Стукач (СИ)

Спал я плохо. Мне снился Толя Штайгер, почему то в трениках с провисшими коленями. По полу комнаты расползались трещины. Холодный полумрак, тусклая засиженная мухами лампочка на перекрученном шнуре. Ободранная фанерная дверь. Своим гаснущим сознанием я понимал, что это моя единственная, неповторимая жизнь, которую я так бездарно хороню… Штайгер покачивал ногой в стоптанном тапке. Наклонился ко мне:

– Ты зачем, сволочь, донос написал?

– Толя, ты перепутал,— говорил я,— это не я…

– Правильно, не ты, - соглашался Штайгер. – Это Фаддей Булгарин накропал. Я знаю…

Приб

С каждым новым днём проживания в Германии у меня появлялись новые друзья и знакомые. Оказалось, что один из них когда то жил в том же посёлке, что и я.

Русскоязычные газеты писали о моём новом знакомом:

«Александр Эдуардович Приб историк, писатель, публицист – родился в месте спецпоселения Новосибирской области, куда были депортированы его родители.

Там же он закончил среднюю школу, после этого служил в Советской армии в должности инструктора по вождению средних танков.

На исторической родине работал директором сельской школы. В эмиграции написал пятнадцать книг и прославился своими дерзкими политическими высказываниями».

Он обладал нервным характером правдоруба и часто вредил себе истерической, дерзкой прямотой.

Выпив рюмку становился опасным. Заметив проявление

недоброжелательности, не подбирал выражений.

Сначала мы с ним подружились, потом разругались, затем снова

помирились. Но подозреваю, что ненадого.

Во время редких встреч и застолий я называл и называю его- комбат.

Куклин

Куклин Валерий Васильевич, родился в городе Кызыле в 1952 году, детство провел в Казахстане. Окончил Московский лесотехнический институт и институт имени Горького. Член ряда творческих союзов СССР и России, автор 24 пьес, 18 книг, 2 киносценариев, переведен на 11 языков, лауреат премии имени Льва Николаевича Толстого Союза писателей СССР. Проживает в Берлине с марта 1996 года. Женат.

Валера Куклин, мой давний оппонент. Его жизнь была покрыта ореолом загадочности. Он сам был её создателем.

В Германии он стал известен тем, что объявил себя членом ЦК коммунистической партии Колумбии.

Потом он объявил войну известному бизнесмену и газетному магнату Николаю Вернеру.

Валера утверждал, что Николай Вернер сделал своё состоянии на торговле оружием, маскируя бизнес под торговлю мороженным.

Попутно с эти действом Валера сделал ему недвусмысленное предложение дружить.

Нет. Не в сексуальном плане. А в самом настоящем понимании крепкой мужской дружбы. Был предложен следующий план. Вернер берёт Куклина к себе на работу. Платит ему зарплату, страховку, гарантирует социальные льготы.

Валера в благодарность обеспечивает ему медийную безопасность. Иначе говоря, в средствах массовой информации рвёт на части его оппонентов. На мелкие кусочки! На лоскутки!

В противном случае обещал Вернеру, что покажет общественности его подлинное лицо, сиониста и мафиози.

Но не пошло. Коварный и далеко идущий план дал сбой. Вернер оказался умнее, чем о нём думал член колумбийского ЦК.

На предложение Куклина он не ответил. Зато его адвокаты подали исковое заявление в суд. Процесс длился долго. Несколько лет. Валера несколько раз впадал в депрессию и собирался уехать в Колумбию. Угрожал, что покончит жизнь самоубийством.

На какое то время его поместили в клинику для душевнобольных.

Не помогло. Процесс он проиграл. Его обязали выплатить крупный штраф.

В знак протеста Куклин объявил голодовку и начал сбор денежных пожертвований в пользу голодающих писателей.

Голодовка пошла ему на пользу. Он поправился на три килограмма.

При встрече он сказал мне- «Можешь называть меня просто- Мастер. Пребывал в местах не столь отдаленных. Дважды. Причина- злостный диссидент! Профессиональный борец с режимом... Жулики и урки меня уважали. Предлагали корону вора в законе».

На мой взгляд, на вора в законе он был похож также, как я на леди Гамильтон. Об этом я ему и сказал. Он в ответ обронил в мой адрес что-то пренебрежительное.

Кажется он назвал мои рассказы - «говно...»

Я сказал, что набью ему морду. Отношения были испорчены не успев начаться.

Между нами разгорелась война. Велась она методом взаимных оскорблений на литературных форумах. Куклин делал упор на отсутствие у меня литературного образования, солдафонское прошлое, отсутствие судимости. Я крыл его выражениями из офицерского лексикона, делая решающую ставку на рукопашную схватку.

К моим оскорблениям Куклин не подготовился и быстро сдался.

Перед тем как выбросить белый флаг он объявил, что поставит перед Гаагским трибуналом вопрос о признании меня военным преступником за участие в Чеченской войне.

* * *

С тех пор прошло более десяти лет. Мои отношения с литературным обществом сначала охладели, а потом сошли на нет. Причина совсем не в том, что мне разонравились писатели. Или они разочаровались во мне.

Напротив. День ото дня они мне нравились всё больше и больше. Надеюсь, что это чувство было взаимным.

Выражаясь напыщенно, всё это время я творил. То есть работал. Правда, без зарплаты.

Мой сын шутил, -«ты похож на российского президента. Пашешь как краб на галерах, а толку нет. Пишешь, рвёшь, снова пишешь и снова рвёшь».

Слава Богу, что он не сравнил меня с Гоголем, в период, когда он сошёл с ума. Тогда было бы совсем худо.

Но я не только рвал. Кое- что я складывал в ящик стола. До лучших времён.

Так я написал четыре повести и один роман. Часть из написанного удалось издать. Меня даже приняли в Союз писателей.

Моя мама была права, когда говорила: «Истинный талант всегда пробьет себе дорогу. Рано или поздно состоится. Надо только работать, добиваться… «

Толя Штайгер умер. Остановилось сердце.

Я так и не разбогател, но денег на жизнь хватало. Иногда оставалось даже на какие то поездки по миру.

Меня приглашали. Награждали сувенирными и ненастоящими медалями. Давали какие- то грамоты.

Московская писательская организация в очередной раз пригласила меня для вручения какой-то премии. Сначала ехать не хотелось. С годами мне всё меньше нравилось путешествовать.

Но потом представил, что мне наконец то дадут «Золотое перо» и дрогнул.

Кстати, мои ожидания не оправдались. Мне вручили слоника в каком- то бархатном мешочке и бутылку водки. Но это было потом.

Через два дня мне позвонил Гайгер. Он по прежнему демократично обращался ко мне на ты. Я ему интеллигентно выкал. Мы не виделись с ним лет пять.

—В общем-то, я по делу,— бодрым голосом сказал доктор филологических наук.

Я напрягся. Звонок и вступление не обещали ничего хорошего.

—Весь внимание.

За окном, со стороны спортивной площадки раздавался упругий стук теннисных ракеток.

– Дело в том, что мы готовим подборку статей под названием- «Россия, глазами соотечественников».

—Не понял. При чём здесь я?

Гайгер ответил мне с едва заметным раздражением.

– Россия поднимается с колен. Сейчас там прогрессивный и мыслящий президент. С тоталитарным прошлым покончено. Ты должен помочь нашей Родине, с которой нас многое связывает.

Я начал лихорадочно прикидывать варианты. Отказываться или не отказываться от такой нагрузки. С одной стороны почему бы не помочь Родине? Хоть и бывшей. С другой- на кой хрен мне это нужно?

Прогрессивного президента я знал. Вернее видел. По телевизору.

Когда его спросили, что случилось с подводной лодкой «Курск», он ающе развёл руками.

«Она утонула»!

Победила проклятая врождённая деликатность. Я согласился.

Вернувшись из Москвы я послал Гайгеру свою статью о русских старухах, стоящих в метро на коленях и просящих милостыню. О бомжах на вокзалах. У некоторых из них из низ под глазами были свежие синяки и плакаты- «Меня пытали украинские бандеровцы в Луганске. Подайте на лечение».