Были два друга

    - А не забрюхатила ли ты? - сурово спросила Марья Васильевна.

    Даша густо покраснела. Марья Васильевна сокрушенно покачала головой.

    - Я-то уж знаю, отчего бабу тошнит и лицо в пятнах. Обманул он тебя, дуреху, и теперь поминай как звали…

    Даша молчала. Возражать, отказываться, лгать все равно бесполезно. Рано или поздно о ее беде узнают все

    - Инженершей мечтала стать, - подкупила Наталья

    - А тебе какое дело? - встала на защиту Люба

    - Дура! - крикнула на нее Наталья.

    - Беда с каждым приключиться может.

    - Ты думаешь, я не знаю, к кому ты на свидание бегаешь?

    - Это тебя не касается!

    Даша стояла возле рукомойника вся поникшая. В голове назойливо стучала мысль: «Мне все равно, мне теперь все равно… Все равно… Все равно теперь не будет мне жизни, засмеют…»

    Молчание Даши еще больше злило мачеху и Наталью, они бросали ей в лицо самые обидные, самые оскорбительные слова.

    - Опозорила наш дом! - бушевала Марья Васильевна. - Что теперь скажут соседи?

    «Завтра перейду в общежитие, а там уеду в другой город», - решила Даша. Но вспомнив, что у нее будет ребенок, который станет обузой для всех, тотчас раздумала. «Подожду, пока приедет Николай, а там решим, как быть».

    - Вот что, девка: завтра сведу тебя к моей знакомой. Она недорого берет, - сказала Марья Васильевна.

    - Никуда я не пойду, - заявила Даша. У мачехи от удивления округлились глаза.

    - Кому нужен твой ребенок?

    - Сама воспитаю. Вас не буду просить.

    - Тогда убирайся ко всем чертям! Не допущу позора!

    - Дом мой, и я никуда из него не пойду, - возразила Даша.

    - Да?! - Марья Васильевна показала ей кукиш - Ишь, чего захотела! А воспитывала я тебя за здорово живешь?

    Даша не знала, что расторопная Марья Васильевна еще в конце войны, получив извещение о смерти мужа, через нотариальную контору поторопилась переписать на себя дом, скрыв от нотариуса, что есть законная наследница. Домовладение для Марьи Васильевны было беспокойным вопросом. Она знала, что единственной законной наследницей является падчерица, и, если дело дойдет до суда, Дашу восстановили бы в правах наследства. Опасение потерять то, что удалось присвоить, часто заставляло Марью Васильевну идти падчерице на некоторые уступки. У нее были свои расчеты: сбыть поскорее с рук Дашу, выдать замуж дочерей, потом позаботиться и о себе. Молодящаяся вдова, любившая сытно поесть и повеселиться, и сама мечтала о замужестве. Да вот от дочерей женихи воротят носы.

    И вот новое несчастье. Кому нужна девка с ребенком? Сватался инженер - отказала, нашла студента, а теперь расхлебывай кашу.

    - Пусть он будет вашим, этот дом несчастный, только оставьте меня в покое, - в отчаянии проговорила Даша.

    - Я ведь добра тебе желаю, - сказала Марья Васильевна, смягчаясь.

    - Она в нашем доме заведет детские ясли? - снова вмешалась Наталья.

    Марья Васильевна бросила на нее сердитый взгляд.

    - А тебя кто просит мешаться не в свое дело?- сказала она.

    - Чего это вы, маманя, на нас шумите? Ведь Дашка-то провинилась, - сказала Наталья.

    - Замолчи сейчас же! - крикнула на нее Марья Васильевна. - Дуры, измучили вы меня, дармоедки проклятые! Я всех вас выгоню! Господи, и в кого уродились, бесстыжие, нет на вас погибели.

    - Посмотри на себя. Ты думаешь, о тебе ничего не знаем? - огрызнулась Наталья.

    - Молчи лучше! Не твоего ума дело! - Марья Васильевна подскочила к Наталье и ударила ее раз, другой.

    У Натальи сморщилось лицо, рот вытянулся чуть ли не до ушей.

    - На, бей, бей! Это все из-за Дашки. Ты и не любишь нас - тоже из-за Дашки! В милицию заявлю на тебя, скажу, что ты спекулируешь.

    - А ты чей хлеб жрешь? Дашка работает, а ты лодырничаешь. Угрожать?! Иди заявляй в милицию. Вон из моего дома!

    Марья Васильевна схватила Наталью за руку к потащила к двери. Наталья грузно рухнула на пол, заревела. Люба, переваливаясь с боку на бок, как хроменький утенок, поспешила укрыться в другой комнате.

    - Ой, мамочка, да что же вы делаете со мною, или я вам не дочь родная? - истерически кричала Наталья. - Это все из-за Дашки' - Она убежала в другую комнату, закрыв за собой дверь.

    - Ох, господи, господи, нет на них погибели. Изведут они меня вконец. В гроб живой положат. - Марья Васильевна несколько раз всхлипнула, выпила воды, подсела к столу. Глянула на Дашу, стоявшую у плиты. - Моченьки моей нету. Вот, наплодишь таких, а потом будешь проклинать себя. Узнаешь, почем фунт лиха. - Указала на табурет возле себя. - Садись, доченька. Прости, что обругала тебя.

    Даша молча опустилась на табурет.

    - Ты уж не сердись на меня. Не со зла, а добра тебе желаючи. Это все они, ироды проклятые, доводят. - Марья Васильевна поправила на голове растрепавшиеся волосы. - Знаю, нелегко тебе, сиротинушке. Обманул тебя, прохвост, чтобы лопнули его бесстыжие глаза. Но с кем греха не бывает? Ох, все мы грешные. О тебе пекусь. Так ты что, думаешь рожать?

    - Не знаю, - Даша заплакала. На этот раз ее растрогало участие мачехи.

    - Люди засмеют. Хлебнешь ты горя бабьего через край. Мои дурехи первые станут измываться над тобой. И кому ты будешь нужна с дитем? Учиться бросишь.

    Тяжело всхлипывая, Даша молча слушала Марью Васильевну.

    - Так вот, доченька, завтра я сведу тебя к знакомой. Не ты первая, не ты последняя. Надо исправлять ошибку. Тяжело тебе будет с ребенком. Проклянешь всех на свете, - вкрадчиво говорила Марья Васильевна. Ее совет Даше казался сейчас разумным, и она заколебалась в решении.

    - Не знаю. Подумаю, - сказала она.

    - Тут и думать нечего. Девка ты видная, найдешь себе почище своего студента. А на моих дурех не обращай внимание. Ох, горе мне с ними.

    Даша до утра не сомкнула глаз, мрачные мысли не давали ей забыться. Подруги, а теперь мачеха подсказывают ей простой выход из положения.

    С каждым днем к Николаю росло в душе какое-то ожесточение. Неужели он обманул ее? Марья Васильевна, Наталья и Люба - давно прожужжали ей уши, что Николай ничем не отличается от тех пошляков, которых немало еще встречается в жизни. За три недели не мог написать письма. Нет, она не станет унижаться перед ним, не будет навязываться ему. У нее достаточно гордости и самолюбия. Последнее письмо она послала три недели назад. В нем она сухо сообщила, что жива и здорова.

    «Дура, дура, - вдруг принималась Даша казнить себя. - Сама виновата во всем».

    И все же она любила Николая и верила ему. Это единственное, что давало ей силы. Он скоро приедет, и жизнь ее сразу изменится. Каким образом и в какую сторону она и сама не знала, но верила в перемену. У нее хватит сил перенести все испытания, какие бы ни выпали на ее долю.

А ПИСЕМ ВСЕ НЕТ

    Как ни уговаривала Дашу Марья Васильевна пойти к ее знакомой, она медлила с решением. От этого их отношения еще больше ухудшились. Упреки, скандалы, проклятья в доме слышались каждый вечер. Тут уж не до учебы. В классе она очутилась в числе неуспевающих, а в ноябре бросила школу. Николай молчал. Огонек надежды тлел, как догорающая свеча.

    Даша иногда и сама удивлялась своему терпению. То ли у нее загрубело сердце, то ли она привыкла молча сносить упреки и проклятия мачехи. Рот ее был сурово сомкнут, на губах не светилась улыбка. С того дня, когда она впервые под сердцем почувствовала ребенка, разучилась смеяться. У нее появились страха неверие в людей, она начала избегать их, при встрече с ними прятать глаза, как преступница. Ей казалось, что от нее все отшатнулись, осуждают и презирают ее.

    После работы забьется в угол пустой комнаты строящегося дома, где холодно и сыро, сидит и думает, зачем она живет, что ей сулит будущее?

    С наступлением зимы работы на стройке сворачивались. Бригада каменщиков еще в ноябре получила расчет. Даша попросила прораба дать ей хоть какую-нибудь работу, лишь бы не быть дома нахлебницей. Две недели она работала на расчистке строительного мусора вокруг только что возведенного дома, потом ее направили в бригаду штукатуров на подсобные работы. Заработки стали плохими. Это еще пуще злило Марью Васильевну.