Пером и шпагой

моря, осадные гаубицы с суши колотили ядрами в башни крепости. Русским отвечали 80 пушек из цитадели. Но моряки и солдаты напрасно старались: Фермор боялся решить дело отчаянным штурмом и перешел к осторожной осаде.

- Пошлите парламентера к мемельскому коменданту, - наказал он к вечеру. Может, он пожелает и так сложить оружие?

Комендант послал парламентера к черту и запалил мемельские предместья. При свете пожаров, всколыхнувших мрак ночи, русские солдаты копали шанцы. Осада началась по всем правилам военного искусства, как того и желал Фермор, убоясь штурма, когда, как известно, солдаты правил классических избегают.

Впрочем, и осаду гарнизон Мемеля не выдержал: он прислал своих парламентеров с просьбой о пощаде. Фермор сидел в голубом шатре, насквозь пронизанном солнцем, когда депутация горожан и гарнизона принесла ему связку ключей от Мемеля: шесть здоровенных пудовых отмычек от крепостных ворот (теперь их можно видеть в музее артиллерии в Ленинграде).

- Губернатор фон Левальд, - заметил глава депутации, - повелел коменданту нашему сдать город Мемель на почетных условиях, чтобы гарнизон, казна и оружие в крепости не остались.

- Нельзя того! - отвечал Фермор, забирая ключи.

- Пощупайте подушку, - шепнул ему глава депутации. Подушка, на которой лежали ключи, была тяжела от золота, зашитого внутри нее, и Фермор отпустил парламентеров.

- Хорошо, - разрешил он. - Можно гарнизону выйти с оружием, но без отдания воинских почестей...

Заскрипели ворота и - под барабанный бой - гарнизон крепости ушел из Мемеля. На узкие купеческие улочки с гиканьем влетели казаки. Молодцеватые калмыки, подоткнув полы ярких халатов за пояса, загоняли лошадей в сады, пусть кони мягкими губами оберут с земли опавшие от канонады яблоки.

Комендантом крепости был назначен молодой Суворов.

Вечером 24 июня Мишуков прошел в шатер Фермора.

- Что есть измена? - спросил адмирал по-английски. - И каково ее карать по "Регламенту воинскому"? - Добавил потом уже по-русски:

- Рази есть смысл, что пруссаки с пушками ушли?

Виллим Виллимович поднял рыжие глаза на старого адмирала.

- Захара Данилыч, - ответил он, как москвич, чисто по-русски, - война ведь имеет еще и законы рыцарства! Без лишней крови удобнее жителей Мемеля к присяге на верность России приводить. Сами в подданство наше лезут - без понуждения!

Апраксин, когда ему доложили об этом "рыцарском" поступке Фермора, пришел к печальному выводу:

- Опять нам из Питера попадет. Тамотко при дворе охти как мною недовольны: будто сплю я тута... Во, жизнь собачья!

Чтобы оправдать себя перед Петербургом, Апраксин размашисто бросил свою армию вперед - на Кенигсберг, отрезая войска фон Левальда от столицы Восточной Пруссии... На Бестужеве-Рюмине давно горела рубашка, и теперь он подстегивал фельдмаршала действовать смелее, - сейчас канцлер нуждался в успехе армии, пусть даже малом, чтобы замолчали его противники. Апраксин шел вперед - в страхе, в опаске, в поту...

Левальд убрался