Они были не одни

Все, захваченные этой неистовой пляской, захлопали в ладоши. Пол дрожал под ногами танцующих. Вовсю играли музыканты на волынке, кларнете и скрипке. Громко кричали гости.

— Бум, бум, бум! — в последний раз прогремел барабан, и музыка смолкла. Гьика, весь в поту, принял из рук дяди Коровеша бутылку раки и осушил ее до дна.

— Дай бог новобрачным счастливой жизни! — крикнул Гьика, и все гости повторили это пожелание.

— Молодец, Гьика, дай тебе бог никогда не состариться! — пили за здоровье Гьики гости.

* * *

Веселье продолжалось долго, далеко за полночь. В самой большой комнате расположились на отдых гости. Догоравшие в печке поленья освещали пустые горшки и бутылки. Тут же дремала кошка. Все уснули, только Гьику не брал сон. Может быть, потому, что слишком много выпил; голова у него отяжелела, во рту был неприятный привкус. Он то и дело ворочался под буркой, старался заснуть, но никак не мог. В конце концов не выдержал, скинул с себя бурку, перелез через спящих гостей, отворил дверь и вышел во двор. Здесь ему стало немного легче.

Небо было чистое, на нем мерцали звезды, из-за горных вершин показалась луна. По селу перекликались петухи, возвещая, что скоро наступит утро. Все выше поднималась луна, все светлее становилось вокруг. Осветила она и холм Бели. На вершине холма чернел дом Ндреко.

Гьика невольно бросил туда взгляд и сразу же протрезвел — перестала болеть голова, исчез противный привкус во рту, но зато ему показалось, будто пущенный с размаху острый камень рассек его грудь. На этом холме родились и прожили всю свою жизнь его отец, дед и прадед. На этом холме, в этой хижине, родился и он. Там провел свое детство, там женился на Рине, и там же, немногим больше года тому назад, бог послал ему ребенка. Можно сказать, что именно там корни его жизни. И вот, на этом холме, таком красивом при лунном свете, Каплан-бею вздумалось построить себе башню. Вот почему бей и приехал из Тираны в Корчу. Вот почему вызвал к себе кьяхи. Весна — самое подходящее время для постройки. И Гьика должен покинуть дом, который ему так дорог, который — камень за камнем — строили его дед, отец и он сам.

Гьика тяжело вздохнул и поднялся. Но стоило ему встать, как опять заболела голова и во рту снова появился противный привкус. Гьике захотелось пить; он нашел под навесом кувшин с водой, приложился к нему и пил до тех пор, пока не выпил до дна. Стало совсем легко, но о сне нечего было и думать. Ему захотелось увидеть жену и сына; они вместе пришли на свадьбу, но за все время пира Гьика их так и не видел — они находились в разных комнатах. В сарае мерцал свет. Гьика медленно подошел, заглянул в щелку; там возилась тетя Ката.

— Здравствуй, тетя Ката! — приветствовал ее Гьика и вошел в сарай.

Старушка сначала удивилась, но, узнав его, улыбнулась:

— Гьика! Ты тоже не спишь? Ну что ж, заходи!

На время свадьбы сарай был превращен в кухню, потому что в комнатах негде было стряпать — всюду полно гостей. Старуха успела немножко поспать и уже хлопотала по хозяйству. Развела огонь, поставила горшки с мясом и фасолью: гости, перед тем как поехать за невестой, должны подкрепиться: до Шулина далеко.

— Садись у огня, Гьика. Я вижу, ты совсем не спал. А твоя жена и сын здесь, со мной, — сказала старуха, подстилая ему рваную рогожу.

Гьика подошел к колыбели сына, за которую держалась рукой его дремлющая жена, и поднял краешек одеяла. На него взглянули блестящие глазенки, и пухлый ротик что-то пролепетал.

— Да он не спит! — обрадовался Гьика, вынул ребенка из колыбели, прижал к груди и поцеловал.

— А женщины так крепко спят, что их можно даже похитить — и не заметят, — пошутил он и сел у огня, держа на коленях сына.

Жена его по-прежнему дремала и продолжала покачивать пустую колыбель.

— Гьика, ты, видать, соскучился по своему Тирке, — сказала старуха. — Смотри, как он тебе строит глазки, как косится на лампу… Эдакий козленок — всю ночь не давал матери спать!

— Да, тетя Ката, это мое сокровище, ради него я и работаю. Не так ли, сынок? — проговорил Гьика, еще раз целуя малютку.

А тот сосредоточенно смотрел на огонек лампы, висевшей на стене. Гьике не хотелось говорить со старухой о своих невзгодах: сегодня все должны радоваться свадьбе ее младшего сына, должен радоваться и он.

— Тетя Ката, у меня голова болит — должно быть, слишком много выпил.

— Как я обрадовалась, племянник, когда ты сорвал с меня платок! Мне показалось, будто я опять молодая и вот-вот пущусь в пляс. Ты говоришь, что у тебя голова болит? Выпей-ка кофе — все пройдет. Есть у меня и мясо, закуси немножко, а то, гляди, потом некогда будет: то с Или, то с гостями — и не спохватишься. И еще вот что, племянник: прошу тебя, вразуми ты моего Или, чтобы он много не болтал, не смеялся, не пел, не глазел по сторонам: ведь он жених и должен держать себя степенно, — говорила тетя Ката, помешивая в джезве ячменный кофе.

— Что ты, тетя, пусть поет, смеется и радуется, ведь раз в жизни женится человек, — возразил Гьика.

От громких голосов проснулась Рина. Заглянув еще сонными глазами в колыбель и увидев, что она пуста, испуганно вскрикнула:

— Тетя, тетя, где же мальчик?

— Ты так крепко спишь, что не только сына, но и тебя можно похитить, — смеясь, обратился к ней муж.

Рина растерянно протирала руками глаза и, когда увидела мужа с Тиркой на руках, успокоенная, улыбнулась.

— Ах, моя радость, мама и не заметила, как ты от нее убежал! — прошептала она, беря на руки ребенка. А малыш тянулся к ней ручками и лепетал: «Мам, мам, мам…»

— И Рина меня порадовала, — сказала тетя, наливая Гьике кофе, — танцевала, как русалка, а какая красивая, какая нарядная!

Муж и жена посмотрели друг на друга и улыбнулись. Гьика погладил ее по волосам. Молодая женщина опустила глаза и принялась ласкать ребенка.

Сказать по правде, Рина была одной из самых красивых женщин в селе. Ее длинные каштановые косы спускались на плечи, мечтательные голубые глаза оттенялись густыми черными бровями. Когда она смеялась, то обнажались ослепительно белые зубы, похожие на блестящие прибрежные камушки. Ее стройная фигура напоминала отлитую из серебра статуэтку. Рина отличалась не только внешней красотой, но и красотой души: тихая, приветливая, благородная, трудолюбивая. Гьика очень ценил эти качества жены. Они помогали ему в трудные минуты жизни. Рина никогда не осуждала мужа, никогда не бросала на него косых взглядов, всегда улыбалась ему. И сейчас, услышав похвалу тети, она ласково посмотрела на мужа, и в этом взгляде сказалась вся ее любовь.

Рассвело. Первые лучи солнца, скользнув сквозь щели сарая, упали на колыбель Тирки. Гьика поцеловал сына, погладил по волосам жену и вместе с тетей Катой вышел во двор.

А у дома уже возобновилось веселье. Опять заиграла музыка и девушки затеяли танец провожания жениха. Танец вела Вита — сестра Гьики. Казалось, что она не касается ногами земли, а парит над ней. Влюбленный Бойко не спускал с нее глаз. Вот так бы в самый разгар танца схватить ее и умчать!.. Но он находился далеко и мог только любоваться ею. Рядом с ним стоял Петри Зарче и высматривал среди девушек свою Василику, которую не видел вот уже несколько месяцев. Отношения его с Ферра обострились, и об этом знало все село. Но Петри все еще не терял надежды, что Василика станет его женой. Кто осмелится отнять у него любимую? Он никому ее не уступит.

Для жениха и сватов седлали лошадей, покрывали седла разноцветными веленджэ, прилаживали уздечки, стремена.

Наконец на пороге показался жених. Он был очень взволнован, губы его дрожали, на лице выступили капли пота. Он был нарядно одет и всем показался очень красивым.

Девушки прервали танец и окружили жениха. Звонко зазвучала приветственная песня. Растроганный Или поставил ногу в стремя и вскочил на коня. Выпрямился в седле, натянул поводья, дал коню шпоры.

Песня девушек зазвучала еще громче, еще веселее: