Гулящая

адони.

- Долго мне жить? - сверкая глазами, спросила попадья.

- Сто лет! - воскликнул Довбня, прикрывая ее ладонь своей жесткой рукой. Подержав немного, он приник к ней ухом.- Прижмите покрепче! - сказал он.

- Вы и в самом деле, как знахарь! - прощебетала она.- Что же вы там услышите?

Довбня ничего не ответил - он слушал. Потом поднял голову, снова положил попадье на ладонь свою руку и, глядя ей прямо в глаза, улыбнулся. Кровь, пульсируя у нее под тонкой кожицей, трепетала под его жесткой рукой: он слушал, как бьется она, точно мышка, щекочет ему ладонь.

Попадья чему-то засмеялась звонко и радостно. Поп весело подпрыгнул и крикнул:

- Магарыч! Магарыч!

Один только Проценко стоял грустный и пристально глядел то на Довбню, то на попадью. Он видел, как загорались ее глаза, как покрывалось румянцем бледное лицо... Сердце у него вдруг забилось, заныло.

- Колдун! колдун! - кричал поп, бегая по комнате и радуясь, что Довбня развеселил Наталью Николаевну.- За это надо выпить! Ей-богу, надо выпить!

- Что же вы там услышали? - пристала к Довбне Наталья Николаевна, когда он убрал руку.

- Поднесите! - показал Довбня на бутылку.

Попадья мигом схватила рюмку, налила и поднесла Довбне.

- Капельку! Одну капельку! - просил тот, отстраняя рюмку.

Попадья отхлебнула с полрюмки и тут же долила. Довбня залпом выпил рюмку.

- Всем! всем поднести! - орал поп, хлопая в ладоши.-Ура-а-а!

Наталья Николаевна бросила на него недобрый взгляд.

- И вам, Григорий Петрович, поднести? - стрельнув глазами на Проценко, спросила она.

- Всем! всем! - глухо сказал Довбня.

- Мне чуточку. Я не пью,- отнекивался Проценко.

- Надо делать, как знахарь велит! - с улыбкой ответила попадья. Водка уже бросилась ей в лицо, ударила в голову, в глаза; она слышала в ушах веселый шум.

- Не все то правда...- начал было Проценко, беря рюмку.

- Или не всякому слуху верь! - перебил его Довбня.

Проценко бросил на него презрительный взгляд.

- Вы и в самом деле, как колдун, разговариваете. Мне даже страшно делается! - сказала попадья.

Тем временем Проценко, отпив из рюмки, сморщился и поставил ее на стол.

- А мне? - сказал отец Николай.

- Только этого не хватало! Ты что, мало на крестинах выпил? - крикнула на него попадья.

- Всем! всем! - басом прогудел Довбня.

Попадья налила рюмку попу; тот не только всю выпил, но и донышко поцеловал.

- Мир! мир! - закричал Довбня.

- Что же вы услышали? - допытывалась у него попадья.

- А вам хочется знать?

- Конечно, хочется.

- И вы не рассердитесь, если я скажу правду?

- Только не врите!

- Зачем врать? Слушайте же...

Все насторожились.

- Нет, давайте еще по рюмочке опрокинем! - сказал Довбня.

У попадьи глаза разгорелись, как угли, лицо пылало; только под глазами темнели круги. Она мигом схватила рюмку и бутылку и поднесла Довбне и мужу. Проценко не захотел пить; он смотрел на Довбню, который ходил по комнате: ноги у него заплетались;