Были два друга

    Не сразу остыла в душе обида. Но уже на третий день Василий все чаще и чаще думал о том, что Николай, пожалуй, кое в чем прав, что нужно серьезно подумать о своем поведении. Кичиться ему пока еще нечем, да и сама кичливость признак людей ограниченных. Что же плохого в том, что Николай вовремя указал ему на его слабости. Найти настоящего друга трудно, а обидеть легко.

    Тяготясь одиночеством, Василий искал повод помириться с Николаем, а потом решил, что будет честнее, если без всякого повода он извинится перед товарищем. Сделал он это не сразу, мешало самолюбие, с которым справиться было нелегко. По дороге в институт он догнал Николая и спросил:

    - Ты сердишься на меня? Николай пожал плечами.

    - Думаешь, мне тогда легко было говорить с тобой?

    - Нелегко. Понимаю.

    - Ну вот. Я прошу тебя, если буду спотыкаться на ухабах, поддержи меня, одерни. Бывает же так - человек начинает в чем-то фальшивить. На это не обращают внимания. И фальшь обычно так разрастается, принимает такие уродливые формы, что он сам уже не в силах справиться с собой. Мы начинаем бить тревогу тогда, когда человека спасти уже трудно, - сказал Николай

    Примирение состоялось, и у обоих легко было на душе. Их дружба становилась все прочнее - она росла и мужала в спорах. Со временем отсеивалось все сентиментальное, что если не вредило настоящей дружбе, то и не украшало ее.

НЕОЖИДАННЫЙ УДАР

    Николай регулярно переписывался с Дашей. Она писала, что по-прежнему работает на стройке, только в бригаде штукатуров, вечерами посещает школу рабочей молодежи, что ей очень грустно без него, что верит в него, ждет

    Николай не раз обращал внимание на то, что письма Даши становились все печальнее, хотя она и старалась в них заверить его, что в ее жизни нет особых перемен Но между строк чувствовалось другое.

    С ноября письма от Даши стали приходить все реже и реже, в них еще ощутимее чувствовалась боль, невысказанная горечь, а потом и жалобы на то, что Николай редко отвечает на ее письма. Откуда у нее столько обиды, печали и горечи. Каждое ее письмо болью отзывалось в его душе, вызывая разные догадки Он не мог понять, почему у Даши такое тягостное настроение, нервозность, столько безнадежности, каких-то туманных намеков. Потом она вдруг вовсе перестала отвечать.

    Все время Николай ходил хмурый и злой - в декабре все его письма остались без ответов. Напрасно он два-три раза на день спрашивал у дежурной по общежитию, нет ли ему письма, и уже подумывал на зимних каникулах съездить к Даше, узнать, в чем дело.

    Василий, наблюдая, как Николай томится в ожидании писем, как-то на память прочел из «Евгения Онегина»:

    «Мой бедный Ленский!

Изнывая, Недолго плакала она

Увы, Невеста молодая

Своей печали не верна.

    Другой увлек ее вниманье,

Другой успел ее страданье

Любовной лестью усыпить…»

    Николай вдруг изменился в лице.

    - К чему ты это? - хмуро спросил он.

    - Сам понимаешь, к чему, - с улыбкой ответил Василий и вдруг поймал себя на мысли, что он скорее злорадствует, чем сочувствует товарищу.

    - Нет, Даша не такая, - в раздумье сказал Николай. Стихи произвели на него тягостное впечатление. С тех пор, как Даша перестала отвечать на его письма, к нему не раз закрадывалась мысль, что она, может быть, полюбила другого. Но легкомыслие и измена как-то не вязались с Дашей.

    Сейчас он живо представил себе стройную, черноглазую улыбчивую девушку в синем комбинезоне и беленькой косынке, вечера, проведенные с Дашей. Тогда он верил, что она любит его. Но потом Даша не пожелала, чтобы он остался с нею, хотела уйти с вокзала, не попрощавшись с ним… А теперь перестала отвечать на письма. Неужели между ними кто-то встал? Зачем же тогда она писала такие хорошие письма? «А вдруг у Даши… будет ребенок?» - как-то неожиданно пришла ему догадка. Нет, она сообщила бы ему об этом.

    Чем больше Николай думал о Даше, о ее странном молчании, тем оно непонятнее и загадочнее становилось для него.

    Однажды после занятий по дороге в общежитие Николай сказал Василию:

    - Сегодня обязательно получу письмо.

    - Предчувствие? - спросил Василий.

    - Не знаю. Может быть.

    Незаметно для себя он ускорял шаг, и Василий едва поспевал за ним.

    В общежитии дежурная Константиновна, приветливая старушка, загадочно улыбаясь, сказала Николаю:

    - Ну, парень, танцуй.

    - Письмо? - Николай весь просиял, глянул на Василия. - Я же говорил тебе, - и принялся перед дежурной бойко выстукивать чечетку.

    - Ну, хватит, хватит. Получай свою цидульку, - смилостивилась Константиновна.

    Николай схватил конверт и в порыве радости поцеловал старуху.

    - Видно, от зазнобушки, - сказала Константиновна. - Молодежь…

    Прыгая через ступеньки, Николай помчался по лестнице на третий этаж. Когда Василий вошел в комнату, Николай в шапке и пальто сидел на кровати, вертя в руках нераспечатанный конверт, как бы не решаясь вскрыть его. Лицо у него было встревоженное, в глазах недоумение и разочарование.

    - От нее? - спросил Василий. Николай дернул левым плечом.

    - В том-то и загвоздка, что не от нее. Почерк незнакомый. И адреса обратного нет, - досадливо сказал он.

   Николай осторожно вскрыл конверт, извлек письмо. Василий наблюдал за ним. Вот у Николая испуганно поднялись брови. Как бы не веря своим глазам, он снова посмотрел на адрес конверта. Лицо его стало жалким.

    - Что она пишет? - участливо спросил Василий.

    - Ничего особенного, - ответил Николай несвоим голосом. Встал, сунул руки в карманы пальто и принялся беспокойно ходить по тесной комнате, задевая ногами то стул, то койку. Лицо его было мрачным, глаза блестели лихорадочно.

    - С Дашей что-нибудь случилось? - спросил Василий.

    Николай молча еще раз прочел письмо, порвал на клочки, открыл форточку и выбросил вон. Ни слова не сказав, вышел из комнаты, хлопнув дверью.

    Василий терялся в догадках. Не иначе, что-то случилось с Дашей. И Василий уже пожалел, что отпустил Николая одного, зная его горячий характер. Ясно было то, что Николай получил очень неприятное известие о Даше. Но где он бродит до такого позднего часа? Уже начало второго. Василий подумал: не отправиться ли на поиски товарища? Но где его искать, Москва большая. Разделся и лег спать.

    Утром Василий увидел Николая, нервно шагающего по комнате. У него были красные глаза с припухшими веками, видно, не спал всю ночь.

    - Николай, это не по-товарищески, - с обидой сказал Василий.

    Николай резко повернулся к нему.

    - Что не по-товарищески?

    - Что с Дашей?

    Николай молчал. Василий знал, что сейчас с ним говорить бесполезно. Посмотрел на часы: они опаздывают на занятия. Вскочил с постели, принялся торопливо одеваться.

    - Однако скрытный же ты.

    - Молчи! И без того тошно, - крикнул Николай срывающимся голосом.

    - Ну, ладно. Пошли на лекции.

    - Не пойду.

    Василий один ушел в институт. После занятий, не забегая в столовую, поспешил в общежитие. Николая в комнате не было. Уборщица сказала, что ушел час назад. У Василия не выходило из головы загадочное письмо. Если бы с Дашей что случилось, например, тяжело заболела или даже умерла, Николай не скрывал бы этого. Значит, в письме сообщали такое, чего он не может сказать даже другу.

    Николай вернулся уже в первом часу ночи, когда Василий собрался спать. На этот раз от него пахло вином. Он положил на стол сверток, снял шапку и небрежно швырнул ее на кровать, туда же бросил и пальто

    - Не спишь? Вот и хорошо! Сейчас выпьем с тобой, - оживленно сказал Николай, развернул сверток, извлек бутылку вина, колбасу, булки. Он слегка пошатывался.