Гулящая

етались; на глаза упала прядь волос; он ничего не замечал. Видно, его уже разобрало.

- Теперь, чур, не сердиться! - повернулся Довбня к попадье.

- Никола! Признавайся, как на духу...- И он стал шептать что-то попу на ухо.

Поп засмеялся, а у Проценко дыхание захватило в груди... "Ну, теперь пойдет катавасия!" - подумал он, переводя взгляд на попадью; та, весело сверкая глазами, пристально смотрела на Довбню.

- Признавайся: давно? - громко спрашивал Довбня.

- Да ну тебя, не выдумывай! Не надо... Давай лучше выпьем! отмахивался поп.

- Не хочешь признаваться? А я бы тебя обрадовал!

- Ну, а если давно, так что тогда будет? - сверкая глазами, спросила попадья.

- Сын будет!..- брякнул Довбня.

- Браво-о! Браво-о! - крикнул поп и бросился обнимать Довбню.

Попадья застенчиво улыбнулась, потупилась и украдкой взглянула на Проценко; тот стоял и мрачно смотрел, как поп расцеловывается с Довбней.

- Нам весело, а тебе грустно? - тихо спросила Наталья Николаевна, подбежав к нему.- Вот видишь, какой он хороший! - громко прибавила она, показав глазами на Довбню.- Весельчак, балагур. Не чета тебе - ну, что ты, точно язык проглотил!

Проценко еще больше насупился.

- Ну, будет, перестань!.. Ты сердишься? - спросила она и, наклонившись, сказала ему на ухо: - Что, если Довбня угадал?!

Проценко заметил, как дрожат у нее руки и горят глаза, как пылает она вся; ему показалось, что она готова броситься ему на шею. Он отскочил от нее, и, подбегая к попу, сказал:

- А знаете, что говорит Наталья Николаевна?

- Григорий Петрович! - крикнула попадья, топнув ногой.- Рассержусь!.. Ей-богу, рассержусь!

- Наталья Николаевна говорит...- начал Проценко.

Попадья, как кошка, прыгнула к нему и обеими руками закрыла ему рот. Тонкие пальчики так и впились ему в губы.

- Наталья Николаевна говорит... выпить еще по одной,- крикнул Проценко сквозь ее пальцы.

- Правильно! правильно,- басом гудит Довбня.

- Можно выпить! надо выпить! - гогочет поп.

- И я! И я! - кричит Проценко и, налив себе полрюмки, выпивает.

Довбня и поп не заставили себя ждать и выпили по полной.

Всем стало так легко, так весело. В комнате поднялся шум, гам, хохот. Поп просил Довбню задать тон на лаврскую аллилуйю; а тот, слоняясь по комнате, заводил жука; Проценко сидел в уголке зюзя зюзей и сверкал глазами; попадья бегала по комнате, бросалась то к одному, то к другому, то и дело толкала в бок Проценко, щипала ему руки.

- Давайте играть в носки! - крикнула она и бросилась за картами.

Вот она уж и карты сдала.

- Ходите!

- О-о, спать хочу! - крикнул поп и, пошатываясь, поплелся в другую комнату.

Гости, увидев это, схватились за шапки.

- Куда же вы? Пусть себе спит, а вы посидите,- просила попадья.

- Пора! пора!

Довбня выпил еще на дорогу и, ни с кем не прощаясь, пошел через кухню.

- Не ходите туда! Я вас проведу другим ходом,- крикнула вслед ему попадья.

Довбня недоумевающе поглядел на нее, махнул