Были два друга

    - Ты и так пьян, - заметил Василий, удивленно наблюдая за другом.

    - Черт с ним!

    - Ложись-ка лучше спать.

    - Думаешь, я пьяный? Ну, выпил немного.

    - Ты мне все-таки скажи, что с Дашей? Николай опустил взлохмаченную голову, долго молчал, что-то припоминая.

    - Не от вина я пьян, Вася. От горя, - начал он.- Вчера получил письмо. Обрадовался. Думал, от нее. А оно, видишь, какое дело… Мать ее пишет… Предупреждает, чтобы не тратился на бумагу и марки. Видишь, жалость какая!

    - Ну чего ты тянешь! Говори, что с Дашей. Лицо Николая вдруг искривила гримаса боли.

    - Понимаешь, замуж вышла. Не дождалась… У Василия сжалось сердце.

    - Я и тогда это чувствовал.

    Василию живо представилась черноглазая девушка, ее милое улыбчивое лицо, ямочки на щеках. Тяжело сейчас Николаю. В том, что Даша вышла замуж, Василий не видел ничего противоестественного. Такие, как она, не засиживаются. Тем более, ей тяжело жилось у мачехи, да и работать на стройке, а вечером учиться - нелегко. Ждать несколько лет, когда Николай закончит институт и женится на ней, - тоже трудно.

    Василия удивляло другое. Николай осенью читал ему некоторые Дашины письма. Сколько в них искренности и нежности! Даша писала грамотно, умно, просто, каждое ее слово было согрето теплом любви. И вдруг выйти замуж за другого.

    - Я же говорил, женись на ней. Взял бы ее с собой.

    - Предлагал. Не захотела. Я и тогда догадывался, что ей нравится Федин. Что я для нее - безродный студент. - Николай со злостью ударил кулаком по столу.

    - Не убивайся.

    - Хватит! Давай пить вино.

    - С тебя и этого достаточно. - Василий взял со стола бутылку и спрятал ее к себе под подушку.

    - Я ей напишу. Напишу ей такое, что взвоет, - грозил Николай.

    - Это теперь бесполезно. Она просто посмеется над твоим письмом.

    - Пусть смеется. Может, и поплачет. Я все выскажу ей.

    - Послушай, Николай, ты когда-то говорил, что у Даши очень вредная мачеха. Не устроила ли она вам злую шутку? - высказал предположение Василий.

    Николай подумал и вдруг звонко шлепнул себя ладонью по лбу.

    - А ведь верно! Как это я не додумался? - Он поворошил и без того всклокоченные волосы. - Напишу своему дружку Ване Чернову.

    От Вани Чернова ответ пришел на десятый день. Ничего утешительного для Николая не было в его письме. Паренек подтвердил, что на стройке действительно ходят слухи, что Даша вышла замуж, а за кого, никто не знает. Она ушла с работы, бросила школу, не закончив десятого класса.

    Значит, Марья Васильевна писала правду. Погас последний огонек надежды. Николай уже не вздыхал. За все эти дни у него будто окаменело сердце. Долго он смотрел на листок, исписанный корявым почерком. В раздумье постучал пальцами по столу, взял общую тетрадь, сердито поскрипывая пером, принялся писать Даше свое послание. Исписал лист, прочел. Показалось, что письмо недостаточно злое. Порвал его и снова начал писать, на этот раз подбирал слова, чтобы как можно больше уязвить самолюбие Даши, наповал убить словом.

    Он исписал четыре странички. Пробежал глазами строчки, мрачно усмехнулся и снова порвал свое послание. К чему теперь многословие, ненужное излияние своих оскорбленных чувств, любви, затоптанной в грязь? Нет, надо одной фразой, одним словом, словно пулей, убить ее наповал. Долго он искал такое слово…

ЕЛОВЫЕ ШИШКИ

    Уже в разгар экзаменов Василий начал собираться домой. Он бегал по магазинам, присматривался, какие подарки купить для отца и матери.

    - Маме я думаю купить красивую хрустальную вазу. Она любит посуду. А вот что купить отцу - не знаю. Что ты посоветовал бы? - опрашивал он у Николая.

    - Для матери я купил бы хорошую шерстяную кофточку, а отцу - пыжиковую шапку, - посоветовал Николай.

    - Пойдем вечером, побродим по магазинам. Поможешь мне выбрать подарки, - попросил Василий.

    За вечер обошли несколько магазинов. Ефросинье Петровне купили теплую цигейковую безрукавку, отороченную белым мехом, а Ивану Даниловичу фетровые сапоги.

    - Ты все-таки не хочешь ехать со мной? Напрасно, - сказал Василий.

    Николай глянул на него и вздохнул.

    - Ты же понимаешь, что мне тяжело будет там

    - Проверишь еще сам.

    - Что проверять? И так все ясно. А тебя прошу, зайди к Марье Васильевне, выясни все подробно. Сделаешь?

    - Конечно, сделаю.

    - И сразу напишешь мне.

    - Напишу. А может, все-таки поедем? Обрадовал бы моих стариков! Поедем! Не пожалеешь. Помнишь, в прошлом году ты тоже долго колебался. А поехал - не жалел, - настойчиво уговаривал Василий. Он понимал, что друга надо отвлечь от мыслей о Даше, дать ему хоть немножко забыться.

    - Нет, Вася, не поеду я, - ответил Николай.

    - Ну, смотри сам. Надумаешь - приезжай. У нас в доме всегда будут рады тебе.

    Сдав последний экзамен, Василий уехал ночным поездом. Николай остался один. Он составил себе план, как проведет зимние каникулы: почитает кое-что, каждый день будет ходить на каток.

    Когда уехал Василий, а следом за ним товарищи по общежитию, Николая охватило чувство одиночества. Пугала тишина обезлюдевшего вдруг общежития. Изводила тоска по Даше - она не выходила из головы, все время стояла перед глазами.

    Сунув руки в карманы, он долго шагал по комнате, потом уходил и до позднего вечера бродил по Москве, лишь бы не быть наедине с собой.

    Никогда он не чувствовал еще себя таким одиноким. Ругал себя за то, что написал Даше грубое письмо, что послушал ее и уехал со стройки на учебу. Уже на второй день после отъезда Василия он жалел, что не поехал с ним. Хотелось хотя бы издали увидеть Дашу, объясниться с нею. С каждым днем его все больше тянуло туда, где жила она. С нетерпением он ожидал письмо от Василия и был твердо убежден, - тот обязательно напишет, что произошло какое-то недоразумение. Даша по-прежнему любит и ждет его. Но писем от Василия не было.

    На пятый день Николай уехал в Лесогорск.

    Тороповы, как и в прошлом году, встретили его радушно, хотя были немало удивлены, когда он в полночь постучался к ним в дом.

    - Вот и хорошо, что приехал, - сказал Василий после ужина, когда они вдвоем остались в комнате.- Я сделал все, что мог. Но о Даше никто ничего не знает. Строительные работы на заводе свернуты.

    На другой день после завтрака Николай отправился на поиски Даши. Решил пойти к ней домой. Шел и волновался, как летом, когда спешил на первое свидание. У двора вдруг заколебался: заговорило оскорбленное самолюбие. С минуту задержался у калитки, где когда-то до утра простаивал с Дашей. Решительно махнув рукой, он вошел во двор, постучал в дверь коридорчика. Вышла пожилая женщина, закутанная в белый шерстяной платок, пригласила Николая в дом.

    - Вы будете Марья Васильевна? - спросил он, присматриваясь к лицу незнакомой женщины.

    - Нет, голубчик. Меня зовут Натальей Ивановной, - ответила женщина, в свою очередь рассматривая незнакомого молодого человека. Из соседней комнаты к ней подошла девочка лет десяти, прильнула к матери, не сводя любопытных глаз с Николая

    - Где же Марья Васильевна?

    - Вы о Нефедовой? Не знаю, голубчик. Она уехала вместе с семьей. Дом-то мы купили у нее.

    - Не знаете, куда она уехала?

    - Бог ее ведает. Не сказала.

    - И давно уехали?

    - С неделю.

    Николай тяжело вздохнул. Значит, все произошло так, как писала Марья Васильевна. Тоска снова больно защемила сердце.

    - У Марьи Васильевны была дочь, вернее, падчерица Даша Ракитина. Она тоже с нею уехала? - спросил Николай.

    - Даша? Не знаю такой. У Нефедовой было две дочери, это я помню. Одну звали Натальей, другую Любой. Они уехали с нею. А насчет Даши - ничего не знаю. Да, постойте, Нефедова перед отъездом просила меня: если будут письма из Москвы - не брать их у почтальона. Вспомнила! Третья ее дочка, или падчерица, - говорила Марья Васильевна, вышла замуж и уехала, - сказала женщина. - Да вы садитесь.