...И никто по мне не заплачет

Что там такое?

Случилось что-нибудь? — спросила вдова Штоль.

Фрау Кестл, перегнувшись через перила, крикнула

ей в ответ:

Понятия не имею.

Уж наверно, ничего путного, — высказалась фрау Юнгфердорбен.

Моросил дождь. Полицейский был в накидке и под се покровом думал свою думу. Собственно, это дело оперативника. Компетенция пятого уголовного, а его никак не касается. Он обязан был только принять заявление и передать его по инстанциям. Опрос подозреваемого и этой Коземунд должен производить четвертый отдел, то есть полиция нравов. Но дворничиха так пристала, что не отвертишься. Жестянщик Блетш еще на лестнице погнался за вертихвосткой, и совесть у обоих была так нечиста, что они забыли ведро с углем. На первом этаже. Она, фрау Герлих, унесла его. Дворничиха всегда может наделать неприятностей, вахмистр это знал по опыту. Даже полиции. Поглядеть, что там такое, он, конечно, вправе. Этого ему никто не запрещал. Вдобавок это вообще какой-то дурацкий дом. В нем живет длинноносый Вивиани и полоумный Клинг с вечными поклепами на зятя. Внебрачных детей в этом доме тоже хоть пруд пруди. Что ни день, там что- нибудь случается.

Хозяин «Старых времен» стоял у дверей и приветствовал вахмистра:

Мое почтенье.

А тот вытащил руку из-под накидки и приложил к козырьку. Затем они вошли в подъезд. Вахмистр возглавил шествие по лестнице и сказал дворничихе:

Приведите-ка девчонку.

С третьего этажа уже спускались угрюмая Юнгфердорбенша и вдова Штоль. Фрау Кампф стояла в рамке своей свежепокрашенной двери. Вахмистр позвонил к Блетшу. Никто не отзывался. Он позвонил вторично, оглянулся, как положено. Что делается за его спиной? И увидел Матчи Коземунд, которая по требованию дворничихи вела свою красноволосую дочь. Обе они смотрели на собравшихся почти бесстрашно. Марилли уже все рассказала маме. Ровно ничего не было, а это ведь еще не запрещается.

Сейчас разберемся!— сказала Матчи.

Вид у нее был как у борца в весе мухи при первом ударе гонга. Полицейский позвонил в третий раз. Он очень сильно нажал кнопку, словно от этого звонок мог громче звонить, и пальцем ткнул в пол возле себя — это значило, что там должна встать Марилли. За дверью Блетша была тишина, слышалось только радио. Наконец дворничиха сказала:

Не сходить ли мне за слесарем Мюллером?

Да, надо его позвать, — после недолгого раздумья решил полицейский.

И опять нажал звонок. Правой рукой он ухватил запястье юной Коземунд, словно собираясь ее арестовать, но тут мигом подоспела Матчи.

Не трогать моего ребенка!

Полицейский взъелся:

Как вы со мной разговариваете!

Кто-то из зевак прошипел:

Может, лайковые перчатки надеть, чтобы к этой вертихвостке притронуться?

Судя по голосу, это была жуликоватая вдова Штоль.

Тем не менее полицейский выпустил руку Марилли.

Но ведь он же ничего над собой не сделал? Это же смертный грех,— плаксиво протянула фрау Юнгфердорбен.

Кулак вахмистра барабанил по обшивке двери. Между юбок любопытных женщин протиснулись бритоголовые мальчишки Гиммельрейхи. Полицейский сказал:

Шли бы вы по домам, ну и народ! Чего тут глазеть, я нахожусь при исполнении служебных обязанностей.

Жена обойщика шепнула вдове Штоль:

Я читала, что один человек отравился газом, а почтальон звонил в квартиру, и на звонке изнутри получилась искра, газ взорвался, и почтальона уложило на месте. Прямо у дверей.

Вдова кивала, а фрау Кестл, которая толком всего не расслышала, но хотела принять участие в разговоре, заметила:

Да, да, его разорвало на куски!

Не разорвало, а уложило на месте, — поправила Гиммельрейхша.

Ну да, да, я это и хотела сказать. Тс-с.

Вахмистр перестал молотить кулаком дверь, а дерзкий Мельхиор потянул его за накидку и сказал:

Вот что, господин полицейский, я посмотрю, где ж это Мюллер застрял.

Полицейский смахнул мальчишку, как жука, со своей мокрой накидки и повернулся к собравшимся. Лицо его, разумеется, приобрело официальное выражение. А взгляд по узкоколейным рельсам прямиком устремился на стену. Народ сразу же успокоился, заметив этот взгляд представителя власти. То было око закона. Именно таким оно должно было быть.

Входная дверь внизу засопела. Тяжело ступая на всю ступню, пришел слесарь. В одной руке он держал железный обруч, на котором болталось множество отмычек. В другой нес сумку с инструментами, под каковую был приспособлен старый ранец. Когда дворничиха, придя к нему, сообщила, что от него требуется, он снял с гвоздя синюю фуражку с кокардой и надел на голову. И тут же переменились его лицо, походка и почасовая оплата, теперь он уже был полуофициальным лицом, вроде как блюститель порядка, стрелочник или швейцар. Хотя каждый мог приобрести такую фуражку в магазине Гутмана. И без всякого удостоверения. Когда изгородь из любопытных перед дверьми Блетша беззвучно раздвинулась, слесарь Мюллер приложил свой корявый палец к козырьку, приветствуя полицейского, а тот, откинув пелерину, ему ответил. Но, конечно, так, как офицер отвечает на приветствие незнакомого ефрейтора.

Сейчас мы это устроим, — сказал слесарь Мюллер, а вахмистр ровно ничего не сказал, только пропустил его к двери.

Не такой он дурак, чтобы дать приказ ломать замок! Если с этим Блетшем ничего не случилось, а он просто отправился погулять, комиссар ему здорово намылит холку. А теперь что ж! Это дворничиха привела слесаря. Или не совсем так? Осторожность — мать служебной карьеры...

Черт возьми, ключ торчит изнутри, — объявил слесарь.

Ключи и отмычки очень занятно звенели на его железном обруче, и мальчики Гиммельрейхи благоговейно взирали на них: неужто эти отмычки могут отпереть любой несгораемый шкаф или потайную дверь? Сейчас слесарь взял острые щипцы и всунул в замочную скважину. Однако они оказались слишком велики, а, может быть, замочная скважина слишком мала, и дворничиха, стоявшая с важным видом, чуть приоткрыла рот, словно он был замочной скважиной и щипцы теперь могли легче войти.

Придется взломать, — сказал слесарь и взглянул на полицейского, который в свою очередь бросил вопросительный взгляд на фрау Герлих, словно передавал эстафету. Она кивнула, впрочем, довольно неуверенно. После этого слесарь Мюллер подсунул под замок стамеску. Сказал:

Ну, пошла! — и вырвал кусок толщиной с палец из дверной доски.

Дворничиха испуганно прошептала:

Господи помилуй, дверь, господин Мюллер, дверь!

Раз уж надо взламывать, ничего не попишешь, — холодно возразил слесарь, он сам понимал, что схалтурил.

И снова взялся за дело. На этот раз он сначала ударил по стамеске молотком, который глубоко ее вогнал, дерево раскололось вокруг замка. Слесарь поднажал, да так, что под синим козырьком сразу набухли две жилы. Дверь закачалась на петлях, вышла из пазов и поддалась.

Вахмистр на шаг отступил перед неизвестностью. Этому его учили в школе полицейских... Мера предосторожности... А что усвоено, то освоено. Затем он легонько нажал на дверь. Она открылась, и лицо удавленника уставилось на столпившихся людей, словно говоря: «Эх!»

Святой Флориан!—-пронзительно крикнула фрау Гиммельрейх (хотя св. Флориан, собственно, отвечает за наводнения и пожары). Фрау Штоль, ахнув, всплеснула руками с золотым вдовьим перстнем на пальце правой, фрау Кестл — лицо у нее было цвета зеленого сыра — тоже взвизгнула, но тут же сделала шаг налево, со своего места ей никак не удавалось увидеть мертвеца в петле.

Марилли Коземунд сделала то. что только и было естественно в этих обстоятельствах. Увидев страшное лицо своего помощника, она испустила крик, самый визгливый из всех имевшихся в ее распоряжении, отбежала к стене и... ее вырвало. Она уперлась рукой в стену и склонила лоб на руку. Матчи, мать, придерживала возле ушей ее красные волосы, чтобы не выпачкались.

Живо, бегите к телефону! — сказал дворничихе Герлих полицейский, вид у него, по правде сказать, тоже был неважный.— Вызывайте 3-83-31, попросите к телефону кого-нибудь из первого отдела, отдела убийств, и скажите им, чтобы немедленно ехали сюда.