Гулящая

ценко.

- Все! - крикнул Довбня.- Все они одним миром мазаны! Такая уж порода проклятая... И все-таки, говорю тебе, жаль девку. Пропадет ни за грош! Пойдет по рукам и заживо сгниет!

- Ну, это уж твое дело, как хочешь, так и делай,- ответил Проценко, останавливаясь.

Они как раз дошли до перекрестка, где дороги их расходились: Проценко надо было свернуть направо, в улицу, а Довбне - идти прямо, через площадь.

- А что бы ты сделал на моем месте? - спросил Довбня.

- Не знаю, не бывал в такой переделке.

- Не бывал? Смотри и не попадай. Нет ничего хуже, когда тебя надвое разорвут... Он вот,- и Довбня ткнул себя пальцем в лоб,- говорит: наплюй на все! Так уж повелось на свете, что всяк чужой век заедает. А оно глупое! опустив руку к груди и показывая пальцем на сердце, продолжал Довбня,- от жалости плачет, разрывается!.. Тьфу!

Проценко зевнул.

- Зеваешь? Спать хочешь?

- Пора уже.

- Ну что ж, пойдем.

- Нам тут расходиться,- намекнул Проценко.

- А, расходиться? Ну, прощай!..- И Довбня первый пошел прочь от него.

- Нет, погоди! - крикнул он, останавливаясь.

- Чего?

- Хорошие, брат, люди поп с попадьей. Она хорошая... Как ты думаешь?

Довбня ляпнул такое, что Проценко только плюнул и, ничего не отвечая, зашагал дальше.

- Молчишь? Знает кошка, чье мясо съела, вот и молчит! - говорил сам с собой Довбня, бредя по площади. Он часто спотыкался, пошатывался, не замечал луж, блестевших на дороге, и, угодив в грязь, ругался; вылезал и снова плелся дальше, не зная куда, не зная зачем.

А Проценко, оставшись один, вздохнул с облегчением. Он боялся, как бы Довбня не напросился к нему ночевать... Пьяный будет болтать всю ночь!.. Добро бы - о чем-нибудь путном, а то - об этой потаскушке... Тоже мучится человек, убивается. Чего!

Проценко стал раздумывать над всем тем, что наплел ему пьяный Довбня... "Нет ничего хуже, когда тебя надвое разорвут. Ум говорит: наплюй! а сердце другое поет... Странное дело!" - думал Проценко, удивляясь не тому, что случилось с Довбней, а тому, что так вообще бывает. В своей жизни он не мог вспомнить ничего подобного: она его всегда выносила на легких крыльях счастья и удачи. Раз как-то повернулась она к нему своей оборотной стороной, закружила в бездонном омуте, но и то не увлекла на дно, а сразу вынесла наверх, на чистые и тихие воды и помчала-понесла вперед к счастливому берегу, оставив в душе только горькие воспоминания о заблуждениях, свойственных молодости. В другой раз это не повторится! Нет, не повторится - гнал он прочь неприятную мысль, которая вдруг пришла ему на ум... "Жизнь - удача,- продолжал он думать.- Бери от нее все, что она дает; бери на время, зная, что нет ничего вечного; не жалей о том, что проходит мимо тебя; не зевай, если оно само плывет тебе в руки!"

Ни глубокая ночная тьма, ни глухие и безлюдные улицы - ничто не мешало Проценко предаваться своим мыслям, напротив, еще больше помогало им расти и шириться. Они овладели им целиком, словно окутали