Люди на болоте. Дыхание грозы

Такая постановка вопроса - принципиально неправильная. Коммунистическая

партия совершенно определенно и правильно поставила вопрос, что только на

базе высокой техники и культуры, на базе машинизации сельского хозяйства

можно иметь настоящий его подъем...

- Так я и знала!, - тихо отозвалась Анисья. Апейка пожал ей руку,

успокоил. Мысленно возразил Голодеду: "Так разве ж она против этого

выступала! Она ж говорила, что для того, чтоб быстро росла промышленность,

надо, чтоб и сельское хозяйство не было в упадке. Хорошо велось. Правильно

говорила!"

- Товарищи, надо иметь в виду, - разъяснял Голодед, - что даже и при

"жирном" сельском хозяйстве и при широко развернутой легкой

промышленности, если у нас не будет крупной машинной индустрии, мы рискуем

превратиться в хорошую колонию индустриальных держав. В этом основной

вопрос...

Из большинства прений, что здесь проходили по моему докладу, -

заканчивал Голодед, - видно, что коллективизация сельского хозяйства БССР

находится уже на такой ступени, когда при всех попытках кулака

дезорганизовать бедноту и середняка, которые стремятся в коллектив... мы

видим... что уже сами бедняки и середняки начинают агитировать друг друга

за коллективизацию. Мы слышали с этой трибуны, что именно сами крестьяне и

крестьянки говорят, что коллективизация - это единственный путь подъема

сельского хозяйства БССР... И вот, именно учитывая это, я и поставил в

своем докладе вопрос ребром о том, чтобы до конца тысяча девятьсот

тридцатого года удесятерить количество колхозов и площадь под ними. Это

задача трудная, однако мы должны ее не только поставить, но и решить. Чего

бы это нам ни стоило!..

3

Все дни были заполнены заседаниями. Заседания шли утром, шли вечером.

На утренние спешили, едва рассветало, с вечерних возвращались поздним

вечером. После дневных забот ужинали шумно, долго; долго не могли

угомониться.

Апейке до поздней ночи не спалось. В темноте, разреженной светом с

улицы, еще будто сидел на сессии, перебирал услышанное, обдумывал,

оценивал выступления, суждения ораторов. Особенно пристрастно разбирал он

в мыслях доклад о коллективизации, с которым выступал нарком земледелия

Рачицкий. С нетерпением ждал он доклада, внимательно вслушивался в каждую

мысль, в каждый факт, - деловито, беспощадно анализировал все в тихой

темноте ночи. Чем больше вдумывался он, тем больше определялось

двойственное впечатление от доклада. Нарком довольно сдержанно говорил об

успехах и правдиво сказал о трудностях, мешающих разворачивать

коллективизацию. "Неплохо было бы иметь пару тысяч тракторов к весне - для

подкрепления колхозного движения, которое мы имеем, однако надеяться на

получение в ближайшие годы того количества тракторов и машин, которое нам

нужно, не приходится". Рачицкий не скрывал, что очень мало специалистов

для колхозов, разумно добавил, что специалисты, которые нужны, должны

иметь особую подготовку для работы в огромных хозяйствах. Нужда в

специалистах, сказал он, превышает предыдущие плановые расчеты самое малое

в десять раз! "Этот вопрос нам решить не под силу, - откровенно докладывал

он, - и на ближайшие годы мы в этом отношении будем иметь большие

трудности..." После этого, сжимая руками края трибуны, лобасто подавшись

вперед головой, почти не шевелясь, Рачицкий возмущался: "Есть попытки

запугать, что организационно и технически мы не будем способны обслужить

то колхозное движение, которое имеется сейчас и которое нарастает все с

большей силой, не сумеем это движение приспособить к нашей организационной

способности, технической вооруженности и финансовой возможности. Такие

настроения, по-моему, очень вредны, и их надо "ю всей решимостью, со всей

силой пресекать!"

Рачицкий заранее.объявлял, что колхозы не получат соответствующей

техники и что денежная помощь будет недостаточной. "Наша главнейшая задача

на ближайшее время, - говорил он, - это...

мобилизовать все ресурсы, которые имеются у самого крестьянства, и

полностью направить их на социалистическую реконструкцию в сельском

хозяйстве".

И тогда, в зале, и особенно потом, ночью, когда заново обдумывал все,

беспокоило Апейку недоуменное: и специалистов для колхозов почти нет, и

техники мало, а словно бы грех - считаться с этим. Невесело было на душе,

когда вспоминал, как Рачицкий, отметив, что часть колхозов засорена

"кулацконэпмановским элементом", заявил, что будто из-за этого "колхозы

уклоняются от сдачи излишков продуктов и сырья, не выполняют договоров по

контрактации". Рачицкий заявил, что надо вести решительную борьбу с такими

"лжеколхозами"; теми колхозами, каким, думалось Апейке, может, наиболее

необходимо терпеливое внимание, разумная помощь!

Разве ему, наркому земледелия, не известно было, что эти "лжеколхозы-"

часто не выполняли договоров потому, что только становились на,ноги!

Одной фразой нарком отметил, что особое внимание общественности надо

обратить на подготовку колхозов к весенней сельскохозяйственной кампании.

"Кампания", которая для многих была первой колхозной весной!

С пристальным вниманием ждал Апейка, что скажет в содокладе Тарасенко,

председатель Климовичского райисполкома. Климовичские руководители были

героями сессии: их хвалили, по ним призывали равняться; Апейка слушал это

с недоверием - каждый раз вспоминалось то, что видел и слышал в Жлобине.

Тарасенко вышел на трибуну необычно для героя скромно - в стареньком

пиджачке и темной рубашке, с озабоченным, выпуклым лбом, деловито

собранный. И заговорил сдержанно, по-деловому: фактами, цифрами. Не таясь,

открыто повел речь о трудностях, о сомнениях, о неполадках.

Разумно сказал, что организовывать колхозы из раздробленных хозяйств -

это совсем не то, что создавать их на помещичьих землях, как было раньше.

Отметил, что были товарищи, которые вообще сомневались в возможности

создать хорошие коллективы "в наших условиях со старыми традициями

земельной политики". Не скрывал, что даже не все члены партии сразу и

легко поверили в колхозы. Что "твердой стеной" стали поперек колхозной

дороги женщины.

Привлекала его манера говорить: это был словно не содоклад, а беседа

очевидца, который глуховатым голосом, просто, открыто рассказывал все, что

видел, что происходило на его глазах. Но он был не только хорошим

рассказчиком, а и вдумчивым, разумным человеком, - Апейка убеждался в этом

чем дальше, тем больше. Взять хотя бы то, что он особенно -выделял мысль:

организовать колхоз намного легче, чем закрепить, наладить его. "Особенно

мы трудно чувствовали себя при составлении внутреннего распорядка колхоза,

- говорил он спокойно, рассудительно. - Это ж не колхоз, который

объединяет каких-нибудь пять - семь дворов. Это колхоз, который имеет

шестьсот рабочих рук, это, что называется, целая фабрика. Им необходимо

дать каждому работу, и надо, чтоб эта работа была продуктивная. Надо, чтоб

люди не слонялись по полю или по углам, а чтоб они работали...

Примеров для нас еще не было нигде. Нигде не было таких планов

внутреннего распорядка... Бюро районного комитета партии пришлось

превратиться в Колхозсоюз. Мы сидели и сами писали, придумывали, каким

способом построить внутренний распорядок. Так и составили распорядок,

которым пользуются и теперь..."

Он не рисовал идиллической картины: на той земле, о которой рассказывал