Наследники

Сразу же после Михаила Яковлевича поднялся со своего места Костя Зайкин. Постоянные шутки и прибаутки уже создали ему довольно широкую славу. И даже когда Зайкин вовсе не собирался шутить, его слова все равно вызывали улыбку.

Вот и сегодня, как только он попросил слова, в комнате раздался смешок. Но Костя был на редкость серьезен.

— Конечно, снабжение — дело тонкое. Товарищ Богдашкин нам это довольно популярно разъяснил. Но, уважаемый Михаил Яковлевич, разрешите напомнить несколько исторических фактов.

Снегов, однако, не дал Косте развернуться:

— Вы, Зайкин, покороче, пожалуйста.

— Как это покороче? И почему короче?

— Ну, конкретно высказывайте свои предложения, и, если можно, без исторических примеров.

— Я хотел разъяснить товарищу Богдашкину…

— Ничего не надо разъяснять Богдашкину. Что ты предлагаешь?

— Пошлите меня в Новороссийск.

Раздался смех, послышались реплики:

— Зайкина на юг потянуло.

— Хорош гусь. А в Архангельск не хочешь?

Костя окинул шутников подчеркнуто холодным взглядом.

— Я бывал в этом городе. И заявляю ответственно: пошлете в Новороссийск — цемент будет.

На этот раз никто не засмеялся. Уж очень серьезно говорил сегодня Костя.

После Зайкина выступали многие. Говорили задорно, напористо. Смысл их речей сводился к тому, что, если надо взяться за цемент, за доски, металл или еще за что-то, они готовы, они не возражают поехать хоть к черту на рога. Но терпеть такое на «Химстрое» больше нельзя.

«А что, ведь если такие напористые приедут на завод да на базы, — подумал Богдашкин, — трудновато от них будет отбиться. Может, и даст эта затея кое-что?..»

…Костю Зайкина, как он и просил, командировали в Новороссийск. Сначала он обрадовался, но когда подумал пообстоятельнее — помрачнел. С чего начинать в этом самом Новороссийске? Вначале все казалось легко и просто, а теперь Костя положительно не знал, что он будет делать, как выбьет этот самый цемент. Но загрустил он еще больше, когда узнал, что с ним вместе едет этот пижон Валерий Хомяков. Возмущенный, Костя прибежал в комитет. Снегов развел руками:

— Так решило руководство стройки. Лично Казаков предложил. По его мнению, вдвоем вам будет сподручнее.

Тем не менее разногласия между двумя представителями «Химстроя» начались, как только отошел поезд. Не успев отдышаться после привокзальной сутолоки и кое-как разложить вещи в купе, Хомяков, потирая руки, обратился к Косте:

— Ну что ж, товарищ упал-намоченный, я так думаю, что самый подходящий момент перекусить. Как думаешь?

— Я обедал.

— О, удивил! Я тоже не голоден. Но как же начинать столь ответственный вояж, не спрыснув его? Пути не будет, наверняка не будет. Ты, Зайкин, даже и не думай возражать. Любое стоящее дело, прежде чем начинать, надо обмыть. Так утверждал еще Петр Первый.

И, не вслушиваясь в возражения Кости, Валерий открыл свой огромный коричневый чемодан — его они вместе с проводником еле втащили в купе. Костю уже тогда удивил столь объемистый багаж спутника, но сейчас он удивился еще больше. Здесь ровными стройными рядами лежали с десяток бутылок столичной, наверное, не меньшее количество коньяка, пестрели нарядными наклейками какие-то другие веселящие напитки.

— Целый винный погреб, — оторопело заметил Костя.

Валерий снисходительно пояснил:

— Подкрепление комсомольскому энтузиазму. Так-то, товарищ Зайкин. Тебе повезло, что со мной едешь. Считай, что наше дело в шляпе.

Костя промолчал.

После двух стопок коньяка Валерий решил вразумить своего спутника.

— Ты думаешь как? Приехали мы, допустим, на завод. Собрали комсомольцев. «Уря, уря, ребята, даешь цемент!» И он пошел, этот самый цемент, целыми составами… Флаги, митинг и так далее. Так вот, дорогой товарищ Зайчиков, все это миф, фантазия.

— Зайкин, между прочим, моя фамилия.

— Зайкин так Зайкин. Мне все едино, что хрен, что редька. На чем это я остановился? Ах да! Флаги, митинг. Уря, уря!

— Ты брось свое «уря»! Этих шуток, кстати говоря, не понимаю и не принимаю.

— Подожди ерепениться. И обретай юмор. Человек без юмора — что цыплята табака без чеснока. Я продолжаю. Приезжаем, значит, мы на завод. И вполне даже возможно, цемент пошел. Но…

— Пошел, и хорошо. Это и нужно. И «уря, уря» все-таки ни при чем.

— Ладно, пусть без «уря». Пошел, значит, цементик-то. Только куда? На товарном дворе — затор. А почему? Да очень просто. Завод имеет должок не только перед нами, то есть перед «Химстроем». Есть другие города и другие стройки. И цемент этот там тоже ждут. И тоже разные пробивные ребята вроде нас с тобой снуют около завода. А точнее, вокруг товарного двора. Вот тут-то уж одним энтузиазмом не возьмешь. Тут надо, дорогой товарищ, еще кое-что. Тогда-то и понадобятся мои, так сказать, аргументы в пользу «Химстроя». А может, и вообще на них придется выезжать. Товарищ Богдашкин, конечно, задрожал, как лист на ветру, когда я пришел к нему с заявкой. Пришлось растолковать: я на голый энтузиазм не полагаюсь, нужно материальное приложение. И без сувениров со звездочками ни в какой Новороссийск, мол, не поеду.

Костя слушал разглагольствования Хомякова, и обида на руководителей стройки поднималась в нем с еще большей силой. Он твердо решил, что будет держать Хомякова в руках, заниматься махинациями ему не даст. Утром за завтраком объявил:

— Вот что, товарищ Хомяков. Я продумал за ночь ваши, так сказать, тактические соображения. Заявляю официально, что эти методы нам не подходят. Будем добиваться цемента только законно. Без всяких комбинаций, — и выразительно кивнул на чемодан.

У Хомякова после вчерашней выпивки адски болела голова, он размышлял над тем, почему боль не проходит так долго и чем лучше опохмелиться: водкой или коньяком? В слова Кости он почти не вслушивался.

— Поглядим — увидим.

Но как и многие на «Химстрое», он плохо знал Костю Зайкина.

…Каждое утро Снегов, Быстров, Богдашкин перезванивались и спрашивали друг друга, нет ли каких вестей от комсомольских уполномоченных. Но вестей не было. Снегов и Быстров нервничали. Работники отдела снабжения успокаивали их:

— Что вы так волнуетесь? Мы же вам говорили, снабжение — штука мудреная.

Потом кое-кто хоть и не очень зло, но начинал подшучивать:

— Ну как, комсорг? Говорят, скоро все наши подъездные пути запрудят эшелоны с материалами? А?

Особенно донимал Снегова Казаков. Он с усмешкой спрашивал:

— Как дела, спасатели отечества? Скоро эшелоны пойдут?

…А ребята между тем вовсе не сидели сложа руки. Костя Зайкин в Новороссийске тоже шуровал вовсю.

Заместитель директора цементного завода, выслушав Костю, заявил:

— Да, мы понимаем важность стройки, товарищ Зайкин, но у завода большая задолженность многим потребителям, и я ничего не могу сделать.

Костя в первую минуту даже оторопел.

— Как это не можете?

— Именно так. Ничего не можем. Через месяц или около того рассчитаемся и с вами.

Внешность Кости мало соответствовала его высокой миссии: и рост невелик и белесый, вечно взъерошенный чуб… Как ни старался Костя солидно разговаривать, как ни показывал свой мандат, заместитель директора обращался с ним как-то снисходительно. Ему казалось, что говорит он с одним из учеников ремесленного училища, которые проходили практику на заводе.

Зайкин мучительно думал, что же делать. Согласиться, уйти отсюда ни с чем? Это же полный крах! Костя даже вспотел, представив на секунду, как он возвратится на стройку. Этой картины было достаточно, чтобы он с удвоенной энергией повел наступление. Увы, попытки вновь оказались тщетными.

Пока шли переговоры, Хомяков молчал, безразлично разглядывая сквозь запыленное окно заводскую территорию. А молчать ему было не легко. Он был уверен, что Зайкин совсем не так ведет дело. Да и что он может сделать, этот сосунок? Видя, что Костя терпит поражение, Валерий решил включиться в переговоры. Легонько отодвинув Костю от стола заместителя директора, он стал вполголоса что-то ему втолковывать. Костя демонстративно отошел подальше, не желая иметь ничего общего с этим шушуканьем. С тревогой подумал: а что, если у Хомякова выйдет? Что, если ему не откажут? Что тогда? Затем смирился: «Черт с ним, лишь бы цемент дали».