Были два друга

    - Обязательно приеду, - обещал Николай.

    - Он из-за одной Даши вернется к нам, - сказал Ваня Чернов.

    - Если не приедет, мы отобьем у него Дашу, - добавил кто-то из ребят.

    Василий, скучая и рассеянно глядя по сторонам, слушал наказы матери: не надрывать себя учебой, не простуживаться, не жалеть на питание денег. Он снова увидел Дашу. Ему хотелось, чтобы она заметила его, подошла и пожала на прощание руку…

    Нюра насмешливо глянула на Дашу и, лукаво подмигивая девушкам, пропела:

    Куда Даша денется,

Если Коля женится?

    - Отстань, Нюра, - сердито ответила Даша, нервно теребя конец косынки.

    - Ну-ка, дай послушаю твое сердечко, - не унималась Нюра.

    Девушки засмеялись. Это еще больше обидело Дашу. Кусая губы, она молча отошла от них и направилась к выходу с перрона.

    Николай заметил удаляющуюся Дашу, и сердце его дрогнуло. Растолкав ребят, бросился ей вдогонку.

    - Даша!

    Она не оглянулась, только ускорила шаг, вот-вот побежит. Николай догнал ее у самого выхода с перрона.

    - Даша!

    Она остановилась, опустила голову, чтобы он не видел ее глаза, полные слез.

    - Дашенька, родная, скажи только одно слово, и я останусь.

    Она подняла голову. В ее взгляде были боль и тоска.

    - Не надо этого, - сказала она и улыбнулась сквозь слезы.

    Николай взял ее за руки. В это время раздался свисток паровоза. На перроне движение, суматоха. В эти последние минуты прощания и Николаю и Даше казалось, что за два месяца знакомства они не сказали друг другу и сотой доли того, что надо было сказать.

    - Ты опоздаешь. Беги! - выговорила она.

    - Это твое последнее слово?

    - Буду ждать.

    - Эх, - вырвался у Николая не то вздох, не то стон. Поцеловав Дашу, он бросился было к вагону, остановился, хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и побежал дальше. Даша смотрела ему вслед.

ССОРА

    Василий Торопов и Николай Горбачев учились по-разному. Николай каждый закон, каждую теорему старался осмыслить практически. Если он не мог сделать каких-то сопоставлений, найти примеров из практики, то закон или теорема оставались для него добросовестно заученными, но неразгаданными иероглифами. Василий в этом составлял полную противоположность своему товарищу. Он не искал сопоставлений и примеров из жизни, не задумывался, как сможет знания, полученные в институте, использовать в своей практической деятельности. И всегда легко усваивал материал.

    На втором курсе на Василия обратили внимание не только студенты, но и преподаватели. Кое-кто смотрел на него как на будущего ученого, пророчил ему аспирантуру. Однокурсники часто обращались к нему за помощью. Кто-то из девушек бросил фразу «Вася Торопов - ходячая энциклопедия».

    Все это приятно дурманило Василию голову, льстило. Он начал мнить себя человеком незаурядным.

    Николай раньше других заметил, что у его товарища от успехов начинает кружиться голова, и он искал повода поговорить с ним об этом. Повод нашелся скоро. Николаю не давалось уравнение, он обратился за помощью к Василию.

    - Я дома еще предупреждал тебя, что нам нужно тренировать не бицепсы, а интеллект, - поддел Василий.

    Николай криво усмехнулся.

    - Это что, упрек?

    - Да, если хочешь, упрек. На каникулах ты увлекался рекордами, любовными делами, а в учебник не заглянул ни разу. Вот оно и трудно для тебя решить пустячное уравнение.

    Николая обидели не столько слова Василия, сколько тон, каким они были сказаны.

    - Не слишком ли ты мнишь о себе?

    - Я говорю то, что есть на самом деле.

    - А так ли оно на самом деле? Вчера ты сказал мне, что Журавлева - торичеллиева пустота, Иваненко - тупица, Колесников - профан. Ты плохо думаешь о людях. Все они, как и я, середнячки. Не всем же с неба звезды хватать, - сказал Николай.

    - Кто же вам мешает быть отличниками? Общественная работа? Любовные дела? Подсчитай, сколько драгоценного времени ты тратишь на письма к Даше.

    Василий и сам не понимал, почему с его языка срывались колючки, если речь шла о Даше. Он всегда с иронической улыбкой наблюдал за тем, как Николай вдохновенно строчил ей письма.

    - Не хочешь ли ты сказать, что мы умственно ограничены и нам не место в институте?

    Василий в предчувствии ссоры насупился.

    - Ты передергиваешь мои слова.

    - Как же иначе можно понимать твои характеристики товарищей? Или ты не знаешь, что Наташа Журавлева всю войну работала на оборонном заводе токарем, училась в вечерней школе? Светлана Иваненко три года на фронте была санитаркой. А я знаю, что такое быть санитаркой в бою. Она имеет два ранения. Колесников командовал пулеметным взводом. У него сквозное ранение в грудь. Меня возмущает твое пренебрежение к людям. Все они ведут общественную работу.

    - У нас вуз инженеров, а не общественных деятелей,- заметил Василий. - Для нас учеба прежде всего, а не упражнение в ораторском искусстве.

    - По-твоему, для студента общественная работа, если не вредна, то бесполезна?

    - Некоторые тупицы потому и стали активистами, что не способны хорошо учиться. Пробел в знаниях они пытаются восполнить активностью. Как же! Разве у беспартийного профессора поднимется рука поставить активисту неуд, - едко сказал Василий.

    - А ты знаешь, сколько времени у них отнимает эта работа? Их избрали наши же товарищи.

    - Избрали потому, что они этого хотели. Меня никуда не изберут, - ответил Василий. После истории с Зиминым он остыл к общественной жизни института, молчал на собраниях.

    - Кто же изберет человека, предпочитающего работать только для себя? - сказал Николай, ероша волосы. У него, когда он нервничал, подергивалась левая щека.

    Николай прошелся по комнате, остановился против Василия.

    - Инженер - это прежде всего организатор производства. Ему приходится иметь дело не столько с машинами, сколько с живыми людьми. Производству нужны не ходячие энциклопедии, а боевые командиры, организаторы. Наш вуз готовит нас не только как инженеров, он учит нас быть советскими гражданами, если хочешь знать, учит той скромности, которой как раз и не хватает тебе.

    - Но производству не нужны и Митрофанушки, - вставил Василий.

    Они готовы были рассориться. Николай понял, что Василия переубедить трудно. Подавив в себе вспышку обиды, он начал более мягко, стараясь не задеть болезненного самолюбия товарища:

    - Ты, Вася, не обижайся на мою прямоту. Я обязан сказать тебе, может быть, очень обидные слова.

    Василий настороженно сверкнул глазами, готовый к отпору.

    - Ну, говори, - глухо сказал он.

    - Не забывай, что ты комсомолец.

    - Громкие фразы! - Василий махнул рукой и направился к двери, не желая продолжать разговор. Николай взял его за локоть.

    - Подожди. Не петушись. Я все же доскажу тебе.

    - Ну, я слушаю.

    - Можешь обижаться на меня, но я все же скажу тебе, что не только я, но и все замечают…

    - Что замечают?

    - Что ты зазнаешься, любуешься собой…

    - Вот как! А не кажется ли тебе, что ты слишком опекаешь меня?

    - Это не опека. Это долг товарища - предостеречь…

    - Ну, знаешь ли… - Василий взялся за ручку двери.

    Он так обиделся на Николая, что не разговаривал с ним три дня, хотя они вдвоем жили в маленькой угловой комнате, выходящей окном на глухую каменную стену соседнего дома. Ему казалось, что Николай из зависти нападает на него, и что однокурсники тоже непрочь бросить камешек в его огород только потому, что он преуспевает в учебе. Василий не раз задумывался, что у него общего с Николаем, настоящая ли у них дружба или игра в дружбу? Они часто спорят, иногда эти споры кончаются ссорами. Каждый имеет право мыслить и действовать по-своему, но кто Николаю давал право опекать его, читать нравоучения. Подумаешь, ментор нашелся!