Форпост в степи

— Ты неправильно мыслишь, брат мой, — возразил Ергаш. — Казакам–кандальникам обратного пути нету. Они уже сколько времени воюют со мной и возвращаться не собираются. Идти им некуда. На каторгу они добровольно не пойдут. Им проще всего перебить твоих воинов и перезимовать в твоих юртах. Надеюсь, ты топливо на зиму заготовил?

Юсуп, задетый за живое, поморщился, но не ответил брату.

— Сияркул, — позвал он старшего сына, — подойди ко мне, мой мальчик.

Тот быстро опустился на колени перед отцом и уважительно поцеловал край его халата.

— Иди и отправь воинов Ергаша на дальний стан, — сказал Юсуп. — Пусть отдохнут, отъедятся, пока брат мой погостит у меня в юрте.

Словно кнутом, хлестнули горячего сабармана слова: «Погостит у меня!»

Сияркул направился к выходу, за ним следом поспешил и Ергаш, но был остановлен повелительным окриком Юсупа:

— Я же сказал, чтобы остался со мною, брат! Давно не виделись и найдем о чем с тобою поговорить!

Ергаш вернулся, сел на указанное Юсупом место и, переполненный досадой, облокотился о подушку. «Я тебе еще это припомню, братец, — зло подумал он. — Тебе еще отольется мое унижение!»

Они сытно поужинали вкусным пловом.

Как, значит, далеко все зашло, если он, грозный сабарман Ергаш, имя которого наводило ужас на степь, в одно мгновение перешел в подчинение своего младшего, никогда не блиставшего умом и храбростью брата. Нет, все же сильно обидел его Юсуп, плюнул в душу — не поставил даже в один ряд со своим сыном.

— Я велел зажарить наутро барашка, — сказал неожиданно Юсуп, отвлекая брата от его мрачных мыслей. — А ты помнишь, когда я, униженный и побитый казаками, гостил в твоей юрте?

— Помню, — хмуро ответил Ергаш, садясь повыше.

— Давно это было, — мечтательно вздохнул Юсуп. — Хотя и не очень. Я рад оказать тебе посильное гостеприимство, брат, как ты оказал его мне когда–то!

— А ты не боишься, брат, что казаки к тебе нагрянут? — спросил Ергаш. — Они злы и вооружены сейчас неплохо.

— Мне нечего бояться, — хмыкнул самоуверенно Юсуп. — У меня триста воинов.

— А казаков не меньше сотни, — нахмурился озабоченно Ергаш. — Не мне тебе говорить, что это сила значительная!

— Уж не предлагаешь ли ты мне сдаться, брат? — притворно озаботился Юсуп. — Или бежать подальше, на дальнее стойбище?

— Нет, ничего такого я тебе не предлагаю, — хмуро ответил Ергаш. — Пойду–ка я навещу старика Умара, если позволишь, брат?

— Отчего же, позволю, — улыбнулся тот. — Можешь и заночевать в его вонючей юрте, если захочешь. Старик едва жив и даже овец пасти из своей норы не выходит!

В мрачном настроении Ергаш покинул шатер брата и пошагал вверх по руслу реки. Он знал, что в нескольких верстах от стойбища Юсупа стоит одинокая юрта их престарелого дяди Умара, который проживал в одиночестве и не досаждал никогда Юсупу просьбами о помощи.

И вот он подошел к жилищу дяди. Степь да степь кругом. Луна сияет, как солнце. До ближайшего аула верст пятьсот, а до Оренбурга или Яицка и того больше.

Встретивший его Умар, виртуозно матерясь по–русски на всю степь, разогнал палкой собак и пригласил Ергаша в свою юрту.

— Есть будешь? — спросил он гостя.

— Нет, я уже сыт по горло, дядя, — ответил ему сабарман.

— Араку будешь? — спросил тогда дядя.

Ергаш неопределенно пожал плечами.

— Пей арака, долго жить будешь, — наполняя пиалы, забормотал довольный приходом племянника Умар. — Голова думает, ноги не ходят.

Они выпили, и старик взял в руки старенькую домбру.

— Я хотел бы, чтобы у тебя, Ергаш, были тысячи всадников! — пьяно пожелал он. — А силы — как у богатыря Рустама!

Умар забренчал игривую мелодию. Веселье не изменяло ему. «Может быть, и в самом деле не так все мрачно? — подумал, хмелея, Ергаш. — Может быть, все обойдется, и Юсуп, проснувшись утром, даст мне своих воинов?»

— Что, Юсуп от тебя нос воротит? — не прекращая играть, спросил старик.

— Захотел надо мной возвыситься, братец? — заплетающимся языком ответил Ергаш.

— А ты внимания не обращай на этого ишака, — посоветовал «по–родственному уважительно» Умар и кивнул на пустые пиалы. — Налей–ка нам еще, племянничек!

* * *

Когда Ергаш проснулся, лампа была потушена. Умара в юрте не оказалось. Он вышел на улицу и услышал выстрелы. Грохот шел от аула Юсупа. «Казаки пожаловали», — с тоской подумал он и увидел скачущего к юрте Умара коня. Изловчившись, он ухватил за уздечку перепуганное животное и с удивлением заметил, что конь красив, статен и… под седлом. Ергаш погладил жеребца по вздрагивающей от прикосновения его руки шее.

Конь радостно переступал задними ногами, высоко поднимая их.

Между тем ружейные выстрелы становились слышнее.

Обнимая коня за шею, Ергаш задумался. Иван Кирпичников… Кто он такой? Этот отчаянный казак заменил погибшего в бою капитана Окунева и теперь возглавлял отряд беглых казаков. Эти сведения он узнал у пленного солдата, которого случайно удалось захватить во время позорного бегства с поля боя. А теперь этот казак вытесняет его, Ергаша, из степи и делает это на редкость удачно, упорно и умело…

«А кто я такой? — спросил себя в припадке вдруг закипевшей злобы Ергаш. — Простой джигит в войске Юсупа?»

С громким топотом к юрте подскакали несколько всадников. С первого коня соскочил младший сын Юсупа, безобразно толстый Ирек. Перепуганный юноша подбежал к сабарману и всхлипнул:

— Казаки напали на нас ночью…

«Хорошо, что я вовремя унес оттуда ноги!» — с радостью подумал Ергаш.

— Все… все воины полегли. Изрублены и застрелены!

— А женщины? Дети? — без всякого интереса спросил сабарман.

— И-их не тронули.

— Прыгайте на коней и уносим ноги, — сказал наконец Ергаш, приходя в себя из заторможенного состояния.

— А куда? Куда бежать? — захныкал Ирек. — Где можно от казаков спрятаться?

Снова топот, одиночные выстрелы, недолгая тишина. И опять топот. Это появился старший сын Юсупа — Сияркул.

— Казаки… казаки в ауле. Отец зарублен!

Юноша захрипел. Видимо, от сильного волнения перехватило горло. На глаза Сияркула набежали слезы, и он махнул рукой.

— А где брат мой? — завертел он головой, но, увидев Ирека живым, немного успокоился.

— Едем на дальний стан, там мои люди, — распорядился Ергаш, запрыгивая на коня. — Надеюсь, туда казаки еще не добрались.

— Нет, не едем, — воспротивился вдруг Сияркул. — Скачем обратно в аул и…

— Если хочешь остаться без башки, то поезжай, — ухмыльнулся Ергаш. — Скатертью дорога, племянничек!

— Я убью тебя! — истерично взвизгнул юноша, рванул из ножен саблю и замахнулся на своего дядю, которого считал прямым виновником свалившейся на них беды. — Это ты приволок за собой нечестивцев, пес безродный!

Ергаш взялся за торчавшую из–за пояса рукоять пистолета и резко оборвал:

— Полегче, сосунок! Казаков не я привел, а кто–то из моих воинов, плененных ими. А я просил твоего отца дать мне воинов. И ты мою просьбу слышал. Если бы внял Юсуп моим просьбам, и сам бы жив был, и казаков в степи порубили…

Сияркул посмотрел в сторону разгромленного аула, убрал саблю и заговорил дрожащим голосом:

— А хоронить? Как хоронить отца будем?

Он не находил слов. Слезы ручьями полились из его глаз. Ергаш придержал танцующего под собой красавца коня:

— Не время сейчас. Не можем же мы идти под казачьи сабли!

— Я пойду. Я найду его! — закричал Сияркул. — Мне не страшны казачьи сабли!

— Глупо, зря голову подставляешь, — вздохнул Ергаш, которого нисколько не тронули слезы племянника.

— Чего же ты предлагаешь?

— Уходить. И чем быстрее, тем лучше!

— Если так хочешь, то убирайся, спасай свою никчемную шкуру, трус, — бросил гневно ему в лицо Сияркул. — А ты, Ирек? — Он посмотрел на трясущегося брата. — Ты со мной, брат мой?

Толстяк попятился и поспешил спрятаться за спину дяди.

— Будьте вы прокляты, трусы и предатели! — в сердцах воскликнул убитый горем юноша и запрыгнул на коня.