Они были не одни

Последние слова он постоянно повторял, рассказывая о своих поисках работы и хлеба. В ответ на это Гьика поведал ему о том, что делается в деревне, и оба пришли к выводу, что и в городе и в деревне один ад…

Как-то, месяцев десять назад, в базарный день Стири сообщил Гьике, что одному хорошему покупателю требуются дрова, — пусть Гьика на своем ослике и привезет их. Гьика согласился.

Покупателем оказался горожанин среднего роста с осунувшимся лицом, высоким лбом и глубоко запавшими глазами. Стири, как только его увидел, отложил работу, встал и тепло его приветствовал:

— Как хорошо, что ты зашел! Как раз здесь тот крестьянин — помнишь, я говорил о нем, — которому я поручил доставить тебе дрова. Вот он, зовут его Гьика, мой старый друг.

Господин улыбнулся.

— Спасибо, Стири, ты держишь слово. Если Гьика готов, можем тотчас же отправиться ко мне.

— Еще бы не готов! Дрова уже здесь! — откликнулся Гьика.

Дорогой неизвестный расспрашивал Гьику, как обстоят дела в деревне, каковы отношения с беем, с кьяхи^[7], с главой сельских общин; легко ли у них с дровами, с рыбой?.. На некоторые из этих вопросов Гьика ответил, а о многом умолчал. Когда он сгрузил дрова, покупатель не хотел его отпускать, не угостив на прощанье стаканчиком раки^[8]. Выпить стаканчик раки? Это предложение, как и весь предшествующий разговор с незнакомцем, немало удивило Гьику. Дело в том, что Гьика уже не раз доставлял дрова на дом разным господам в Корче. Все они большей частью были людьми черствыми, надменными и, разговаривая с крестьянами, не скрывали своего презрения. Во многих домах, после того как он сгружал дрова, хозяин или хозяйка тут же грубо приказывали ему поскорее убрать со двора ослика, чтобы он не оставил, упаси боже, после себя следов. Деньги в руки — и убирайся прочь! Случалось и так, что ему недодавали несколько леков^[9], потому что дрова якобы не такие добротные, какими они показались покупателю на базаре. В таких случаях Гьика никогда не вступал в спор, потому что никак не мог забыть происшествие, случившееся с ним несколько лет назад в доме одного эфенди. Едва он сгрузил с ослика дрова, как ослик — черт бы его побрал! — тут же, у дверей, прямо перед самой госпожой, расставил ноги и… готово!.. Во дворе лужа, сверкающая, как зеркало, и к тому же обрызган подол шелкового платья. Гордая барыня начала так кричать, точно ее ужалила змея; она — помилуй ее бог! — не скупилась на ругательства и угрозы. Сто раз назвала его негодяем, сто раз разбойником, бродягой, оборванцем, сопливым чертом и чего только еще не наговорила!

— Но послушайте, госпожа, ведь это скотина, осел… — пытался успокоить ее Гьика.

Но она ничего не хотела слушать и продолжала орать, вся багровая от гнева.

— Сейчас же вон отсюда, грязный оборванец! — и замахнулась на него палкой.

Гьика едва себя сдержал. Но все же она была женщина — что он мог с ней поделать? О деньгах госпожа и не заикнулась. Гьика махнул рукой, взял под уздцы осла и убрался подобру-поздорову.

Ему бы не хотелось, чтобы такая сцена еще когда-нибудь повторилась. Поэтому он взял себе за правило, сгрузив дрова и сунув в кошелек деньги, сейчас же брать под уздцы осла и убираться с ним на постоялый двор. И вообще, если бы не горькая нужда, он никогда бы не переступал господских порогов.

И вот случилось нечто совершенно неожиданное: незнакомец пригласил его к себе в дом выпить стаканчик раки. Что-что, а уж войти в дом Гьика никак не рассчитывал. Но делать нечего… Он привязал осла у двери и как был, в грязных опингах, вошел. Комната показалась ему настолько красивой и богатой, что он осторожно ступал на цыпочках. На самом же деле она была обставлена очень скромно: на полу постелен старый ковер, в углу стояла железная кровать, у окна — стол, заваленный книгами, и несколько стульев. Особенно привлекли внимание крестьянина книги. «На кой черт одному человеку столько книг? — подумал он. — Должно быть, хозяин — ученый человек».

Гостеприимный хозяин пригласил его сесть, вынул из шкафа бутылку, два стакана и сел рядом. Гьика не переставал удивляться: что за добрый господин!.. На рынке ему приходилось встречать многих горожан; это были главным образом приказчики из лавок, подмастерья, тоже добрые люди, но голодные и оборванные, хотя они и работали день и ночь. Если Гьика заходил к ним в лавку или мастерскую, они принимали его приветливо, но дров обычно не покупали. Да и на какие деньги они могли бы их купить? Чаще всего Гьика продавал дрова зажиточным людям. И обычно все они оказывались высокомерными и скупыми — старались выторговать у него хотя бы лек. Поэтому теперь, хотя этот господин оказался таким обходительным и даже угостил его раки, у Гьики зародилось опасение: не кроется ли за всем этим какой-то подвох? Упаси боже!.. Ведь точно так же поступал с крестьянами и глава сельских общин, когда хотел у них что-нибудь выведать. Не собирается ли и этот приветливый незнакомец нечто подобное проделать с Гьикой?

Выпили по стаканчику, выпили по второму. Затем хозяин угостил гостя яблоками и грушами. Гьика повеселел; выпил как следует и с еще большим удовольствием принялся за фрукты. Вгляделся в лицо хозяина; оно показалось ему доброжелательным и благородным, но в то же время печальным. Оно было исхудалое и какое-то зеленоватое, но, когда хозяин начинал говорить, казалось, что его уста источают мед, а из его блестящих глубоких глаз исходит некая колдовская сила.

Гьика не помнил, сколько продолжалась беседа. Говорили они о тяжелой доле крестьян. Его собеседник сразу же коснулся тех сторон крестьянской жизни, которые тревожили самого Гьику, — и это было Гьике приятно. А как хорошо он говорил! Как знал их жизнь! Будто сам жил в деревне и сам подвергался лишениям, которые терпят крестьяне. Слова этого человека разожгли любопытство Гьики: ему захотелось узнать, кто он такой и чем занимается. Неужели чиновник? Но разве он может так говорить, если сам ест казенный хлеб?

Хозяин не позволил себе ни одного дурного слова насчет правительства, но зато вполне определенно высказывался против беев. Что ж, несмотря на это, он мог оказаться и чиновником, а еще, того и гляди, — судьей. Но что нужно судье от Гьики? И станет ли судья осуждать беев?

У Гьики с чиновниками были свои счеты. Он ненавидел всех их, и в особенности судей, потому что они, и в первую очередь судьи, всегда поддерживают беев, сборщиков налогов, жандармов, богачей. Разве не судьи решили тяжбу в пользу Малик-бея и выгнали несчастных жителей Горицы из их домов? На многих примерах он мог наглядно убедиться в том, что суды враждебно относятся к крестьянам: когда бедняку нечем заплатить недоимки, сборщик налогов и глава общины обращались в суд, и судьи сдирали с крестьян последнюю шкуру. Приходилось браться за любую работу, продавать последнее имущество, последнюю скотину, чтобы тебя не выгнали со всей семьей на улицу. Да, Гьика знает тому немало примеров. «Дай бог, чтобы он не оказался судьей!..» — думал Гьика, слушая собеседника.

Поговорив о положении крестьян и о деревенской жизни, они расстались, как два истинных друга.

— Мы долго беседовали, но ты так и не сказал мне, чем занимаешься, — уходя, не выдержал Гьика.

Господин засмеялся:

— Гуляю по Корче взад и вперед.

Гьику этот ответ не удовлетворил:

— Ну, мы, крестьяне, народ простой, и нам нужно отвечать без обиняков. Скажи прямо, в чем твоя работа?

— Ха-ха! — рассмеялся хозяин. — Какой же ты простодушный, Гьика! Говорю тебе, нет у меня никакой работы, и живется мне не сладко. Но если еще привезешь в город дрова, доставляй их прямо ко мне. А забудешь адрес, спроси Стири, где живет Али, — он поможет меня найти. Ладно?

— Слава богу, что ты не судья! — невольно вырвалось у Гьики. — Значит, тебя зовут Али!..

Мучимый любопытством узнать, чем же занимается его новый знакомый, Гьика забыл спросить его имя и вспомнил об этом только теперь, когда тот назвался сам.

— Хорошо, господин Али. Так и сделаю. И если у тебя хватит денег, я готов привезти на моем ослике хоть целую рощу! — воскликнул Гьика.