Танские новеллы

— Ян Тай-чжэнь прибыла во дворец, как быть?

Накинув на себя одежду, император отнес Мэй за двойные ширмы и спрятал ее там. Вошла Тай-чжэнь.

— Где эта чертовка Мэй? —спросила она.

— В восточном дворце, — ответил император.

— Прикажите ей явиться сюда, — сказала Тай-чжэнь, — я намерена сегодня купаться с ней в Теплых Источниках.

— Но ведь она уже отстранена моим повелением, и не к лицу тебе идти с ней вместе, — возразил император.

Тай-чжэнь стала настаивать, император отводил глаза в сторону и отмалчивался.

Тогда Тай-чжэнь в ярости закричала:

— Здесь еще остались закуски, а под вашей кроватью забыта кем-то женская туфля; кто это сегодня ночью прислуживал у вашей постели столь усердно, что вы, опьянев от наслаждения, отказались от утренней аудиенции? Государь, вы должны сейчас же выйти к своим сановникам, которые ждут ваших повелений, а я останусь здесь и подожду вашего возвращения.

Сильно смутившись, император натянул на себя одеяло и сказал:

— Я нездоров и никого принять не могу.

Вконец разгневанная, Тай-чжэнь вернулась в свой дворец. Император же немедленно осведомился, где Мэй. Оказалось, что молодой евнух проводил ее пешком обратно в восточный дворец. Разгневанный Мин Хуан приказал казнить его. Забытая Мэй туфелька и головные украшения по велению императора были доставлены ей вместе с другими подарками.

— Повелитель совсем покинул меня? — спросила Мэй у посланца.

Тот ответил:

— Император не покинул вас. По правде говоря, он боится навлечь на вас ярость Тай-чжэнь.

Мэй усмехнулась.

— А бояться любить меня из-за этой толстухи разве не то же самое, что покинуть?

Мэй подарила Гао Ли-ши тысячу золотых, чтобы он отыскал поэта, который смог бы, подражая Сыма Сян-жу, сочинить ей песнь «Там, где Длинные Ворота» [215], втайне надеясь привлечь этим императора к себе.

Гао Ли-ши, который служил Тай-чжэнь и боялся ее гнева, сказал в ответ:

— Никто не сумеет написать такую песню.

Тогда Мэй сама сочинила песнь «К востоку от башни», которая гласила:

«Покрылось пылью зеркало мое, в шкатулках ароматы все иссякли; рукой небрежною расчесываю локон, простое платье легкое надев. Тоскливо, холодно в дворце лилейном, а мысль моя к тому дворцу несется, где орхидеи есть. Цвет сливы опадает, ведь это символ верности твоей; нас разлучили «Длинные Ворота», и встречам нашим больше не бывать. А тут еще глядит цветок с досадой; как будто забавляется моей печалью ива, и теплый ветер мягко шелестит; щебечут птицы радостно, весну встречая.

И в сумерках на башне я стою; услышав флейту, голову склоняю. Уж облака темнеют, день идет к закату; на чистую луну свой взор я устремляю.

Нет больше доступа к Источникам мне Теплым; воспоминанья лишь остались мне о том, как развлекалась прежде. «Ворота Длинные» наглухо заперты, забыта я навеки государем.

Еще я вспоминаю, как было прежде чисто озеро Тайи [216], когда по глади вод его я плавала, купаясь; как музыка и песни звучали на пирах, куда тебя всегда сопровождала. Теперь конец всему; и песни те, и дивные напевы — на лодке расписной, что предназначена лишь для бессмертных. Но были ведь любовь твоя и нежность и глубоки и постоянны, когда горами клялся ты и морем на веки вечные со мною быть, как солнце и луна, что отдыха не знают.

Зачем ревнивица тебе попала в милость и, ревностью своей ослеплена, похитила любовь твою и верность, меня изгнала в дальний сей дворец? Я знаю, не видать уж радостей мне прежних. Мечты мои и грезы тьмой покрыты. Одна я коротаю и ночи лунные и ясные рассветы, стыдясь встречать весенний ветер. Хотела я, чтоб мне поэт такую создал оду, как некогда писал Сян-жу, но нет ему талантом в мире равных. Еще не кончил песнь тоски он, а эхо колоколом дальним прозвучало. Я понапрасну плачу и вздыхаю, лицо закрывши длинным рукавом, и медленной, усталою походкой иду обратно во дворец, что на восток от башни».

Услыхав об этом, Тай-чжэнь сказала императору:

— Это ничтожество из семьи Цзян в своих худосочных стишках говорит о своей обиде и разочаровании. Я бы хотела, чтобы вы ее казнили.

Император промолчал. Узнав, что едет посланец из Линбяо [217], Мэй спросила своих приближенных:

— Откуда прибыл посол, не посылали ли его за мною?

— Это едет посланец с данью из далеких стран, он везет плоды личжи для фаворитки Ян, — сказали ей в ответ.

Мэй заплакала от обиды.

Когда император принимал чужеземных послов во дворце Венчиков Цветов, он приказал запечатать в пакет одно ху [218] жемчуга и потихоньку отвезти его Мэй. Но она не приняла подарка и, передав посланцу стихи, сказала:

— Вручите от меня государю.

Стихи гласили:

Прочтя это, император сильно опечалился; он приказал музыкантам сочинить для этих стихов мелодию. Отсюда и ведет свое название песня «Одно ху жемчуга».

Впоследствии, когда восстал Ань Лу-шань, император отправился на запад, и Тай-чжэнь погибла. Вернувшись обратно, император долго разыскивал Мэй, но безуспешно. Опечалившись, он решил, что во время мятежа она бежала в другие места. Был издан специальный указ, обещавший тому, кто ее найдет, повышение в чине на два ранга и миллион медных монет. Но поиски ни к чему не привели. Тогда император приказал монахам-волшебникам подняться на воздух, лететь в обитель духов и найти ее там. Ее искали на небе и на земле, но найти не смогли.

Какой-то евнух поднес императору портрет Мэй. Император признал, что портрет очень похож, и написал на нем следующие стихи:

Прочтя вслух эти стихи, он заплакал и приказал выгравировать портрет на камне.

Как-то летом император заснул средь белого дня и вдруг увидел Мэй, которая, плача, стояла среди бамбуков, закрыв лицо руками; она была похожа на цветок, покрытый росой и окутанный туманом.

— Когда вы скрылись, государь, — сказала она, — меня убили мятежники. Люди из жалости похоронили мои останки у сливового дерева, к востоку от озера.

Испуганный император проснулся весь в поту. Он немедленно приказал раскопать землю у озера Тайи, но там ничего не нашли. Сильно опечаленный, император вдруг вспомнил, что у озера Теплых Источников растет больше десятка сливовых деревьев; не там ли она лежит? Император приказал подать колесницу и сам отправился туда. Между деревьями в чане со спиртом, зарытом в землю на глубину всего лишь три чи, нашли ее тело, завернутое в парчовый покров.

Император был совершенно убит горем; приближенные не могли поднять на него глаз; он стал искать рану на теле Мэй и увидел след меча под ребром.