Ясный берег

школу. Тетя Паша в этот час только поднималась, а Лукь-

яныч еще спал — он уходил на работу много позже.

Зимой, хоть как будь темно, а все-таки на снегу видно,

что человек идет. И видно, кто идет. То и дело Марьяну

догоняли люди, идущие в совхоз на работу. Пока дойдешь

до школы — уже навстречаешься, наговоришься и узнаешь

новости.

Как-то Марьяна шла с Настасьей Петровной. Высокий

человек — Марьяна его узнала, но не окликнула —

обогнал их, по колено проваливаясь в снег, и пошел

дальше; валенки доверху в снегу, он их не отряхивал...

— Митя,— сказала Настасья Петровна. — Ишь, и не

оглянется, побежал...

Вскоре после этого Марьяне приснился сон. Будто она

шла по улице и потеряла всю получку. Она пошла обрат-

но, ища деньги по дороге; но нигде их не было. Навстречу

Марьяне шел Коростелев в кителе, по-летнему. Он

приподнял фуражку и сказал вежливо: «Здравствуйте, Марьяна

Федоровна. Разрешите вас проводить». Они вместе пошли

по городу, но это уже не был их городок, это был большой

город, где Марьяна училась в педучилище, и даже еще

больше, с никогда не виданными улицами... Шли, шли и

пришли к лотку с пирожками. Марьяне захотелось есть, и

она сказала: «Знаете что, угостите меня, пожалуйста,

пирожком, а то я потеряла все деньги и мне не на что

купить». — «С удовольствием»,— сказал Коростелев и купил

ей пирожок. Она надкусила — повидло было очень

сладкое— и сказала: «Спасибо, но теперь я должна

проснуться, посмотреть в тумбочке,— наверно, деньги там лежат,

это я во сне их потеряла». Она простилась с Коростелевым

за руку; ей было приятно, когда их руки соприкоснулись;

она даже подумала: «Может быть, не просыпаться, может

быть, досмотреть сон, что-то будет дальше?..» И просну«

лась.

Весь день она нет-нет и вспоминала сон и улыбалась:

надо же, какая чепуха!.. Потом сон стал забываться, почти

совсем забылся; но еще несколько дней жило воспоминав

кие о том соприкосновении. Не в памяти, не в мозгу, не

в сердце. Жило в руке. В сгибах пальцев. В мякоти

ладони.

Мама принесла елку, связанную веревкой и похожую

на маленькое зеленое веретено. Веретено внесли в сере-

жину комнату, сняли некрасивую лохматую веревку, вста-

вили ствол в деревянную подпорку. Елочка сразу стала

расправлять ветки, пушиться, разворачиваться. По всему

дому запахло зимним морозным лесом.

В первый день Сережа очень волновался и водил с

улицы товарищей, чтобы они тоже полюбовались елочкой»

Пришел и скверный Васька. Заложив руки в карманы бо-

бриковой куртки, он взглянул с порога

пренебрежительным взглядом.

— Красиво? — спросил Сережа.

— Ерундой, парень, занимаешься,— сказал Васька.—

Шарики какие-то навесил...

— Это мама вешала,— сказал Сережа. — Я только

подавал.

— Чепуха это все,— сказал Васька.

— А у вас в мужской школе разве нет елки? — спросил

Сережа.

— У нас не такая,— сказал Васька. — У нас во — под

потолок. И вся на электричестве. Свечей вовсе не жгем,

они противопожарные. Лампочки электрические: седьмой

класс делал проводку. У нас на елке самодеятельность и

подарки дают. А у вас она всего ничего, с веник ростом.

Поставили около кровати и радуются.

— А ты меня пригласишь на вашу елку?

— Ну вот, скажешь. Разве я могу с тобой в школу

придти? Подумают, что я с тобой дружу. И потом я

занят буду. Я в самодеятельности читаю «Полтавский

бой».

И Васька ушел, задрав нос; шапка с торчащими

ушами сидела на его голове лихо и вызывающе. А Сережа

остался около елочки, грустный, пристыженный и

разочарованный, и задумался — когда же наконец он будет

таким же большим и независимым, как Васька?

Но тут пришла из школы мама и сказала:

— Сережа, я тебя возьму к нам на утренник.

— А самодеятельность будет? — спросил Сережа.

— До чего ты образованный,— сказала мама. — Да,

будет самодеятельность. Если хочешь, можешь тоже

прочесть что-нибудь. «Проказница Мартышка, Осел,

Козел». Только повтори хорошенько, чтобы не

сбиться.

Первого января был сильный мороз. Солнце светило

так ярко, что все кругом сверкало и искрилось — и снег,

и небо, и воздух. Закутанного Сережу, похожего ка

большой мягкий узел, посадили на саночки, и он поехал на

елку.

Саночки везла мама. Сережа не мог смотреть по

сторонам и видел только мамины валенки, шагающие

быстро и однообразно. Ему надоело смотреть на валенки,

и он попросил:

— Поразговаривай со мной.

Но так как он сказал это в шарф, которым был

завязан его рот, то мама не услышала. Сережа вздохнул

и стал повторять басню: «Проказница Мартышка, Осел,

Козел да косолапый Мишка...»

Вдруг произошло непонятное: мамины валенки куда-то

изчезли, и перед саночками зашагали чьи-то чужие,

огромные. Над чужим,и валенками была военная шинель.

Сережа откинул голову, чтобы увидеть, что над

шинелью, и увидел серую армейскую ушанку.

«Здорово!» — подумал Сережа. Ему стало очень

приятно, что его везет военный. Пусть бы это увидел Васька!

Военный побежал, взбивая ногами сверкающий снег.

Сережа взлетел на горку, потом слетел с горки, от

удовольствия громко смеясь в шарф. Военный остановил

саночки, наклонился к Сереже и сказал:

— Ну, брат, хватит с тебя. Уморился конь.

Сережа узнал Коростелева и немножко огорчился,

потому что Коростелев уже не военный, а простой человек,

носящий военную шинель без -погон.

Подошла мама, очень румяная от мороза. Коростелев

что-то ей сказал, она ответила. Он опять сказал, она

опять ответила.

— Мы опоздаем! —сказал Сережа.

Его не услышали, но, к счастью, мама сама вдруг

заторопилась и стала прощаться. Коростелев хотел еще

разговаривать, он задержал ее руку в своей руке, чтобы

она не ушла, но мама отняла руку, сказала «до сви-

данья», и уже без задержек они с Сережей приехали в

школу.

В школьной раздевалке вокруг Сережи сразу

запрыгали девочки и закричали: «Ой, какой закутанный,

какой закутанный!» Женщина в синем халате раздевала

Сережу и спросила:

— Это кто же тебя так упаковал?

— Мама,— ответил Сережа. «Ни за что больше не

дам надевать на меня столько,— подумал он.— Лягу на

пол и не дам».

— Девочки,— сказала мама,— кто возьмет шефство

чад моим сыном?

— Я, я возьму шефство! — закричали девочки и

ринулись на Сережу. Сережа испугался. Но девочка с

рыжими косичками, завязанными крендельками на ушах,

выручила его.

— Я! —сказала она и крепко взяла Сережу за руку.—

Пойдем со мной.

Сережа пошел с нею, оглядываясь на других девочек,

которые страшно шумели.

— Не обращай на них внимания,— сказала девочка с

рыжими косичками.— Я покажу тебе нашего директора,

— А елку? — спросил Сережа.

¦— Фу, елку! — сказала девочка.— Как будто ты

никогда не видел елки. Директор страшно строгая. Один

раз она увидела, что я из крана поливала себе голову,

так сию же минуту вызвала родителей.

Они шли через длинную широкую комнату, где бегало,

прыгало и шумело много мальчиков и девочек. Большой

мальчик, больше Васьки, подмигнул Сереже; подмигнул

необыкновенно — сначала правым глазом, потом левым,

лотом опять правым, потом опять левым...

— Ты всегда так ходишь? — спросила рыжая

девочка,-— Иди, пожалуйста, побыстрее и не оглядывайся. Ну,

Смотри: вот наш директор.

У окна сюяли, разговаривая, две женщины.

— А другая завуч,— сказала девочка.

— А где елка? — спросил Сережа.

— Вот чудак. Мы же мимо нее только что прошли.