда!

— Ничего не брехня, — обиделся председатель «Луча», — люди видели.

— Да ладно вам спорить! Дальше что?

— А дальше — убрали они хлеб вручную. Решили, сколько сверх плана сдать. Засыпали семенной фонд, а остальное — на трудодни. Натуроплаты МТС им не платит — дай бог сколько вышло! А когда тут хватились, — председатель кивает на дверь, ведущую в секретарский кабинет, и понижает голос, — он уже чистенький!

— Главное, что обидно? Он насамовольничал — и ему почет, а мы по указке действовали — и с нас же стружку снимать будут!

Из кабинета высунулся Раменков.

— Товарищи, прошу, начинаем!

Председатели поспешно гасят папиросы и проходят в кабинет.

У подъезда райкома остановился тарантас Трубникова. Это все тот же драндулет, но отлакированный до блеска, и сбруя и дуга на Копчике новые. Трубников выпрыгивает из тарантаса и быстро проходит в райком.

Трубников входит в кабинет, где уже началось совещание, и слышит:

— Наша страна испытывает могучий рост производительных сил и невиданный подъем в сельском хозяйстве. Мы стоим на пороге изобилия, товарищи. В этих условиях мы должны бороться за каждый колос, каждое зерно, чтобы еще умножить богатство и мощь нашей великой Родины. И мы не можем мириться с фактом недоперевыполнения плана колхозом «Труд», где председателем товарищ Трубников.

В дверь заглянула секретарша Клягина.

— Товарищ Клягин, возьмите трубочку, вас обком вызывает.

Клягин встает и берет трубку.

— Клягин на проводе… Здравствуйте, товарищ Чернов… Не проходим мимо, товарищ Чернов, внушаем. Так точно. Квалифицируем… делаем соответственные, Николай Трофимович. — Положил трубку. И тут же продолжает: — Район не выполнил плана хлебосдачи. Засуха? Да! Но не только засуха Председатель колхоза «Труд» товарищ Трубников разбазарил урожай. Вместо того чтобы сдать весь хлеб государству…

* * *

Из магазина выходит Алешка с новыми сапогами, перекинутыми через плечо.

* * *

Кабинет, где происходит совещание.

— Что скажете на это, товарищ Трубников? — спрашивает секретарь райкома Клягин.

Трубников — он сидит у окна — поворачивает сухое, замкнутое лицо.

— Колхозник должен жрать! — медленно и раздельно произносит он и вновь отворачивается к окну.

Он видит, как на другой стороне площади, возле рынка, сходятся Коршиковы, гонящие только что купленную корову, и Алешка Трубников. Они хвастаются друг перед другом своими приобретениями: Коршиковы — коровой, Алешка — кирзовыми сапогами неходовых размеров.

— Мы должны прежде всего о государстве думать, товарищ Трубников! говорит Клягин.

— Да, о государстве! — Трубников снова смотрит на секретаря. — А разве колхозники — не государство? Выходит, от земли должны кормиться все, кроме тех, кто на ней вкалывает?

Калягин стучит карандашом по столу.

— Обожди, товарищ Трубников. — И председателям: — На сегодня, товарищи, вы свободны… Егор Иваныч, ты останься, — говорит Клягин.

С шумом председатели покидают кабинет.

— Видал, какой оборот! — шепчет председатель «Луча». — У нас-то задница чистая, а Трубников по уши влип!

— Диалектика, брат! — хихикает председатель «Звезды».

* * *

…Кабинет секретаря. Тут же и Раменков.

— Брось демагогию разводить, товарищ Трубников, — раздраженно говорит Клягин, — заладил «народ», «народ»! А народ тобой недоволен: и груб ты, самодурствуешь, и устав нарушаешь, ведешь себя вроде помещика… — Секретарь достал из ящика стола кипу писем и бросает их на стол. — Вон сколько сигналов поступило! Матом народ кроешь, с артелью какой-то мухлюешь, рукоприкладствуешь…

Трубников сделал такое движение, будто хотел схватить пачку, но Клягин накрыл ее ладонью. Несколько мгновений они молча глядят друг другу в глаза.

— Может, все это одной рукой писано, — с трудом произносит наконец Трубников.

— Как бы то ни было, мы обязаны прислушаться, — говорит Клягин. — И учти: мы тебя назначили, мы тебя… — Он все же не решился произнести слово «снимем».

— И правда, назначили, — задумчиво говорит Трубников. — Разве это выборы были? Народ и не знал, за кого голосует… Ну что же… — устало вздохнул он, — коли у народа нет ко мне доверия — переизбирайте… — И он выходит из комнаты.

— Подработать кандидатуру? — бодро спрашивает Раменков.

— Кандидат у нас уже имеется — товарищ Раменков! — Значительно говорит Клягин.

Раменков вздрогнул, и что-то омертвело в его карих доверчивых глазах.

* * *

Мимо конторы, на двери которой висит объявление об отчетно-выборном собрании колхоза «Труд», к своему дому проходит Семен.

— Все! — с торжеством говорит он, заходя в избу. — Накрылся Егор. Сколь веревочке ни виться, все кончику быть!

Но это сообщение не вызвало особой радости.

— Ты о перевыборах, что ли? — небрежно спрашивает Доня.

— О чем же еще?

— Так это как народ посмотрит…

— Дурища! — надменно говорит Семен. — Тут главное, что начальство от него отступилось. А то бы хрена лысого эти перевыборы назначили.

— А хорошо ли, что его снимут? — задумчиво говорит Доня. — Нынче хоть малость народ вздохнул… Вон коров покупают.

Семен зло смотрит на нее, но Доню не смущает его взгляд.

— Кабы наша семья честью работала, может, и мы бы сейчас с прибылью были…

— А мне не нужна Егорова прибыль! — уже не просто со злобой, а с какой-то нутряной тоской кричит Семен. — Пусть Егор где хошь командирствует, на земле я сам себе голова. Я в Конькове с молодых зубов первым хозяином был и в поддужные к нему не пойду!

— Глупый ты, Семен! — с удивлением говорит Доня. — Несчастный и глупый…

— А все поумнее Егора вышел, — ухмыльнулся Семен.

В новом, смолистом здании конторы идет собрание. За большим столом президиума, крытым свежим кумачом, сидят Ширяев, Клягин, Раменков в черном костюме, Игнат Захарыч. Трубников стоя держит речь.

— Мой отчет, — говорит председатель, жестко глядя в зал своими синеватыми глазами, — у вас в хлевах. — И дважды звонко хлопнул ладонью по столу, воспроизведя смачный шлеп коровьего блина.