...И никто по мне не заплачет

Когда круглый месяц, как тонкая облатка, медленно скользил по небу, молодые обитатели Мондштрассе отправлялись на берег Изара. Там росла пахнувшая горечью ива и еще пахнул болиголов, а иногда и повилика.

Когда было тепло, вечер синел и зеленая река, устав, словно на цыпочках, совершала свой путь, мальчики брали с собой плавки, и Марилли, конечно, с Ханни в качестве сопровождающего ее лица приходила тоже. У них под легким летним платьем уже были надеты купальные костюмы, а белые резиновые шапочки они крутили на пальце.

Лео, Мельхиор и другие надевали там треугольные плавки с нашитой спереди звездой. У Руппа меньшого сбоку даже была вышита цветная монограмма Р. Б.Когда друзья спрашивали, кто же это ее вышил, они допускали, что Рупп ответит: девочка. Но он только таинственно ухмылялся и ничего не отвечал. Разумеется, монограмму вышил он сам.

За молодыми кустами раздевались молодые мужчины. Парикмахер Биви, который зарабатывал больше всех, очень кичился своими трусиками из синей шерсти с белой полосой и желтым кушаком. Зато у Наци была самая широкая грудь, и он без устали швырял в воду — на целый метр — камни фунтов по тридцать, которые лежали кругом в изобилии. Но швырял всегда в одиночестве. Мельхиор приносил с собой старое одеяло и расстилал под ивами. Все мальчики рассаживались по его краю, по самому краю, чтобы девочкам осталось больше места посередке. Ханни в купальном костюме, угловатая, как ящик, с готическими стрельчатыми ногами, тоже принималась в компанию.

Затем они входили в ласково теплую воду. Приятнее всего она была там, где сбегала с мостков и, вобрав в себя воздух, вскипала, как лимонад. Она щекотала. Молодые мужчины первыми входили в воду. Они разбегались, широко расставляя руки, и затем делали прогибание, так что ныряли уже вертикально и почти без всплеска. И под водой оставались долго, покуда втянутый в легкие воздух не начинал молотом стучать в голове. Лео занимал второе место по долготе ныряния, потому что натренировался с детства. Первое принадлежало Наци.

Марилли тоже прыгала в воду. Вниз головой, но сложив руки. Мальчики иногда очень глубоко ныряли в зеленую водяную дыру, потом подплывали к Марилли и щекотали ей пятки. Тогда она кричала, громко и пронзительно. Под водой Лео уже дважды тронул ее за грудь. Д когда вынырнул вблизи от нее, она сказала не так уж сердито:

Эй, ты!

И высунула палец из воды, потому что отлично умела плавать, загребая одной рукой.

Иногда все они ныряли за карманным зеркальцем Лео, которое блестело даже впотьмах на дне, а не то Марилли бросала что-нибудь в воду. К примеру, серебряный шарик, скатанный из обертки сигарет. Что тут начиналось! Каждый готов был скорее удавиться, чем вынырнуть без шарика. Хотя мало-помалу все стали замечать, что Марилли отдает предпочтение Лео. Остроугольной Ханни, которая, прежде чем поглубже войти в воду, долго брызгалась и прижимала к груди руки с отогнутым большим пальцем, а потом вскрикивала и захлебывалась водой, приглянулся парикмахер Биви. Его друзья заметили это и, случалось, говорили:

Тебе подвезло, старина, мог найти еще пострашнее.

А Биви отвечал:

Лучше уж без хлеба сидеть.

Когда после купанья, присев на краешек одеяла, он играл на губной гармонике, остальные тихонько покачивали головами и в нос подпевали ему, а он ощущал такую тоску, что даже Ханни казалась ему красивой, особенно если закрыть глаза.

Лео как раз вернулся из квартиры заказчика, где чинил штепсель. Такой мелкий ремонт он уже умел производить самостоятельно. Когда он пришел в мастерскую, младший монтер Шалерер сидел у верстака и спал. Работы было мало. В руках он все еще держал шнур от утюга, к которому приделал новую вилку. Перед ним стоял ингалятор, наполовину полный зеленой жидкости.

Из «смотровой щели» тотчас же показалась голова Ганса. Он приложил палец к губам и кивнул Лео — торопливо и настойчиво. Лео осторожно полез на стремянку и, держась за живописные рабочие штаны Ганса, не без труда просунул голову в дырку. Ганс трясся от беззвучного смеха.

Сейчас он ее прижмет, — прошептал он и раза два выразительно ткнул Лео в бок.

Лео смотрел в щелку.

В магазине за входной дверью из матового стекла, через которое с улицы ничего не было видно, господин Вертеле приставал к своей секретарше.

Хватит тебе притворяться! — твердил он.

Нет, на этот раз ты сначала подпишешь, — упорствовала раскосая мордашка.

Господин Вертеле, схватив ее за локти, выкручивал ей руки назад. Но свободной руки для дальнейших действий у него не было. А как только он отпускал одну руку, фрейлейн Хегеле, занявшая отличную защитную позицию у стены, опять его отпихивала.

Я сейчас всерьез разозлюсь! — предупредил ее хозяин.

Нет, я словам не верю, не такая я дура, как ты думаешь, — говорила девица, продолжая сопротивление.

Господи ты боже мой, да я же не возражаю, — заверял ее господин Вертеле.

Ты это всякий раз говоришь...

Голос ее звучал плаксиво. Немного погодя этот же голос произнес:

Вон лежит бланк для больничной кассы. Там проставлено повышение оклада на двадцать марок. Ты сейчас же подпишешь! Не такая уж я идиотка!

Ладно, дурища, будь по-твоему! — говорил хозяин. — После я подпишу.

Нет, сейчас же, иначе ничего тебе не будет.

Господин Вертеле опять попробовал пустить в ход обе

руки. Но фрейлейн Хегеле укусила его за палец.

Он отступил, сказав:

Другая рада была бы занимать такое положение.

Как бы не так! — отвечала фрейлейн Хегеле, — положение, которое вам нужно, и впрямь прекрасное положение. Вон лежит бланк, господин Вертеле, — надув губки, добавила эта девица.

Хорошо, — сказал он, — очень хорошо таким образом использовать беду мужчины.

Затем оба парня в подвале услышали, как он со скрипом что-то пишет. Стукнула ручка, брошенная на стол. Зашуршала бумага, и голос господина Вертеле произнес:

Ну, сейчас тебе придется расплачиваться.

Фрейлейн Хегеле ровно ничего не сказала. Ганс стал колошматить Лео в бок, и тот увидел, как она открыла дверь и с наружной стороны кнопкой прикрепила табличку: Скоро вернусь.Эти таблички продавались готовые. Затем она заперла дверь изнутри и прошла в угол за дверью. Наблюдателям стали видны только ноги обоих. Да еще они слышали шуршание одежды. Господин Бертеле молчал как рыба, и фрейлейн Хегеле тоже. Только раз она прошептала:

Осторожней, слышишь.

Давясь от сдерживаемого смеха, Ганс ткнул Лео в бок так, что тот поскользнулся и полетел со стремянки высотой в два метра шестьдесят. Падая, он увлек за собой баллон с разжиженной серной кислотой, нужной для зарядки аккумуляторов. Десятилитровая бутыль глухо шлепнулась на пол, но еще раньше шлепнулся Лео. Словно разгневанный лимонад вспенилась лужа, в которой он лежал. Он почти не ушибся, но кислота залила всю его одежду. Младший монтер мгновенно проснулся. Схватил кадушку, полную застоялой воды, в которой они охлаждали запаянный кабель, и вылил на поверженного Лео. Ганс тоже живо очухался, покинул свой наблюдательный пост, предварительно закрыв дырку, и поставил лестницу в угол. Он поднял Лео, очень осторожно, чтобы не дотронуться до кислоты, и сказал:

Олух ты, эта штука все проест, до рубашки.

Они вывели Лео в подвальную прихожую. Велели ему раздеться донага и еще окатили его из двух кадушек.

По счастью, только несколько капель кислоты попали Лео на локоть. Но штаны погибли. Они шипели, те самые, с заплатанным задом. Слава богу, они исчезли с лица земли.

Эх вы, идиоты! — сказал младший монтер. — Как это вас, дураков, угораздило?

Он достал из-под верстака некогда белый халат, который позабыл здесь давно уволенный монтер с более высокими запросами, и вручил его Лео. Лео надел халат. Тут пришел хозяин. Когда он увидел, что произошло, вид у него сделался отнюдь не любезный. Но он только коротко сказал:

Вычтем из жалованья.