Третья истина

– Я вам такую тайну сказала, я вам все могла сказать. Верила во всем… А вы – выдали меня! вы – самый настоящий предатель! – прокричала она.– Теперь жалеете, что больно, так вы же сами этого хотели, раз сказали…

Шаховской отшатнулся:

– Ты... Что ты говоришь? Ты это МНЕ говоришь? Это просто ты в таком состоянии... что надо – потом. Ты не понимаешь, что ты говоришь! Я хотел причинить тебе вред? Я – тебе? Да если у меня кто-то есть… Сашенька, как ты можешь? Это ты чудовищные глупости говоришь. – Виконт сильно сжал губы и отвернулся. – Ты меня видеть не хочешь сейчас, хорошо, понимаю, уйду.

– Вы уезжаете? Уезжайте, я сама уйду… куда-нибудь…

Он встал, откинул ногой стул, и, глянув на нее ставшими странно прозрачными глазами, пошел к двери…

Саша вскочила и, позабыв о боли, кинулась за ним. «Сашенька», сказанная им ей первый раз в жизни, и тон, невероятный тон, каким он это произнес, просто перевернули ей душу. В носу сильно защипало.

– Виконт! – он обернулся, а она замолчала, испуганная выражением его лица. Расстроенное, поникшее... Это она его до такого довела. Предатель? Да этот предатель ей роднее, чем тысяча самых преданных товарищей! Первая необходимость в жизни – чтобы он не уходил, а уже потом можно упрекать, плакать, разбираться.

Он положил руку на медный ободок высокого умывальника и, прислонившись к ней лбом, ждал, для чего Саша его остановила. Она глянула на желтые краники и вдруг вспомнила жаркое летнее утро. Рассыпавшиеся брызги воды, она прячется за креслом... Он тогда смеялся, и капли скользили по его отглаженной рубашке…

– Я так не думаю… Виконт... я не хотела.

– Господи, да конечно, я виноват! Из-за моей слепоты могло произойти, черт знает что. Прозрел, наконец. И что? До кого решил достучаться?

Лулу опустила глаза, боясь снова посмотреть ему в лицо или подойти. Виконт повернулся и сделал к ней шаг.

– Что бы ты про меня ни думала, Александрин, каким бы подлецом не считала, – Лулу вскинула-таки глаза: опять Александрин? Да, у него теперь лицо, как обычно… почти, как обычно, – я не могу тебя так оставить. Подумай, там, в Луганской все-таки женщина, родственница, как звать забыл… Люба. Да и Антонина там. Ты отдохни, приди в себя… Потом мы поговорим, я пока наверх поднимусь.

Прикрылась дверь. Еще один, слабый стук другой двери – наверху. Лулу некоторое время пребывала в прострации и вдруг встрепенулась… Как она могла его отпустить? Сегодня встретила после стольких месяцев разлуки и снова теряет? Надо бежать за ним! Да что бы он ни сделал! Она заставила себя встать. Постояла, примерилась… Плечо, спина и рука горят, но идти сможет. Потихонечку, постанывая, доплелась до комнаты в мезонине и окликнула: «Виконт!».

Послышался скрип кровати, и дверь открылась. Не дожидаясь, пока она что-либо вымолвит, Виконт предупреждающе поднял руку:

– Нет, нет, Александрин, не отказывайся, прошу тебя. Позволь мне ограничиться единственной подлостью. Подумай, что я должен буду ощущать, если брошу тебя здесь одну. Да, практически одну, хуже, чем одну… Эта женщина – родня тебе. В какой-то мере. Антонина – почти близкий человек. Я не собираюсь тебе ничего приказывать. Прошу только послушать моего совета. Пусть в последний раз.

Лулу дернулась, задела спиной стул и ойкнула. Виконт страдальчески поморщился, но собрался, видимо, продолжать свой сумбурный монолог. Лулу испуганно перебила:

– Не хочу в последний. В Петроград… можно? Вы едете? И я?

– Едем, Александрин! Ты согласна? Решилась? Тогда, что я болтал все это время?

– Вы мне сказали «Сашенька», – прочувственно произнесла Саша,– это вы хорошо придумали.

Виконт посмотрел на нее исподлобья, мимолетно улыбнулся и с преувеличенным энтузиазмом заговорил:

– Голова – кругом! Вещи же надо собрать. И не со свойственным нам с тобой легкомыслием. Продуманно.

– А он? – вдруг вспомнила с содроганием Саша.

– Уехал. Так. Значит, ты отправляешься к себе. Нет, мы идем вместе. – Саша вдруг сообразила, что сегодня он не просто встретился с ней после полугода разлуки, он первый раз с детских времен заходил к ней в комнату.

…У нее никогда еще не бывало такого раскардаша. Она просто выкинула все из шкафов на кровать. Получилась большая разноцветная куча. Виконт, не сделав ни малейшей попытки принять участие в сборах и, вообще, посмотреть, чем она занимается, встал напротив этой кучи и, как будто, залюбовался:

– Какое сочетание красок! Оттенки, переливы! – он водрузил на ворох материалов ее лучшую шляпу, украшенную пряжкой. – Забавно? Посмотри, цвет слегка увядшей травы сам по себе приглушен, а рядом – лимонный и как он ожил, заиграл!

– Красиво, но это не для дороги – раз. Все эти вещи малы на меня – два. Маман ведь уехала. А я из Ростова вот это привезла, – Лулу указала на сложенные блузки.

– Практично, что ж говорить, – вздохнул Виконт. – Ладно, вернемся к прозе жизни. И вообще. Собирайся тут без меня.

– Подождите, а ваше не будем вместе собирать?

– Справлюсь. Вдвоем – в два раза дольше. Пререкания. Это возьми, это оставь. Что ты привязался к этой тряпке? Нет, возьму. Это моя любимая рубашка и т.д.

– А вы откуда знаете, что я такая сварливая? – развеселилась Саша, но тут же, конечно, пошевелилась слишком энергично и вскрикнула: – Ой, больно!

Виконт опять вздохнул, опустил голову:

– Хорошо, поднимусь. Времени в обрез. Дел – масса. А тебе… надо поухаживать за собой, понимаешь? Позови кого-нибудь из девушек в помощь. А потом отдохни и выспись.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1. НАЧАЛО ДЛИННОЙ, ДЛИННОЙ ДОРОГИ.

– А ты, девонька, – одна или с кем-то? Родители где?

Саша почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо и, не открывая глаз, пробормотала:

– С ним я, – и повела рукой в сторону, где вчера сидел Виконт.

– С мешком что ли? Тогда не спи. Следи за своим добром.

Что? Какой мешок? Саша резко выпрямилась, озираясь по сторонам. Как же она заснула? Вчера, после бурного штурма вагона, который для нее был не таким уж и трудным за спиной ее спутника, в этой толчее, гомоне, беспорядочном нагромождении чемоданов, мешков, тюков, котелков и чайников, негде было даже приткнуться. Казалось, так и придется всю ночь коротать на крохотной прогалинке, отыскавшейся на забитой людьми и вещами скамье. Но довольно быстро утряслось – появились даже подобия проходов, правда, извилистых и с неожиданными тупиками. И люди обжились, притерлись друг к другу, попытались даже кто мешком, кто скатанной шинелью или ватником отметить границы своих личных крохотных владений. А Виконт сел так, что у них оказался собственный уголок с кусочком окна. Можно было подобрать ноги и почувствовать себя за его плечом отгороженной от всей шумной вагонной толпы. Наверное, с этим ощущением она и заснула. А теперь… Где же он? Поезд лязгнул, дернулся и потихоньку двинулся. Низенькие домики, еле различимые в утреннем тумане, поплыли за окнами. Женщина, разбудившая Сашу, сидела напротив, но не в Сашиных правилах было делиться тревогами с кем попало. Она сделала независимое лицо и пошла к выходу, соображая на ходу, что же предпринять? Спрыгнуть? А если он отстал на какой-нибудь из предыдущих станций? Саша миновала тамбур… Следующий, такой же крикливый и дымный вагон. Еще один… Она замедлила свой целеустремленный ход. Страх уже завоевывал ее душу. Что же делать? Идти дальше? Вернуться?

– Не стоит благодарности. Таскать чемоданы – исконное занятие мужчин. Я имею в виду пере-тащить, а не у-тащить, – Виконт приветливо улыбался, наклонившись к пожилой женщине и помогая ей разместить багаж.

– Нет, дружок мой, я вас отблагодарю так, что сил не хватит отказываться. Это же просто очень вкусно. Дурная голова, куда же я их засунула? Ручаюсь, вы забыли в этом голоде, как они выглядят… Я сама, например, начисто забыла! Спасибо золовке, угостила вчера на дорожку, – женщина с удвоенной энергией зашарила по своим многочисленным мешкам и баулам.