...И никто по мне не заплачет

Старый Клинг закивал головой, захихикал и, бедняга, тоже поднял три пальца. Раньше он часто бывал на конских рынках. У Вивиани голова вдруг беспомощно поникла. Он стал похож на Касперля Ларифари, когда тот спит возле ящика с крокодилом, покуда не раздастся предостерегающий крик детей. Внезапно Вивиани ушел. Без всякого перехода. Добрел до железных ворот и коленями ткнулся в свою маленькую Лючию, она как раз шла за ним. Он сказал ей:

Э, нет, такой ты для меня никогда не будешь, дочурка, и мама твоя не такая. Про нашу мамочку худого не скажешь. Женщина, только став матерью, становится человеком.

Девочка ничего не ответила и потянула за собой папу.

Molto delinquente! — ругнулся он про себя, потому что фруктовая водка явно поднималась кверху.

Девочка тянула его.

Леонард прошел через двор домой. Открыл дверь в кухню, где бабушка ела селедку. Он посмотрел на старуху и внезапно понял: все, что болтал Вивиани, не может быть правдой.

То был последний день каникул.

Две девочки-двойняшки Зильберштрейт из соседнего дома висли на руках своей краснолицей матери. В свободной руке каждая из девочек держала высокий остроконечный кулечек из синей глянцевой бумаги. Кулечки были полны пряников, коврижек, конфет и кусочков рассыпчатой сладкой булки. Это был первый день школьных занятий: новое поколение держало въезд в обветшавший замок таблицы умножения.

Леонард сидел в кухне на табуретке, углубившись в газету, взятую взаймы у фрау Куглер. Вакансии для лиц мужского пола: «Ищем дельного хронометриста». Что это, собственно, такое? «Нужен преподаватель для подготовки к экзаменам». «Требуется статистик по наземным сооружениям», «Гитарист для трио в баре», «Продавцы нового прохладительного напитка». «Молодым людям гарантируется заработок в тысячу марок ежемесячно». Нет, столько Лео даже и не хотел зарабатывать.

О, вот, пожалуй, и нечто подходящее: «Ищем развитого юношу, окончившего школу, для конторской работы». Он ведь, кажется, развитой. В его аттестате значилось: «Развитой юноша, несколько слишком впечатлителен, но высокоодарен».Подпись: К. Гербер, старший учитель.Или это ровно ничего не значит?

Лео записал адрес и стал читать дальше. «С 1 октября нужен торговый ученик Меркурио-Инкассо».

Опять подходящее. А вот еще: «Электротехническая контора ищет расторопного юношу, действительно желающего чему-то научиться».

Ну, что-что, а желание чему-нибудь научиться у него есть. Лео прочитал бабушке три выписанных им предложения.

Ты как считаешь, ба?

Сплошное жульничество,— отвечала старуха с бельмом.

Как так жульничество, ба?

Они только и знают, что наживаться на учениках.

Но, ба, надо же чему-нибудь учиться.

Надо, конечно, чтобы было что забывать.

Она подняла алюминиевую крышку, обожглась и несколько раз подкинула ее. Крышка так и осталась в вертикальном положении. Потом еще сказала:

Идти в науку — терпеть муку.

И опять замкнулась в унылом молчании.

Сегодня она что-то очень разговорилась.

Леонард прямым почерком переписал три адреса на новый листок бумаги.

Биви Леер сегодня с утра приступил к работе в салоне Лехнера. Он отправился туда уже в новом белом халате. Халат был длиной в три четверти, из его нагрудного кармана торчали две черные расчески и мягкая длинная кисточка; такими кисточками парикмахеры в предместьях намыливают затылки своим клиентам.

Уже в десять часов утра Биви получил разрешение вымести волосы. Они были сострижены с решительной и всклокоченной головы скотопромышленника, которому за тридцать пфеннигов ее еще и напомадили.

Была здесь и новая ученица. Ее звали Нини. Нижняя половина фигуры у нее была могучая, выше дело обстояло куда менее блестяще. Материала не хватило. Биви сразу это заметил.

Мастер Лехнер был довольно искусный Фигаро. На языке у него вертелся добрый десяток острот, которые за год Биви предстояло услышать не менее тысячи раз, и всякий раз он был обязан смеяться. Нини тоже полагалось смеяться при двух или трех более благопристойных. Согласно устной договоренности, от души смеяться должны были еще парикмахерша Анита Беллер и единственный подмастерье Август.

В первый день Биви на круг получил сорок пфеннигов чаевых за то, что чистил платье клиентов. Но Август отнял их у него, сказав, что у них уж такая система — все в общий котел.

Вечером, после закрытия салона, Биви вместе со своим халатом отправился домой. От него уже чудно пахло. На лестнице фрау Герлих сказала:

Ну, скоро уже начнем делать перманент, господин парикмахер?

Будем надеяться, — отвечал Биви. И, отвернувшись, тихонько добавил: — Старая карга!

В этот же день к серьезной жизни приобщился и Мельхиор Гиммельрейх. Этот паренек всех обогнал в своем развитии, рослый, с пушком на лице и несколько грубоватый, по склонностям. Голос у него уже ломался. Первой работой Мельхиора было выщипывание конского волоса из кушетки, принадлежавшей торговцу четками Левенштейну. Фрау Левенштейн надумала ее ремонтировать.

Кушетка еще как новая,— заметил мастер Гиммельрейх. — Просто позор, когда люди так швыряются деньгами! Форменные истерички эти бабы! Ну да господин Левенштейн отработает.

Она и вправду как новая, — деловито подтвердил Мельхиор, несмотря на свои весьма скромные профессиональные познания, и добавил еще:

Мы, конечно, положим старой дурехе старый волос?

Но мастер выбросил этот превосходный товар в кучу хлама, видную из окон дома. Он дорожил своей репутацией.

Наци Кестл, ученик каменотеса, работал уже целую неделю. У него был завязан большой палец, который он едва не раздробил на второй день учения, высекая на роскошной надгробной плите надпись: «Разлука — наша судьба. Свидание — надежда».И вдобавок первый подмастерье Вилли еще треснул его.

Рупп меньшой уже неделю служил на телеграфе, вернее, проходил испытательный срок. Пока что деятельность его ограничивалась хождением за завтраком для двух инспекторов, секретарши-разводки и синего монтера, который сидел у огромного жужжащего ящика с кабелем. Все его работодатели ежедневно подтверждали, что он отлично справляется с покупкой хлеба и колбасы. Рупп меньшой был уже на прямом пути к тому, чтобы стать образцовым чиновником.

Вертихвостка Коземунд теперь только и знала, что накручивать свои красные волосы на бигуди, ходить за молоком и бесстыдно строить глазки. Дворничиха говорила:

Вот посмотрите, скоро будет с начинкой. На что угодно поспорю.

Но охотников спорить не находилось.

У Меркурио-Инкассо, куда Лео явился совершенно один в своих заплатанных гольфах, за окошком, над которым стояло «Прием заявлений»,сидел человек с деревянной рукой. Он велел Лео заполнить анкету. В анкете спрашивалось, как зовут посетителя, и еще, какова цель посещения. В эту рубрику Лео просто вписал: «Поступление на службу».

Человек с протезом потянул за тонкую проволочку на своей искусственной руке, и лакированные пальцы мигом схватили листок.

Поступление на службу, это не слишком точно, — сказал он. — На какую, собственно, службу?

Лео ответил:

Вы же ищете ученика.

И вытащил свой аттестат.

Это место уже занято, — сказал инвалид и со скучливым лицом подал ему обратно анкету.

Да, но...

Своей патентованной рукой инвалид снял трубку с телефона и довольно подобострастно заговорил в нее.

С кем имею честь? Минутку, господин начальник Кихле из Бубы, переключаю, прошу!

Лео, пятясь, вышел из помещения.

Что еще за Буба такая? Это звучало неуютно и устрашающе. Лео рад был, что очутился на улице. Он вытащил зеркальце из кармана, посмотреть, какой у него сейчас вид. Да, вид и вправду был обрадованный. Лео двинулся на Майштрассе, где искали расторопного молодого человека для работы в конторе. Он все время жался к стенам. Эта привычка тоже была следствием заплатанных штанов.

На Майштрассе ему пришлось подняться на третий этаж свежеоштукатуренного дома. Там он прочитал табличку на двери: «Контора по найму».Наверно, это то самое, потому что рядом, на второй двери значилось: «Районный старшина трубочистов Вейр».Трудно было предположить, что господин Вейр заодно еще нанимает и конторских служащих.