Яна и Ян

— Смею ли я налить леди кофе, несмотря на то что не причесан?

— Лучше я сделаю это сама, милорд. Ваша прическа в общем в порядке, но я не полагаюсь на вашу расторопность.

— Вот как? Ну хорошо же…

— Теперь мы поедим и поговорим. — Она отхлебнула кофе. — Например… например, об интегралах…

У меня застрял кусок в горле, а она спокойно и совершенно серьезно, не забывая с аппетитом жевать бутерброды и пирог, рассуждала о том, как ей импонирует, что у нее такой образованный муж, что он разбирается в математике и других науках…

— Ты знаешь, о чем я подумала? Как же праматерь Ева должна была мучиться в раю с Адамом, когда у него не было никакой иной заботы, кроме любви и разговоров о ней! И тогда она заставила его съесть яблоко с древа познания — чтобы заставить его работать и думать, открывать и созидать, а также хранить все то, что он создаст. Змей-искуситель во всей этой истории играет второстепенную роль, его просто придумали, но Еву — нет. Знаешь, что означает в древнееврейском слово «Ева»?

Я не знал.

— Женщина! — заявила она с победоносным видом, затем отставила чашку, мило улыбнулась и погасила свет…

— Не уснул ли наш Адмирал? — нарушил мои сладкие воспоминания Зденек.

— Ну никак не могут оставить в покое!.. — Я бросил в Зденека тапочкой, повернулся к ним спиной и положил на голову подушку.

Об Адмирале разболтал Мартин Кличек, один из друзей Яны по Пушинкиной компании. Мы служили с ним срочную службу (он был наводчиком в экипаже Поспишила), и он помнил, как на учениях мой танк первым форсировал реку. Тогда я получил благодарность от командования, а друзья прозвали меня Адмиралом. Сейчас Мартин обошел меня: он уже учился на четвертом курсе. Кличек благосклонно дал мне несколько советов, главный из которых состоял в том, чтобы я сразу начинал вкалывать.

— Потому что… — попытался он объяснить свою глубокую мысль. — В общем, здесь никого не обманешь! Если и проскользнешь как-нибудь на экзамене, то потом, через год-два, все равно за это поплатишься. И придется ох как наверстывать!

Легко ему советовать, ведь он отличник: на груди его поблескивал значок «Примерный слушатель». Но гораздо больше, чем я, его интересовала Яна.

— Она не жалеет? — участливо спросил он.

— Что вышла за меня замуж? — ответил я вопросом на вопрос.

— Этого я не имел в виду, да и никогда не позволил бы себе задавать такие бестактные вопросы, — заверил он меня и продолжал уже другим тоном: — Она была самой умной девчонкой в классе. Моника ей в подметки не годилась. А теперь она учится в вузе, а Яна в каком-то пограничном городке погрязла в домашних делах… Даже самым незаурядным женщинам такая обстановка грозит умственной деградацией. Ты не боишься этого? Мне известны случаи, когда именно это стало причиной разлада в семье. Ребята получили высшее образование и неожиданно для себя обнаружили, что им не о чем говорить с женами. Вот так-то, Адмирал, — заключил он свой монолог.

— Не беспокойся, — парировал я. — В данном случае ты промахнулся. Насколько я помню, ты всегда отличался этим и на стрельбах. Как видно, таков твой удел…

В течение той недели, когда я снова открывал свою Еву, мне на ум несколько раз приходил разговор с Мартином, и должен сказать, что вспоминал я о нем совершенно спокойно. Во время каникул я ни разу не переступил порог кабинета. Все свое время я посвящал Яне. Я гордился, что она такая сообразительная, любознательная, просто диву давался, сколько она всего знает, подобно тому, как когда-то удивлялся познаниям семнадцатилетней Яны, которая знала в Праге множество достопримечательностей и водила меня по родному городу, словно опытный гид иностранного туриста, разбиралась в истории и в музыке, была неплохо осведомлена о новейших марках автомобилей и последних событиях в спорте. Я мог говорить с ней о чем угодно. Конечно, многим она была обязана отцу и Пушинкиной компании, в которой были умные, способные ребята, но тяга к знаниям прежде всего была заложена в ней самой.

— Ну, мне нечего бояться, что ты тут умственно отстанешь, — дурашливо бросил я однажды за завтраком, когда мы разговаривали о рассказах Чехова.

Яна взяла в библиотеке сборник его рассказов и по вечерам читала мне своим бархатным голоском. Рассказы произвели на меня глубокое впечатление, тем более что это было мое первое знакомство с произведениями великого писателя, в то время как Яна читала почти все написанное им.

— Ты так думаешь? — она взглянула на меня испытующе. — А ты что, боялся этого?

— Боже упаси! Я, как всегда, выразился по-дурацки. Мне хотелось сказать, что ты не должна этого бояться. — Я не стал ей излагать сентенции Мартина, это было ни к чему. — Ты ведь всегда стремилась учиться, хотела даже поступить в Будеёвице в педучилище… К счастью, с рождением Гонзика это у тебя прошло…

— К счастью? — повторила она задумчиво.

— К счастью для меня и для Гонзика…

— Наверное, ты прав. Один мужчина мне тоже говорил, что главная обязанность женщины — быть возлюбленной, женой, матерью. Я осознала правильность этих слов, когда заболел Гонзик. Признаюсь тебе, что…

— Какой мужчина? — прервал я ее, почувствовав, как меня моментально охватила ревность. — Готов поклясться, что это Пепик Коларж.

— Ты что?! — засмеялась она. — Будто не знаешь его отношение к женщинам и супружеству. Это же своего рода Бельмондо, избалованный поклонницами. Он признает за ними одно право — быть возлюбленными. Остальное его совершенно не волнует.

— Но ты же для него редкое исключение. Это отрицать, я думаю, ты не будешь?

— А я разве отрицаю? Напротив, я это очень ценю. — Яна взглянула на меня из-под длинных ресниц. Она была такой очаровательной, что меня снова охватила ревность.

— Так, Бельмондо нужно немедленно отозвать отсюда. Я попрошу об этом Рихту. Сейчас же пойду к нему…

— Поди лучше поблагодари его за заботу о твоем сыне, а потом попроси позвонить в больницу. Может, Гонзика отпустят в субботу…

Но Гонзика не отпустили: в больнице был строгий карантин, да и в районе все еще свирепствовала эпидемия гриппа. Нам удалось избежать болезни с помощью сибирского ракитника, который я готовил по рецепту советского танкиста Алеши и своего бывшего подчиненного Шехерезады. «Кто бы мог подумать, что это так вкусно!» — повторяла всякий раз с лукавым выражением лица Яна мое собственное изречение, а я в свою очередь отвечал ей словами Шехерезады: «Вот каков ракитник! Сила в нем действительно чудодейственная!..»

В пятницу, когда мы узнали, что Гонзика не выпишут, и на нас напала ужасная тоска, как по заказу пришло письмо от Зденека. Он приглашал нас в гости по случаю убоя свиньи: «…вареной свинины полный котел, а какой стоит запах от кровяной колбасы! Имеется большая бутыль сливовицы, так что приезжайте. Лудек и Йозеф тоже приедут…»

— Ты бы поехала? — спросил я Яну. Мне вдруг захотелось показать ее ребятам.

— Почему бы и нет?! — Она сразу приободрилась: — По крайней мере, познакомлюсь с твоими друзьями. Только… что мне надеть?

Я невольно улыбнулся. Опять возник этот неразрешимый даже для самых умных женщин вопрос, если они настоящие женщины.

— Тебе идет все, — с уверенностью заявил я. — И потом, Яничка, мы едем не на демонстрацию мод. Жена Зденека очень скромная. Она учительница, воспитывает двоих детей и, кроме того, занимается общественной работой. А у Лудека жена врач, она тебе тоже наверняка понравится. Сам Лудек так в нее влюблен, что мы даже подшучиваем над ним.

— А почему вы над ним подшучиваете?

— Да мы по-дружески… Он просто боготворит ее. Но она действительно хороша собой, к тому же очень способная. Закончила медицинский институт с отличием, сейчас продолжает учебу, готовится защищать диссертацию… Так что ему есть чем гордиться…

Радуясь предстоящей встрече, я говорил и говорил и вдруг заметил, что Яна как-то изменилась.

— Наверное, я не поеду, — сказала она вдруг тихо и сразу будто погасла.

— Что с тобой? — испугался я.